— Он боится, это ясно, — уверенно сказал Томми, когда они распрощались с Уилкоксом.

В четыре часа одновременно произошли два важных события. Эксперт позвонил из приемной доктора Мэдден и сообщил им даты, когда Клейтон Уилкокс консультировался с психологом.

— Он встречался с доктором Мэдден на протяжении месяца после исчезновения Марты Лоуренс и трех недель после исчезновения Карлы Харпер, — повторил Томми слова эксперта. В его голосе звучало возбуждение. — И он еще утверждает, что не помнит! Этот тип отменный лжец!

— Он говорил нам, что страдал депрессией. Если он придушил этих девушек, ему было от чего впасть в депрессию, — язвительно заметил Пит.

— Джоан Ходжес говорила мне, что они не нашли пока данных на него в бумагах доктора Мэдден, — Томми сердито поджал губы. — Но если им даже и удастся что-то наскрести, нам понадобится решение суда, чтобы с этими материалами ознакомиться. Но как бы там ни было, мы до них доберемся.

Вторая порция манны небесной перепала им в виде телефонного звонка от агента из Кливленда.

— У меня есть связи с брокерской фирмой, с которой имеет дело Уилкокс. Этот парень может лишиться работы, если об этом станет известно, но он заглянул в бумаги Уилкокса. Двенадцать лет назад, когда он уходил в отставку, он взял под залог своих акций сто тысяч долларов. Взял он их в виде чека на свое имя. Но чек этот оказался в Анн-Арбор, Мичиган, на счету некой Джины Филдинг.

По удовлетворенной улыбке, с которой Дагган слушал, Питер Уолш понял, что дела наконец-то продвигаются успешно.

— Тебе это понравится, Дагган. Джина Филдинг училась в Инок-колледже и бросила учебу как раз перед отставкой Уилкокса.

— И где она теперь?

— Мы ее ищем. Она переехала в Чикаго, вышла замуж, потом развелась. Мы ее со дня на день обнаружим.

Положив трубку, Томми Дагган взглянул на Пита Уолша с мрачным удовлетворением.

— Завтра утром мы нанесем еще один визит бывшему президенту Инок-колледжа. Я не удивлюсь, если еще до того, как мы с ним закончим, его фамилию снимут со здания, которое они назвали в его честь.

"Утро было в высшей степени неприятное. Как раз когда мой окончательный план так прекрасно реализовывался, мне пришлось принять радикальное и потенциально опасное решение.

Каждое утро я покупал «Нэшнл дейли». Всю неделю их корреспондентка, эта прохиндейка Реба Эшби, жила в «Волне» и всюду лезла, вынюхивая сплетни.

Сегодня утром я понял, что ее разговор с Бернис Джойс либо меня погубит, либо окажется моим спасением.

Миссис Джойс сообщила Эшби, что она почти что уверена, что знает, кто взял шарф в тот вечер.

Если бы она рассказала об этом полиции, они бы, конечно, убедили ее назвать меня. Они бы уже начали расследовать каждое малейшее обстоятельство моей жизни. Их бы не удовлетворило мое объяснение, где я был и что делал, когда исчезла Марта.

Они бы доискались до истины, и жизнь, которую я избрал для себя, была бы закончена.

Мне пришлось пойти на риск. Я сидел на скамейке неподалеку от «Волны», делая вид, что внимательно читаю газету, и отчаянно пытался придумать, как мне проникнуть в отель и найти комнату миссис Джойс, чтобы меня при этом не заметили и не узнали. Под капюшоном у меня был парик, так что меня можно было бы описать как седого, и на мне были также темные очки.

Я понимал, что это весьма жалкая попытка изменить внешность, ноя также понимал, что, если у полиции будет возможность допросить миссис Джойс, она непременно назовет мое имя.

И наконец у меня появился шанс.

День был прекрасный, солнечный и теплый.

В половине восьмого миссис Джойс вышла на утреннюю прогулку. Она была одна, и я последовал за ней на расстоянии, размышляя о том, как бы отделить ее от толпы других гуляющих. К счастью, любители утреннего бега и ранних прогулок уже удалились, а для тех, кто выходит после завтрака, было еще рановато.

Пройдя неторопливым шагом несколько кварталов, миссис Джойс села на скамейку, где обычно располагается публика полюбоваться океаном, чтобы никто при этом перед ними не мелькал. Идеальное место для моей цели!

Я уже хотел подойти к ней, когда доктор Дермот О'Хейли, отставной врач, остановился побеседовать с миссис Джойс. К счастью, он задержался возле нее всего на несколько минут, а потом пошел своей дорогой. Я уверен, что на меня он не обратил никакого внимания, проходя мимо моей скамейки.

Поодаль я видел фигуры людей, но все они были далеко — на расстоянии не меньше квартала. Со шнурком в руке, я бесшумно присел рядом с миссис Джойс, закрывшей глаза и подставившей лицо теплым лучам утреннего солнца.

Она открыла глаза, почувствовав шнурок на шее, и в испуге повернула голову. Я затянул шнурок, и она наконец поняла, что происходит.

Она меня узнала. Глаза ее широко раскрылись.

Ее последние предсмертные слова были:

— Я ошибалась. Я не думала, что это вы.

— Прошлую ночь ты уж точно не спал сном младенца, — сказала Дженет, ставя перед Марти тарелку с горячей овсянкой.

— Я и чувствую, — отвечал Марти. — Мне всю ночь снились сны. Помню — сны паршивые, а проснулся — ничего не помню. Сон забылся, а мерзкое чувство осталось.

— Твое подсознание тебе старается что-то дать знать. Если бы ты вспомнил хоть обрывок сна, я бы помогла тебе его проанализировать.

— А на ваших курсах психологии вас учат анализировать сны? — спросил Марти, пряча улыбку.

— Мы обсуждаем, как из них можно извлечь пользу.

— Ну если мне сегодня что-нибудь приснится, я тебя разбужу, расскажу сон, и ты сможешь приступить к анализу.

— Держи блокнот на столике у кровати и записывай подробности. Но только не включай при этом свет. — Голос Дженет стал серьезным. — В чем дело, Марти? Что-то особенное или опять твое беспокойство по поводу преследователя?

— Ты вчера засиделась с внуками, а я лег рано, так что не было случая тебе рассказать. Я видел вчера Эрика Бейли.

Марти описал свою встречу с Бейли и свою странную уверенность в том, что он и есть преследователь.

— Откровенно говоря, я думаю, это уж слишком, — с сомнением сказала Дженет. — Но, с другой стороны, может, это можно как-нибудь проверить?

— Здравый смысл говорит, что Бейли не мог сидеть в субботу на поминальной службе в церкви Святой Катарины, там, где была и Эмили. Если бы она его узнала, это означало бы конец его затеям. Как ты понимаешь, мужчине труднее изменять свою наружность, чем женщине.

Марти взглянул на часы и поспешно закончил завтрак.

— Я пошел. Не учись слишком много. Я не хочу, чтобы ты превзошла меня интеллектуально. — Он сделал паузу. — И посмей только заявить мне, что ты уже давно превзошла! — шутливо предостерег он, целуя жену в щеку.

«Мужчине труднее изменить свою внешность, чем женщине». Как тревожные сны, которые он не мог вспомнить, эта фраза преследовала Марти весь день.

Он даже узнал номера фургона и «Мерседеса» Эрика Бейли и проверил их в дорожной службе.

Ни тот, ни другой за последнюю неделю не выезжали дальше тридцати миль от Олбэни.

«Ладно, успокойся», — сказал себе Марти, но подозрение, как больной зуб, продолжало его тревожить.

Когда в пятницу утром Эмили проснулась и взглянула на часы, она с удивлением увидела, что уже четверть девятого. «Это доказывает, как снимает напряжение пара бокалов вина», — подумала она, откидывая одеяло.

Благодаря долгому, без сновидений, сну она чувствовала себя бодрее, чем в прошлую неделю. Вечер был приятный, вспоминала она, готовя, как обычно, кофе и относя его наверх.

«Уилл Стаффорд симпатичный», — думала она, открывая шкаф и соображая, что надеть. Выбрала белые джинсы и красную с белым блузку с длинными рукавами, ее любимые вещи.