Хотя, если так подумать, одна десятая — это еще приемлемо. Придя к такому выводу, я, не переставая хмуриться, кивнул.

— Окей. Значит, договорились.

С этими словами молодой человек куда-то меня повел.

Он же не собирается меня расчленить и продать на органы? Поддавшись тревожным мыслям, я внутренне напрягся, приготовившись, если он захочет завести меня в какое-то подозрительное место, тут же закричать: «Help!» — и броситься наутек.

Интересно, а продажу органов убитых можно отнести к торговле людьми?

Пока я размышлял над подобной ерундой, он дошел до бара на углу широкой улицы.

На вывеске были нарисованы пчелиные соты, поверх которых шла надпись латиницей, но я не смог ее прочесть, поэтому про себя я зову то место просто «Соты».

Зайдя внутрь, я уловил приторный запах меда. Снаружи это заведение казалось меньше, чем бар — оно скорее напоминало первоклассный ресторан.

Ну не набросятся же на меня здесь, думал я, обозревая зал. Но кроме двух-трех довольно подозрительных типов среди здешних посетителей были и старики, и дети, и влюбленная парочка, так что я немного успокоился.

Мой проводник ушел вглубь ресторана и заговорил с каким-то мужчиной. Тот молча кивнул и, ничего с собой не взяв — и, если на то пошло, не спросив счета, — вышел на улицу.

— Я рассказал ему, в чем дело… Он отправился за вашими вещами. Тех мальчишек в нашем районе каждая собака знает. Думаю, их быстро найдут.

Как-то больно легко ты их сдаешь, учитывая, что вы заодно. Но, разумеется, вслух я это не сказал.

— Что ж, пока ждем, давайте о чем-нибудь поболтаем.

Но у меня не было ни одной идеи, о чем с ним можно было говорить. В конце концов, я поинтересовался, откуда он так хорошо знает японский.

— А-а… в руководстве нашей организации есть один японец… Зовут Ягурума. Он много со мной занимался. А современных выражений нахватался из фильмов и японских комиксов.

Организация. Так и думал, что он из мафии или другой какой преступной группировки. Но я зашел так далеко, что мне уже море было по колено, поэтому откровенно его об этом спросил.

— Нет… Мы не мафия. На взгляд простых обывателей, разницы никакой, но… мы зовемся «каморра». Знакомо такое слово?

Впервые его услышал.

— Мафия зародилась в Италии на Сицилии. Первоначально это были вооруженные крестьянские отряды… можно сказать, силы самообороны, из которых в дальнейшем сформировались целые организации. Каморра же появилась в Неаполе. Слышал, название пошло от банды заключенных, но, честно говоря, я сам точно не знаю.

Банда заключенных. Мне уже одного этого хватило, чтобы начать считать каморру еще опаснее мафии, но и эту мысль я решил оставить при себе.

— В нашей организации мне отведена роль «контаюоло». Что-то вроде казначея… У мафии я бы звался бухгалтером.

Не вижу особой разницы.

— Ха-ха… Но сейчас все считают нас той же мафией. Наркомафия, китайская мафия, русская мафия, контрабандисты… Но в Неаполе в фаворе именно каморра. Правда, после эмиграции в США мы с ними потеряли всякую связь.

Он продолжил сыпать подробностями, но я был слишком далек от понимания всего этого. Я и с японскими гангстерами-то никогда не сталкивался. Не получалось у меня вот так просто взять и принять тот факт, что передо мной сидит каморрист, или мафиози, или как там его называть… в общем, представитель преступного мира.

— Ничего удивительного. Даже среди жителей Нью-Йорка и процента не наберется тех, кто так или иначе контактировал с мафией. Разумеется, туда же входят и их непосредственные жертвы. Я при всей своей чрезмерной открытости, бывает, рассказываю таким, как вы, правду о себе, но это капля в море внутри того же жалкого одного процента.

Да уж, повезло, так повезло.

Но к тому моменту этот парень уже успел окончательно заговорить мне зубы. Мне начало казаться, что мы знакомы много лет. Хотя фактически даже имен друг друга еще не знали.

— Нет… На деле их, конечно, намного больше, просто люди обычно не любят обсуждать свой опыт общения с мафиози…

Что-то подобное я слышал из фильмов и сериалов. Кажется, это называется «омерта» — когда простые обыватели, боясь мести, молчат о преступлениях, свидетелями которых стали.

Однако… А почему тогда он рассказывает обо всем этом первому встречному?

— Ха-ха. Ну, не знаю, как в других организациях, а у нас все не до такой степени строго. Мы не ворочаем такими уж крупными делами… Если на то пошло, у сицилийских мафиози в принципе не принято раскрывать себя, а вот каморра… Нет, когда-то и американская мафия была такая же, а сейчас… и открыто заявляют, чем они занимаются, и, случается, боссы лично дают интервью журналистам.

— Жаждут привлечь к себе внимание, что ли?

В ответ на мой вопрос парень секунду помолчал, а затем в голос расхохотался.

— И не страшно вам спрашивать такое? Я все-таки самый настоящий каморрист?

Ни капельки.

— Вы случайно не думаете, что я тут вас разыгрываю?

Нет. Если бы он хотел надо мной подшутить, не было бы смысла заходить так далеко и рассказывать специально про каморру.

— А вы странный человек… Из рассказа Пола я решил, что вы этакий обычный простофиля-японец.

Ну спасибо, конечно. И вообще, если он так свободно владеет японским, что ж он про суффикс «сан» по отношению к старшему забыл? Почему не «Пол-сан»? Пусть в США не так много внимания уделяют возрастной иерархии, но элементарные приличия обычно стараются соблюдать… По крайней мере, так я прочел в путеводителе.

В тот момент я и представить не мог, что это невинное замечание перевернет всю мою дальнейшую жизнь с ног на голову.

Последовала новая, на этот раз более продолжительная пауза, и парень, хихикая, пробормотал:

— Какие все-таки удивительные совпадения бывают…

О чем он? Пока я в растерянности на него глядел, на лице моего собеседника расцвела совсем детская улыбка. Как у ребенка, нашедшего себе новую игрушку… Или задумавшего какую-то шалость.

Затем он, недолго поколебавшись, говорить или нет, все-таки произнес тихим голосом:

— Вообще-то Пол младше меня.

Хм… М? Погодите, что он сейчас сказал? Но тот полицейский, как ни смотри, был явно в возрасте… Или он просто настолько плохо выглядит?

— Вы знаете… Возвращаясь к прошлой теме нашего разговора… За последние где-то, получается, шестьдесят лет я раскрыл свою личность каморриста примерно сотне человек. Правда, это были все сплошь знакомые и полицейские… Если подумать, не случись с вами эта неприятность, я бы в жизни не свел знакомство с обычным, не связанным с криминалом туристом! Ха-ха!

В тот миг я решил, что ослышался. Шестьдесят лет. Сидящий передо мной парень… Может, я плохо определяю возраст белых людей по внешности, но ему никак не могло быть больше половины от шестидесяти.

— На самом деле я так называемый бессмертный. Я не могу умереть.

Ага. Это, видимо, такая американская шутка.

— А, вы не верите! Но честное слово, режьте меня, жарьте — мне ничего не будет.

— Слышал, американские шутки имеют тенденцию затягиваться.

Но в ответ на мою ехидную реплику парень, не переставая улыбаться…

Достал из кармана нож и воткнул лезвие себе в ладонь.

В первую секунду я не мог понять, что произошло. Из пронзенной ножом кисти льется кровь. Глядя на онемевшего меня, парень, все так же улыбаясь, сказал:

— Все в порядке… Смотрите сами.

Он медленно вытаскивает лезвие. Я ожидал увидеть фонтан крови, но ничего подобного.

Какой там фонтан. В следующий миг меня ожидало зрелище воистину невероятное.

Залившая стол кровь… Точно живая вдруг заколыхалась… и, будто ведомая желанием вернуться назад в тело, поползла назад к ране. С последней каплей порез бесследно затянулся. На столе не осталось ни пятнышка.