Ремюза в биографии Бэкона довольно строго относится к этому сочинению: он говорит, что долголетняя деятельность Бэкона наложила свои следы на его мировоззрение; автор так привык сохранять государственные тайны, что утратил с годами смелость и откровенность, необходимые историку. Он на каждом шагу не договаривает, обнаруживая свое благоразумие и скрывая свою проницательность; это придает изложению натянутость и искусственность.
К этому же времени относятся труды Бэкона по законодательству, которыми до сих пор пользуются специалисты по этой части. Здесь, как и всегда, Бэкон от частных вопросов переходит к общим; он начал с рассмотрения законов Англии и кончил знаменитым введением в историю законодательства, известным под заглавием «О всеобщей справедливости и источниках права». Этот труд был мечтой философа-энциклопедиста. Бэкон с одинаковым интересом занимался изучением самых разнородных явлений. Он записывал рассуждения о происхождении ветров, о жизни и смерти, о звуке, о плотности тел; все это, конечно, относится теперь к области устаревшей физики. Его наблюдения неопределенны и неточны; его объяснения неясны и поражают нас своей странностью. Но он с увлечением делал что мог, закладывая, таким образом, фундамент будущего индуктивного изучения природы. Популяризируя свои идеи, Бэкон писал роман «Новая Атлантида», в котором излагал проект общества или академии, называемой им коллегией шестидневного творения. Он называл также создание своей мечты институтом Соломона и не раз советовал королю осуществить ее, чтоб заслужить славу у потомства. Желание Бэкона сбылось, – со временем такой институт возник под именем лондонского Королевского общества. Поэт, воспевший это важное в ученом мире событие, не забыл идеи Бэкона и назвал его лордом-канцлером законов природы.
От физики Бэкон незаметно переходил к философии. Он собрал все свои философские сочинения, напечатанные по-английски, желая оставить после себя нечто цельное и законченное, причем все написанное им по-английски велел перевести на латинский язык и наоборот; таким образом, он готовил издание своих сочинений на обоих языках. Свое сочинение об успехе наук Бэкон связал систематически с «Новым Органоном» и издал его под общим названием «Instauratio Magna».[1] Этот труд послужил Бэкону истинным нерукотворным памятником. И возмутительно, и грустно читать, что, посвящая эту книгу Якову I, он униженно называет ее «жалким плодом своего уединения».
В период славы и могущества общественная деятельность и рассеянная светская жизнь отвлекали Бэкона от научных занятий, а в последние годы жизни необходимый для занятий покой нарушала нужда, доходившая вследствие известных нам обстоятельств до того, что Бэкону приходилось сидеть даже без пива, в котором он очень нуждался, потому что имел привычку выпивать стакан пива перед сном. Это была одна из его причуд, которыми вообще отличался наш философ: он уверял, например, что на его здоровье действуют фазы Луны; весною, во время дождя, он выезжал в открытом экипаже, также уверяя, что это очень полезно для здоровья.
Посреди великих трудов, которым можно посвятить жизнь, Бэкон не мог забыть своего прошлого величия; в нем не переставал говорить государственный человек, поневоле получивший отставку: свергнутый министр постоянно нарушал покой философа. Он то и дело предлагал свои услуги королю и давал прекрасные советы, которых, однако, никто не спрашивал.
После смерти Якова I на престол вступил Карл I, и у Бэкона опять возникли надежды занять утраченное общественное положение; но герцог Бекингэм по-прежнему оставался в силе, и потому мечты Бэкона остались мечтами. Наконец он смирился со своей участью и продолжал работать в тиши. Настал 1625 год. В то время в Лондоне свирепствовала эпидемия. У Бэкона болезнь отняла его последние силы. Он лишился способности много работать, стал тяготиться жизнью и неохотно принимал гостей. В это время его посетил маркиз Еффиа. Бэкон принял его в комнате с закрытыми ставнями. «Однако же вы точно ангел, – сказал Бэкону находчивый француз. – Об ангелах говорят, считают их высшими существами, но не имеют удовольствия их видеть».
В последний год своей жизни Бэкон напечатал последнее, самое полное издание «Опытов» и перевод нескольких псалмов в стихах. О своем поэтическом таланте он и сам был невысокого мнения.
Большую часть своего времени автор «Органона» отдавал опытам, но знание природы у него было ниже его знаменитых современников. Избалованная светская жизнь служила плохой подготовкой для естествоиспытателя, и работы его в области естественных наук имели весьма скромное значение, несмотря на то, что он чрезвычайно любил изучать природу. Он погиб жертвой своей любознательности. 2 апреля 1626 года была холодная погода; шел снег. Бэкон катался в экипаже с медиком короля, и ему пришла мысль испытать действие снега на предохранение от гниения органических веществ. Он вышел из экипажа и, купив у одной крестьянки зарезанную курицу, тут же собственноручно обложил ее снегом.
По всей вероятности, от этого он простудился, причем заболел так быстро, что не доехал до своего дома и принужден был искать убежища в находившемся поблизости доме графа Арунделя. Он нашел, однако, силы написать письмо графу, извиняясь, что случайно поселился в его доме без спроса. Это и было последнее письмо Бэкона, где между прочим говорится следующее: «Я чуть было не подвергся участи Плиния, который умер, приблизившись к Везувию, чтобы лучше наблюдать извержение». В конце письма он сообщает графу, что опыт как нельзя более удался.
Бэкон чувствовал себя настолько слабым, что перенести его домой не было никакой возможности; он так и остался в доме графа, окруженный заботами и попечениями его домашних. Через неделю, 9 апреля, великий философ скончался в первый день пасхи. Ему было тогда шестьдесят шесть лет.
Его похоронили без всякой пышности близ Saint-Alban, в церкви св. Михаила, где покоилась его мать. Бэкон не оставил после себя потомства; жена пережила его и вышла замуж за другого.
Один из его друзей поставил ему памятник из белого мрамора, на котором он представлен сидящим и погруженным в свои занятия. На этом памятнике читаем следующую эпитафию: «Фрэнсис Бэкон, барон Веруламский, виконт Альбанский, но более известный под именем светила науки, образцового оратора, обыкновенно сидел в такой позе. Разрешив все задачи тайн природы и гражданской мудрости, он умер, повинуясь естественному закону: все сложное подлежит разложению, в MDCXXVI году от Р. X. на LXVI году своей жизни. В память такого великого человека воздвиг этот монумент Фома Меотис, исполняя долг того, кто пережил, проникнутый восторгом к пережитому».
За пять месяцев до своей смерти Бэкон, чувствуя, что ему недолго остается жить, сделал распоряжения относительно своего имущества и своих сочинений и написал духовное завещание, в котором заслуживает внимания сумма, отказанная на учреждение двух кафедр реальной философии в Оксфордском и в Кембриджском университетах. В этом завещании Бэкон не забыл никого из своих друзей и позаботился наградить своих слуг. Он отказал также порядочную сумму леди Кук (урожденная леди Геттон) и ее двум детям. Эта холодная, надменная женщина, жена его врага, постоянно делавшая ему неприятности, внушила, однако, Бэкону такое нежное и глубокое чувство, которое, может быть, было единственное в его душе, не отличавшейся страстностью. В прибавлении к завещанию Бэкон лишает большей части наследства свою жену «вследствие уважительных и важных причин».
В этом завещании деловые распоряжения часто прерываются замечаниями, похожими на исповедь, отличающуюся задумчивой, возвышенной меланхолией. Оно знакомит нас с настроением души Бэкона в то время, когда он мог оглянуться на самого себя и строже отнестись к своему прошлому. Он писал: «Я завещаю свое имя и свою память суду милостивых людей, чужим народам и отдаленному будущему». В этих словах, с одной стороны, проглядывает сознание своих великих заслуг, гордый ум, смело рассчитывающий на бессмертие, а с другой стороны – в них слышится голос удрученного сердца, молящего о пощаде.
1
«Великое восстановление» (лат.)