Таня рухнула на землю. Убийца, тяжело дыша, стоял рядом. Он еще раз ударил ножом в мертвое уже тело. Затем протянул руку и нащупал на шее жертвы тонкую золотую цепочку и рубиновую каплю на ней.
Следующий звонок разбудил в семь утра.
– Самарин, Селезнев говорит, с Ладожского. Убита Михеева. Таня Михеева, секретарша Жеброва. Около собственного дома, вчера вечером. Маньяк.
– Что?!
– Тот же самый. Перегрызена артерия, ножевые ранения в области живота и бедер, ну, в общем, та же картина. Ее полчаса назад обнаружила дворничиха.
Дмитрий некоторое время не мог ничего сообразить. Наконец понял.
– В девять ноль-ноль в прокуратуре.
По дороге Дмитрий успел позвонить Дубинину. Глеб был на месте. Что ж, теперь его невиновность можно считать доказанной. Мысли путались между:
«Он решил, что Глеб бежал и теперь можно снова взяться за свое» и «Бедная Таня, господи… Как же так, а я так с ней… какой я все-таки подонок».
– Самарин, – сказал Спиридонов, когда летучка закончилась, – останься.
Дмитрий подчинился.
– Так вот, – начальник следственного отдела маятником ходил по кабинету, – ты ведь был с ней в близких отношениях, так?
– Так, – кивнул Самарин.
– Что ты делал вчера вечером?
– Я был дома. Один. Сестра уехала к родственникам. С Таней Я виделся в последний раз, когда во второй половине дня заходил в отделение. Разыскивал Пучкину. «А что, вы меня подозреваете?» – чуть не вырвалось у него.
«Я виноват, но я не убивал!»
– Идеи есть? – серьезно глядя на Дмитрия, спросил Спиридонов. – Первое, что приходит в голову: маньяк бежал и снова взялся за свое. Психологически малоубедительно: через два-три дня после дерзкого побега он должен был бы надолго лечь на дно.
– У меня давно сложилось впечатление, что это не Пуришкевич.
– Я знаю твое мнение. – Спиридонов заложил руки в карманы обширных вельветовых брюк. – Но пока никто другой не найден, это остается только твоим личным мнением. У меня к тебе другой вопрос: что ты знал о Михеевой? Что-то такое, что может навести на след. Почему убили ее, почему именно вчера?
Понимаешь, Дмитрий, конечно, мы говорим – это случайность, что убита конкретно эта женщина. Стечение обстоятельств. Маньяк оказался именно в это время в этом месте. И все-таки почему он выбирает эту, а не ту? Может быть, какая-то закономерность в этом есть, а? Подумай.
«Что можно знать о Михеевой?» Милая девчонка, наивная, может быть, немного глупенькая, но хорошая, добрая. И не ее вина, что он ее не воспринимал всерьез и для него она всегда оставалась секретаршей Жеброва-старшего.
Дмитрий вспомнил прогулку по Зоопарку. Тогда это больше всего напоминало Высоцкого: «Ой, Вань, гляди, какие карлики…» Теперь же при воспоминании об этом внутри стало ныть. Ведь она искренне увлеклась им, вбила себе в голову, что влюблена. Или действительно любила? «Господи, да ведь ее нет, ее зверски убили…» Эта мысль поразила его, словно он только сейчас осознал, что произошло. На миг представил себе, как это было… Бедная Таня. Ну почему, почему именно она?
Черт возьми, Спиридон прав! Что могло случиться такого, что приглянулось серийному убийце? Почему он бродил именно по улице Куйбышева, где нет не то что парков, даже маленьких скверов?
И почему-то казалось, что ответ вот-вот найдется… Какая-то смутная мысль, еще не превратившаяся в догадку, маячила на краю сознания.
Что это? И с чем связано? Самарин попытался отструктурировать свои ощущения, как говорят профильтровать. Нет, не с Зоопарком, не со свиданием…
Погосян? Нет, не он. Встреча позавчера? Скорее да, хотя не только. И на работе…
Представляете себе… – В кабинете .появился Никита Панков с «Калейдоскопом» в руках. На летучке его не было, Спиридон еще вчера послал его с утра в архив, а потому он еще не знал о гибели Михеевой. – Дмитрий Евгеньевич, знаете, что теперь используют рыбаки вместо стелек? Никогда не догадаетесь!
– И догадываться не буду.
– Прокладки «Ультра-плюс». Видите, что тут пишут: благодаря крылышкам они хорошо держатся на ноге. Впитывают влагу, не пропускают тепло. Сухо и комфортно. Незаменимо для любителей подледного лова.
– Никита, – Самарин посмотрел на Панкова, – ты слышал, что Таню Михееву убили, секретаршу с Ладожского?
– Ужас какой! – Никита отложил газету. – Когда?
– Вчера поздно вечером во дворе собственного дома. Не дошла до парадной каких-то метров сто.
Самарин машинально свернул газету и отодвинул ее на угол стола. Почему-то вспомнилась статья, которую читал Никита. «„Ультра-плюс“, прокладки с крылышками».
Господи, да ведь вот оно!
Оно все время крутилось в подсознании и никак не хотело вылезать на поверхность. Понадобилась смешная статья из газеты, чтобы помочь догадке всплыть.
Ну конечно. Запах и капля крови на шее. Запах критических дней, как их теперь принято называть. Хорошо знакомый Дмитрию, имевшему старшую сестру, которая повзрослела в те годы, когда о прокладках никто и слыхом не слыхивал. И запах этот он помнил. Он, бывало, витал в ванной, в туалете…
Никаких положительных эмоций у Дмитрия он не вызывал. Но само по себе это ничего не значит. Отрезать и глотать кончик чужого языка ему также не приходит в голову. Однако кое-кто этим занимается.
Самарин вспомнил все случаи нападения «паркового» маньяка. Помнится, его удивило то, что зимой тот впадал в спячку. Ни одна жертва не была одета в пальто. Теперь все объяснялось – он шел на запах. Зимой, тем более в пальто, учуять его трудно. Зато летом в жару, да когда на женщине один легкий сарафан, вот тогда его можно ощутить за несколько метров…
Значит, критические дни…
Дмитрий вспомнил гранатовую каплю на Таниной шее. Твою мать! Будь он сам маньяком, который «торчит» на женских регулах (так, кажется, это будет по-научному?), он бы просто не мог пройти мимо. Но тогда… это кто-то, кто ее видел? Кто-то из отделения?
Спокойно, старший следователь Самарин. Не стоит слишком увлекаться. Ваша сестра, а не вы работает в газете. Не будем сразу представлять маньяком Селезнева, Чекасова или Власенко. Таню Михееву могли видеть не только сотрудники отделения милиции. Она выходила обедать (кстати, куда, собиралась к Погосяну в «Елы-палы»?), могла пойти куда-то в компанию (почему она возвращалась домой так поздно?), ехала в метро, наконец (конечно, поздняя осень, но все-таки…).
И тем не менее у сотрудников отделения было больше всего шансов как следует рассмотреть ее.
Жебров-младший… Он ведь знал и прошлую жертву, Марину Сорокину. Причем знакомство с ней не афишировал. Это, конечно, не имеет никакого отношения к его другим делам. Но почему маньяк обязательно должен быть законопослушным гражданином? Так обычно бывает? Ну и что…
Очень хотелось бы проверить Анатолия Григорьевича на вшивость… Но как?
Посмотреть его любопытную картотеку, проверить, кто из подростков там числится, а кто нет. И действительно ли дети, которые попадали к нему в детскую комнату, потом прибыли туда, куда он их отвозил. Якобы отвозил… Или мальчишки и девчонки попали в совершенно другие руки?
Можно последить за ним, узнать, чем он занимается в свободное от работы время…
Все это можно было бы сделать, будь у старшего. следователя Самарина в распоряжении хотя бы те средства, которые он использует, когда занимается делами, переданными ему официально!
Вспомнилась и поддельная экспертиза по делу Шакутина. Да, что-то прогнило в Ладожском государстве.
Критические дни, мать твою за ногу! Теперь очень трудно проверить, были ли они у жертв. Эти сведения обычно не заносятся в протокол медицинского освидетельствования. А что с Мариной Сорокиной? Можно дозвониться до родственников, но… тут перед Дмитрием вставала серьезная проблема. Вот так взять и спросить мать зверски убитой женщины (Самарин до сих пор "с ужасом вспоминал ее опознание): «А не было ли у вашей дочери менструации?» Или попробовать выяснить у мужа… Муж мог не знать. Марина ведь ушла от него за некоторое время до этого. Мать тоже совершенно не обязательно знает о таких вещах. Нынче ведь не развешивают кое-как отстиранные тряпки и марли на просушку (сказались детские воспоминания о соседках по даче).