Ответ легионеров был единодушным. Воины и собравшаяся толпа незамедлительно провозгласили Песценния Нигера Августом. На стороне Нигера оказались все восточные легионы Империи - общим числом девять. Его поддержали парфяне и жители города Византий. Лишь внутренние трудности помешали парфянскому царю Вологезу IV отправить в помощь Нигеру войска. Царь был вынужден ограничиться отправкой нескольких союзных отрядов.

Гай Песценний Нигер Юст предположительно родился в семье, относившейся к всадническому сословию. Элий Спартиан пишет, что он: "по словам одних, происходил от родителей, не занимавших высокого положения, а по словам других – от знатных родителей. Отцом его был Анний Фуск, матерью – Лампридия, дедом – попечитель Аквина; такова была семья, из которой он происходил, но и это теперь подвергается сомнению. Образование он получил посредственное, отличался свирепым нравом, несметными богатствами, был бережлив в домашнем быту необузданно предавался всяким страстям".

"Песценний отличался полнотой, обладал красивой наружностью, волосы изящно зачёсывал назад. Голос у него был хриплый, но громкий настолько, что, когда он говорил на поле, его можно было слышать за милю, если этому не мешал ветер. Лицо у него было внушавшее уважение и всегда багровое, шея – до того чёрная, что, по словам очень многих, из-за этого он и получил прозвание "Нигер". Всё прочее тело было белое и скорее тучное. Он был жаден до вина, умерен в еде, а любовные утехи признавал единственно только для рождения детей".

Военную карьеру Нигер начал в правление императора Марка Аврелия. Принимал участие в Маркоманских войнах (по дунайской границе), был назначен префектом вспомогательной когорты. В правление сына Марка Аврелия, Коммода, поднялся до должности военного трибуна. Будучи переведён в Дакию в должности претора, участвовал совместно с другим будущим римским императором Децимом Клодием Септимием Альбином в войне против сарматов. За успешное ведение боевых действий Коммод назначил Гая Песценния сенатором, тогда же Нигер приобрёл репутацию отличного военачальника. В 185 году н.э. он назначается наместником провинции Лугдунская Галлия (Gallia Lugdunensis). Ему поставлена задача подавить восстание, возглавляемое бывшим римским легионером (дезертиром) Матерном. Банда Матерна была разбита, однако антиримские выступления на этом не закончились, потому как помимо Матерна в Галлии набирало силу движение багаудов. Багауды (Bagaudae), отряды которых состояли из потерявших собственность местных жителей, рабов (а впоследствии и колонов), нападали на виллы крупных римских землевладельцев и плохо защищённые города. В некоторых районах Галлии багаудам удалось создать независимые общины, не подчиняющиеся власти Рима. Багауды сумели распространить своё влияние и на северо-восточную Испанию. В 285-286 годах н.э. избранные императорами вожди багаудов Аманд и Элиан могли собрать под своим началом целую армию. Восстание багаудов началось в 187 году н.э. при императоре Коммоде. Окончательно разгромлено в 454 году н.э. вестготами (когда испанские багауды были уничтожены Фридерихом, братом короля Теодориха II).

Вскоре после победы над дезертирами Матерна Песценний Нигер становится консулом-суффектом, а вслед за этим он: "по приказанию Коммода был поставлен во главе сирийских войск, главным образом по ходатайству того атлета (Нарцисса), который впоследствии задушил Коммода, – так тогда делалось".

Септимий Север называл его полезным для государства человеком: "В то время как Север управлял Лугдунской провинцией, Песценний был с ним в самых дружеских отношениях; ведь Нигер был послан для поиски дезертиров, которых тогда было очень много в Галлиях, где они производили грабежи. Прекрасным выполнением этого поручения он доставил большое удовольствие Северу, так что Септимий сообщал Коммоду о нём как о человеке, необходимом для государства".

В делах воинских Нигер был военачальником суровым и требовательным: "Никогда воин, находившийся под его начальством, не вымогал у провинциалов ни дров, ни масла и не требовал услуг. В бытность военным трибуном он сам ничего не брал для себя у воинов и не позволял что-либо у них брать. Будучи уже императором, он приказал отрядам вспомогательных войск побить камнями двух трибунов, которые, как было установлено, получили взятку. Имеется письмо Севера, в котором он пишет Рагонию Цельзу, управлявшему Галлиями: "Достойно сожаления, что мы не можем подражать в военной дисциплине тому, кого мы победили на войне: твои воины бродяжничают, трибуны среди дня моются, вместо столовых у них трактиры, вместо спален – блудилища; пляшут, пьют, поют, мерой для пиров они называют пить без меры. Могло ли бы это быть, если бы в нас билась хоть одна жилка дисциплины наших предков? Итак, исправь прежде трибунов, а потом уже и воинов. Пока он будет тебя бояться, ты будешь держать его в руках. Но узнай, хотя бы на примере Нигра, что воин не может чувствовать страх, если военные трибуны и начальники сами не будут неподкупными.

О нём же, когда он был ещё простым воином, Марк Антонин – Корнелию Бальбу: "Ты хвалишь мне Песценния, я с этим согласен; ведь и твой предшественник говорил, что Песценний деятелен, ведёт строгий образ жизни и уже тогда был выше, чем обыкновенный воин. Поэтому я отправил письмо, которое должно быть прочитано перед строем; в нём я отдал приказ поставить Песценния во главе трёхсот армян, ста сарматов и тысячи наших бойцов. Твоё дело объяснить, что этот человек не происками, что не соответствует нашим нравам, но доблестью дошёл до такого положения, которое дед мой Адриан и прадед Траян предоставляли только самым испытанным людям. О нём же – Коммод: "Я знаю Песценния как храброго человека; я дал ему уже два трибунства и скоро назначу военным начальником, когда Элий Кордуен по старости откажется от службы".

Он держал воинов в большой строгости; когда пограничные воины в Египте стали требовать у него вина, он ответил: "У вас есть Нил, а вы просите вина", – и действительно вода в этой реке настолько вкусна, что местные жители не потребляют вина. Когда воины, побеждённые сарацинами, стали волноваться и говорили: "Мы не получаем вина, мы не можем сражаться", – он сказал им: "Стыдитесь, – те, кто побеждают вас, пьют воду". Когда жители Палестины просили облегчить им налоговое бремя на том основании, что оно было слишком тяжёлым, он ответил: "Вы хотите облегчить налоговое бремя, лежащее на ваших землях, а я хотел бы обложить ещё и ваш воздух".

Песценний отличался такой строгостью, что, увидав во время похода, как какие-то воины пьют из серебряного кубка, приказал изъять из употребления на время похода всякое серебро, добавив, что следует пользоваться деревянными сосудами. Это вызвало со стороны воинов озлобление против него. Он говорил, что военный багаж может попасть в руки врагов; не надо давать возможность варварским народам чрезмерно хвастаться нашим серебром, потому что остальное не так обрадовало бы врагов. Он же приказал, чтобы во время похода никто не пил вина, чтобы все довольствовались винным уксусом. Он запретил во время похода следовать за войском пекарям и велел воинам и всем прочим довольствоваться солдатскими сухарями. За похищение одного петуха он приказал отрубить голову десятерым воинам одного манипула, которые ели вместе этого петуха, похищенного одним, и он привёл бы этот приказ в исполнение, если бы не просьба всего войска, которое угрожало чуть ли не мятежом. Пощадив осуждённых, он приказал, чтобы те десятеро, которые ели краденого петуха, заплатили провинциалу в десятикратном размере. Сверх того, он дал приказ, чтобы в течение всего этого похода никто из воинов этого манипула не разводил огня, никогда не ел свежесваренной пищи, питался бы хлебом и холодной едой, и назначил наблюдателей за выполнением этого приказа. Он же приказал, чтобы воины, отправляясь на войну, не носили в поясах золотых и серебряных денег, но сдавали их в казну, с тем чтобы после битв получить обратно то, то они сдали; при этом он добавил, что деньги эти будут выданы сполна их наследникам, детям и жёнам, кому полагается это наследство, для того, чтобы в случае, если судьба пошлёт какую-нибудь неудачу, ничего не перешло к врагам в виде добычи. Но всё это послужило ему во вред: до того дошла распущенность во времена Коммода. Словом, хотя в его время не было никого, кто казался бы более строгим полководцем, однако это повело скорее к его гибели... после его смерти, когда исчезла и зависть, и ненависть к нему, такие примеры были оценены по достоинству.