Буль-буль-буль. Коньяк льется в рюмку, и Север, отправив очередную порцию в свое бездонное нутро, продолжил:

– Да что там деньги, Леша-джан. У нас весь мир будет. Ты веришь мне?

– Конечно, – с едва заметной насмешкой кивнул Лекс.

Насмешки Север не заметил или же не обратил на нее внимания.

– Нам предстоит освободить мир от оков! – произнес он и махнул рукой, видимо ощущая себя Лениным на броневике. – То есть спасти мир, Леша-джан. Не больше и не меньше.

– От чего освободить? – переспросил Лекс.

– Правильнее сказать – от кого. От тех, кто сейчас им правит. От кукловодов, дергающих за ниточки глав государств и уничтожающих целые нации в угоду собственным интересам. От алчных семейств, которые в погоне за прибылями не останавливаются ни перед чем. От тех, кто хитростью, подлостью и коварством загнал человечество в сети рабства…

– Эй-эй-эй! – Лекс поднял руку, пытаясь перекрыть этот фонтан красноречия. – Это что, лекция по кухонной конспирологии?

– Это правда, Леша-джан. Нас уничтожают, каждый день, каждый час, каждую…

– Чушь какая-то, – пробормотал Лекс. – Я пошел домой.

– Подожди! Это не чушь! – воскликнул Север. Плеснул коньяка в рюмку, выпил и сказал: – Сейчас весь мир принадлежит жидам, которые, подобно паукам, запутали нас в своих сетях… Все эти Голдманы, Леманы, Мэрилы, Морганы…

Он вдруг вздрогнул и осекся, замолчав. Как будто невидимая рука отвесила ему подзатыльник. И, конечно же, быстрый взгляд в сторону экрана. Неуверенный, даже немного напуганный.

Интересно, как он получает сигналы, вроде на ушах ничего нет, подумал Лекс, а вслух сказал с недоумением:

– Север, ты же вроде сам еврей.

– Да. У меня есть еврейские корни, – подтвердил Север. – Но я не жид. Я никогда…

Он снова осекся. Помолчал секунду, затем начал медленно говорить:

– То, что вы сделали вчера, лишь малая часть, песчинка в море. Тест, подобный тем, что ты давал своим людям, чтобы проверить уровень их мастерства. Вы получите оплату, сполна, и даже с бонусом. Но прежде чем вы перейдете на следующий уровень и получите действительно серьезную работу, нам надо убедиться в том, что вы готовы к ней. Вы должны понимать всю серьезность нашего дела. Ставкой окажется весь мир, и назад пути уже не будет.

Он говорил так, словно читал по бумажке или повторял слова невидимого и неслышимого суфлера.

– Мы знаем, что это ты написал код первого вируса серии «Стакс», и знаем, для кого ты это сделал. Мы знаем, что на сегодняшний день ваша команда является одной из лучших в области модифицирования вируса. Но мы не знаем, насколько твои люди подчиняются тебе. Мы также не знаем, насколько важны для вас голосования, которые вы проводите, когда принимаете решения по тому или иному вопросу, и еще…

– Кто это «мы»? – нервно перебил его Лекс. Ему категорически не понравилась осведомленность Севера или того, чей текст он сейчас наговаривал. – Может, вы раскроете карты и объясните в двух словах, кто вы и чего хотите? А то меня этот беспредметный разговор уже начал утомлять.

Возникла небольшая пауза, во время которой Север стоял неподвижно, возвышаясь над столом и вроде бы глядя в сторону Лекса, но в то же самое время куда-то в пустоту. Потом Север шагнул к плазме, провел рукой по матрице пульта управления.

Экран включился, и Лекс с любопытством уставился на пожилого седовласого европейца, одетого в серый костюм, который больше походил на униформу, только без знаков различия.

Человек сидел за девственно пустым столом, на заднем фоне – такая же девственно чистая стена зеленоватого оттенка. Он чем-то был похож на популярную тусовщицу Ксению Собчак, и это сходство немного позабавило Лекса.

– Это… – Север смущенно кашлянул и нерешительно посмотрел на него.

– Меня зовут Лотар Эйзентрегер, – представился человек с экрана. Он говорил на каком-то европейском языке, механический переводчик исправно и равнодушно переводил слова, заглушая оригинальную речь. – Кто ты, я уже знаю, поэтому рад визуальному знакомству.

– Взаимно, – буркнул Лекс.

– Алексей Лёвин, русский, родился в России, город Санкт-Петербург. Ведущий разработчик первого вируса серии «Стакс». Модификация вируса для нефтеперерабатывающих заводов «Тексако индастриз», взлом «Китано апгрейд», а теперь еще и вчерашний взлом МК. Хороший послужной список.

– Я в курсе, – кивнул Лекс. – Это ведь мой послужной список.

Эйзентрегер задумался. Кажется, у него возникли трудности с переводом.

– Ранее у меня не было времени, чтобы познакомиться с тобой лично, – сказал он. – Но сегодняшние новости поторопили меня исправить это недоразумение.

– Спасибо за оказанную честь, – сказал Лекс, едва сдерживая сарказм. – Сожалею, что не могу пожать вашу руку.

– Прости, что ты сказал? – переспросил Эйзентрегер.

– Это была неудачная шутка, – сразу же пояснил Север.

Лекс покосился на него недовольно и едва не сказал, что это он, Север, неудачная шутка.

– У вас есть какая-то работа для нас? – спросил он.

– Да. – Кажется, Эйзентрегер сам обрадовался, что они наконец перешли к делу. – Для всех твоих людей, кто согласится с нами сотрудничать.

– А что, думаете, что не все согласятся?

– Не все.

Лекс хмыкнул.

– Ну и что от нас требуется?

– Участие в проекте, связанном с разработками новых модификаций вируса. Контракт на полгода, проект засекречен, поэтому полная изоляция. Кажется, именно в таких условиях был разработан «Стакс»?

– У нас не было полной изоляции.

– Я уделяю больше внимания секретности, и награда моим людям гораздо солиднее той, что платил твой первый работодатель. После того как ты дашь принципиальное согласие, мы поговорим о деталях. Но, как я уже сказал, меня беспокоит, сможешь ли увлечь за собой всех своих людей. Потеряв нескольких членов, будет ли ваша команда столь эффективной, как сейчас?

– Если вы будете хорошо платить, никто не откажется от работы, – сказал Лекс.

– Откажутся. Не по финансовым, а по идеологическим причинам. Видишь ли, несмотря на то что этот проект – исключительно моя инициатива, я рассчитываю, что он послужит нашему общему делу. Делу, которому я отдал всю свою жизнь. И когда твои друзья узнают про нас чуть больше, боюсь, не все захотят с нами сотрудничать.

Может, это действительно топ-менеджер какой-нибудь крупной корпорации вроде Sony, подумал Лекс. Нанимает себе команду хакеров, подобно олигархам, покупающим футбольные клубы.

– С вами – это с кем? – раздраженно повторил Лекс свой вопрос. – Какая-то корпорация?

Эйзентрегер улыбнулся.

– У нашей корпорации много имен, – сказал он, и казалось, эта фраза была чем-то вроде домашней заготовки, визитной карточки. – Возможно, некоторые из них ты мог встречать в сводках биржевых новостей. Но у нее есть одно имя, которое доступно лишь избранным. 

И поскольку ты, Алексей, отныне входишь в их число, я скажу тебе его. Четвертый рейх.

Это не Sony, с грустью подумал Лекс. Что ж, по крайней мере это грозно звучит.

Москва, конец апреля 2007 года

– Шесть лет. Шесть лет. Шесть лет.

Евпатьевна рассказала Алине, что она спала шесть лет. Наверное, ей не стоило этого говорить. Алина запоминала или, точнее, вспоминала некоторые слова, когда слышала, а потом повторяла их. Без всякого смысла.

– Шесть лет. Шесть лет.

Шесть лет во тьме – это очень много. Не хотелось бы испытать такое на собственной шкуре. Шесть лет, вычеркнутых из жизни и из памяти.

Впрочем, она и сейчас во тьме. Едва-едва виден лучик где-то вдалеке, а она, возможно, и не спешит вовсе к этому свету. Сидит в кресле и, как заводная кукла, повторяет одну и ту же фразу, пока пружина не ослабнет. Тогда замолчит и будет смотреть в одну точку, изредка реагируя взглядами на происходящее вокруг.

На прошлой неделе ее посещал психотерапевт. Перед ним какой-то йог из Индии, с нестерпимо благовоняющими палочками и порошками из змеиного яда. Вчера приходил китаец-иглоукалыватель, без лицензии и не говорящий по-русски. Их приводила Евпатьевна, с трудом выискивая на это средства.