Этим же утром, чуть позже, Джордан зашла через главный вход в магазин, вывеска над которым гласила: «Рог изобилия. Овощи и фрукты». Здесь Джордан чувствовала себя дома больше, чем где-либо на свете.

До открытия оставался час. Она огляделась и счастливо, удовлетворенно вздохнула. Ей дорог был этот магазин, который основал ее дед, нравилось продолжать семейную традицию.

Через весь зал она прошла к стене с фотографиями, отражающими историю магазина с основания до настоящих дней. Она гордилась этой историей. Она ощущала свою причастность к ней, свою принадлежность к чему-то долговечному – оба они с дядей Клетесом очень это ценили.

Магазин представлял собой и непосредственное ее наследство, которое она старалась сохранить в каждодневной борьбе. Ей хотелось, чтобы родители с того света гордились ею, чтобы дух их жил в ее делах – а «Рог изобилия» был ее главным делом.

Однако иногда она казалась себе ужасно беспомощной, и это беспокоило ее. С тех пор как у дяди Клетеса год назад случился удар, на ее плечи ложилось все больше и больше ответственности за магазин, и мучительный страх потерять своего единственного оставшегося родственника не покидал ее. Давай встряхнись, велела она себе. Ты позволяешь Торсену влиять на тебя. Это твоя работа – и ты с ней справишься. Справишься так же хорошо, как твой отец, твой дядя и дед справлялись до тебя.

Дедушка Джо был первым владельцем магазина. После его смерти, а умер он лет двадцать назад, все дела вели ее отец, Джейк, и его брат, Клетес. Теперь, когда у нее остался один дядя Клетес, да и его здоровье внушало опасения, Джордан взяла на себя заботу о магазине. Когда-нибудь она станет полноправной владелицей «Рога изобилия».

Уголки ее рта изогнулись в улыбке. Владелицей она станет не раньше, чем доход от магазина позволит дяде уйти на покой. А пока – дела ждут.

Грузовик она поставила у бокового входа, и сейчас двое рабочих выгружали товары. Надо полагать, дядя Клетес и его друг и помощник Уолкер играют в подсобке нескончаемую партию в шашки. Она взглянула на часы. Осталось минут пять – ну десять, если повезет, – до наплыва покупателей. И она намерена не упустить эти столь редкие минуты тишины и спокойствия. Ей хотелось насладиться каждой секундой уютного одиночества в ее любимом магазине.

Расхаживая по залитым ярким солнечным светом проходам, она проверяла каждую витрину. Некоторые прилавки, чисто вымытые, ожидали, когда их наполнят свежайшими фруктами и овощами. На других же не столь скоропортящиеся продукты были привлекательно разложены в надежде, что их купят ранние посетители, которые уже собрались у входа, поскольку стрелка часов приближалась к девяти.

Оставляя за собой один проход за другим, она проверяла яблоки и сухие бобы, кабачки и картофель на огромных, с красочным покрытием прилавках. Эти прилавки сделал ее отец, и она в который раз с гордостью отметила их наклонную форму – такой дизайн нравился ей гораздо больше традиционных плоских прилавков, похожих на столы.

Ее острый взор осмотрел все вокруг. Ничто не укрылось от нее – ни налет пыли в заднем углу, ни чуть истрепавшиеся края зеленой в клеточку скатерти, ни перекосившийся ценник над горой картофеля. Она взяла на заметку каждый недостаток. К концу дня все это непременно будет исправлено.

Удовлетворенная, Джордан кивнула. Продукты высокого качества и приемлемые цены – вот что по большей части составляло популярность «Рога изобилия». Но настоящий секрет их успеха заключался в традиционном теплом «чувстве дома», которое отличало их магазин и делало его уникальным. Да, дом, семья. Она-то знает, насколько важна семья.

– Дядя Клетес! – позвала она, повернув голову в сторону подсобных помещений. – Вы только посмотрите, что я сегодня купила!

– Не сейчас, Джордан. – Мужчина лет шестидесяти выглянул из-за тяжелой занавеси, отделяющей торговый зал от рабочих помещений. В одной руке он держал авокадо, в другой свеклу. – Еще три хода – и я разобью Уолкера наголову.

– Шесть, – послышалось упрямое возражение. – И верни на место мою шашку.

С огромной неохотой Клетес поставил свеклу на гигантскую доску, нарисованную на упаковочном столе.

– Не понимаю, зачем так упорствовать из-за глупых правил, – пробормотал он. – Ты же сам знаешь, что она будет моей через пару ходов.

– Три.

Джордан изо всех сил удерживалась от смеха. Дядя Клетес может неправильно ее понять, а она ни за что на свете не хотела бы его обидеть. Кроме того, она чувствовала в вечном споре дяди с Уолкером скорее не азарт, а глубокую привязанность.

– Пора открывать, дядя Клетес, – сообщила она.

– Всего одну минуту, лапочка. Наклонившись, она поцеловала его в лысеющую макушку.

– Ничего, заканчивайте. Я лишь хотела сказать тебе, что увидела у нас сейчас самые тусклые баклажаны, какие только можно себе представить.

Клетес беспокойно поднял голову:

– Тусклые?

– Спелые, плотные, самого замечательного цвета – лучше и желать нечего. Но тусклые, как старая монетка, – объяснила она. – Однако не волнуйся. Я вовсе не хотела помешать вашей игре.

– Ты не можешь выставлять тусклые баклажаны, – беспрекословным тоном провозгласил Клетес. – Что подумают наши покупатели? Если баклажаны не самого лучшего качества, покупатели не станут их брать.

– Нет, не станут, – подтвердила Джордан.

Он нахмурился:

– Если покупатели не станут брать продукты, кассам нечего будет пробивать.

– Верно, – признала она, ожидая продолжения.

– А если кассам нечего будет пробивать… – глаза его расширились от ужаса, и, без единого слова объяснения, он смахнул все авокадо и свеклу со стола в ящик. – Ты проиграл, Уолкер. Время приниматься за работу. Пойдем, нужно заняться баклажанами.

Джордан позволила себе с едва заметным удовлетворением улыбнуться. Чрезмерным трудолюбием ее дядя похвалиться не мог, поэтому она не чувствовала угрызений совести, когда играла на единственной струне, побуждающей его к работе, – обыкновенной человеческой жадности. Такой милый изъян в человеке, во всем остальном добром и душевном. Да ладно. В любви, войне и рекламе турнепса все средства хороши и честны, а она была убеждена, что бизнес – постоянная, непрекращающаяся если уж не война, то борьба.

– Эй, вы забыли забрать авокадо и свеклу, – сердито крикнула она, увидев, как оба игрока засеменили к двери без ящика с овощами.

Семья. Невозможно работать с ними. И невозможно работать без них. Она покачала головой, усмехнулась и сама занесла ящик с «шашками» в торговый зал, оставив Клетеса и Уолкера заниматься устройством витрин. Раскладывать продукты на прилавках как можно привлекательнее входило в их обязанности. Ее дядя, казалось, обладал особым даром сочетать цвета, пропорции и объемы, и этот дар помогал им продавать гораздо больше.

Джордан направилась на кухню для продавцов, достала из холодильника йогурт и села за стол. Вытащив из кармана счета и пристроив сбоку калькулятор, она начала высчитывать стоимость продуктов и подчеркивать названия тех, на которые нужно было изменить цену.

Процедура эта входила в тот заведенный порядок, которому она следовала с истовым постоянством, впрочем, здесь у всех работников были строго свои, четко распределенные обязанности. Двое рабочих разгружали грузовик и переносили тару с продуктами либо прямо в зал, либо в огромную холодильную комнату позади магазина. Клетес и Уолкер занимались витринами и прилавками, а она делала всю бумажную работу и меняла при необходимости ценники. Ровно в девять кассиры занимали свои места, и магазин открывался. Она улыбнулась. Во всяком случае, так должно быть. В действительности очень часто все было не так.

Подсчет не занял у нее много времени. Она выскребла ложкой остатки йогурта, а затем быстро составила список продуктов, на которые необходимо изменить цены. Покончив с этим, сняла с крючка фартук с высоким нагрудником и надела поверх майки и джинсов. Пора заняться ценниками. Затейливые карточки с ценами украшали ассортиментную доску в витрине магазина, и она каждый день добавляла новые, заменяла старые, возвещая об изменении в ценах. Через двадцать минут девять новых карточек были разрисованы цветными фломастерами и выставлены на своем месте.