Но сейчас? Узнают все.

В особняке не было такого понятия как «частная жизнь»… и это неплохо. Жильцы были милыми и поддерживали друг друга. Просто… у нее ушли годы на то, чтобы примириться со своей болезнью.

Другим придется быстро свыкаться с ее реальностью, и она не хотела чужой жалости.

Подойдя к коридору со статуями, Селена помедлила у неброской двери слева. Открыв ее дрожащей рукой, она столкнулась с еще одной лестницей и мгновение собиралась с силами.

В итоге она поднималась по ним дольше, чем по парадной лестнице. С другой стороны, здесь не было такой необходимости бежать и прятаться. Сюда заходила только Первая Семья, которая жила за тремя замками в изолированных покоях, куда имел доступ только Фритц… также здесь бывали Трэз с айЭмом.

Дверь в спальню айЭма была широко распахнута, в дальнем углу опрятной, пустой комнаты, заполненной антиквариатом и добротными тканями, горела лампа.

Комната Трэза была заперта.

Селена постучала, а потом приложила ухо к панелям. Не получив ответа, она постучала снова.

Может, он не поднимался сюда?

Она знала, что у него были дела в человеческом мире, но он покидал клинику в измотанном состоянии, как ей показалось. Логично было предположить…

— Да?

Сглотнув ком, она ответила:

— Это я.

Долгое молчание. Настолько долгое, что она подумала, что он открыл окно и дематериализовался из комнаты, лишь бы не встречаться с ней.

Но в итоге снова раздался его голос:

— Ты в порядке?

— Я могу..?

— Секунду.

Мгновение спустя открылась дверь, и ей пришлось отступить назад. Он был таким огромным… и таким обнаженным… хотя ничем не сверкал. Он накинул халат, и в V-образном разрезе между лацканами виднелась его голая темная кожа.

Невозможно не представить, как выглядит все его тело под этой тканью.

— Ты в порядке? — повторил он.

По неясной причине его беспокойство начало ее раздражать. Сумасшествие какое-то. Он был вежливым и внимательным… отчего Селена чувствовала себя так, будто она — это только ее болезнь и ничего кроме.

— Эм, я… — Она оглянулась по сторонам. — Мы можем поговорить наедине?

Вместо ответа Трэз отошел в сторону, рукой приглашая ее внутрь. Преодолев дверной проем, она услышала, как дверь со щелчком захлопнулась.

— Я хотела извиниться. — Остановившись у окон, она повернулась. — Прости. Я сейчас весьма несдержанна в своих эмоциях, и я утратила объективность.

Трэз, скрестив руки на груди, прислонился спиной к двери. Его лицо было непроницаемым, темные глаза — мрачными, а брови низко опущенными.

Повисло молчание, и она прокашлялась. Переминалась с ноги на ногу. Коротала время, изучая смятую постель. Черную одежду, раскиданную на кушетке. Обувь, сброшенную у шкафа. Висевшее на двери мраморной ванной комнаты полотенце.

— Так… — Она прокашлялась. — Это я пришла сказать.

Дражайшая Дева-Летописеца, что между ними встало?

— Сколько? — спросил он хрипло.

— Что, прости?

— Сколько осталось? До следующего… что это было. Когда был последний раз?

Две недели… точнее, тринадцать дней.

— Месяц назад. Может больше.

Его плечи расслабились.

— Я хотел спросить раньше.

И он снова умолк.

— Трэз, мне, правда, очень жаль…

— Тебе не за что извиняться. Ты там, где ты есть сейчас. Ты не оскорбила меня, и я не стану пытаться изменить то, что ты чувствуешь.

— Ты кажешься оскорбленным.

— Нет.

— Трэз…

— Как ты себя чувствуешь?

— Чудесно, — отрезала она. А потом уняла гнев. — Прости. Я просто… мне кажется, что ты отгораживаешься от меня.

— Это не так.

— Ты со мной не разговариваешь.

— Тогда почему мои губы шевелятся.

— Почему это происходит снова? — пробормотала она, копируя его позу, скрестив руки на своей груди. — Я просто хочу… чтобы между нами было все нормально.

— Между нами все нормально.

— Чепуха! Ты стоишь там как статуя… это моя работа, ясно? Это я должна стоять, застыв как камень. Почему ты не можешь сказать начистоту, чтобы я отвалила, или что я стерва, или что…

— Хочешь, чтобы я был честным?

— Да! Черт подери!

Боже, она все меньше и меньше походила на Избранную в своих словах. Ругалась, использовала местный диалект. С другой стороны, она все меньше и меньше чувствовала себя Избранной.

— Алло? Скажешь хоть что-нибудь?

— Ты в этом уверена?

— Ради всего святого…слушай, если хочешь, чтобы я просто ушла…

— Нет. Я хочу уложить тебя на лопатки на свою кровать, раздвинуть ноги и накрыть своим ртом.

Селена перестала говорить. Дышать. Думать.

Он приподнял бровь.

— Достаточно честно по твоим меркам? Или ты хочешь, чтобы я продолжил притворяться, что не думаю сейчас о сексе. О сексе с тобой.

Так, ладно, сейчас молчала именно она. И он резко рассмеялся.

— Видимо, ты думала не об этом. Я тебя не виню. — Он повернул ручку и открыл дверь, повторяя свой жест «после тебя». — Если ты все еще хочешь поговорить, то давай я оденусь, и мы встретимся на нейтральной территории.

Селена опустила взгляд на его бедра. Она познала его лишь раз, когда он забрал ее девственность, и она прекрасно знала, что он был внушительным.

Он был тверд?

— Селена? — На его лице мелькнуло раздражение. — Давай встретимся внизу. В кухне.

Без единой сознательной мысли она поднесла свои болевшие руки к поясу мантии.

Его глаза тут же проследили за движением.

— Что ты делаешь? — требовательно спросил он.

Она развязала узел, позволяя шелковой длине скользнуть на пол. С каждым ее вздохом полы мантии понемногу расходились, пока его взгляду не предстала дорожка ее плоти от горла и до лона. Взгляд Трэза, этот темный взгляд скользнул вниз, и внезапно комнату заполнил его возбуждающе-пряный аромат.

Селена скинула мантию с плеч, позволяя мягкой ткани скользнуть на пол.

— Будь добр, закрой дверь. Я бы хотела сохранить интимность момента.

У члена Трэза было отдельное сердцебиение. Еще до того, как Селена предстала перед ним во всей красе. А после этого? Чертова хрень, казалось, обзавелась собственным сознанием.

Моя.

Услышав хлопок двери, он не понял, рукой ли закрыл ее или же сделал это усилием воли.

— Ты уверена в этом? — прорычал он, уже сделав шаг в ее сторону. — Потому что я не смогу остановиться.

— Да. — Селена не посмотрела ему в глаза. Не сводила глаз с его бедер. — О, да. Позволь увидеть тебя.

Встав перед ней, он сказал:

— А как же все те женщины, с которыми я спал?

— Ты собираешься обсуждать их сейчас? — Она потянула пояс его халата. — Серьезно?

Трэз остановил ее, не давая себя раздеть.

— Я совсем не изменился.

— Это твои заскоки, не мои.

— Согласно моим традициям…

— Твоим, но не моим.

— …я осквернен.

— Почему ты все еще разговариваешь?

С этими словами она смахнула с себя его руку и, развязав пояс, стянула складки черной ткани с его тела. Его член был полностью возбужден, возвышаясь между ними.

На него она и положила руки в следующее мгновение.

Трэз застонал, запрокидывая голову.

— Ты горячий, — выдохнула она, наклоняясь и целуя кожу над его сердцем. — И твердый.

— Селена, я говорю серьезно. — Он попытался остановить ее прежде, чем она начала его ласкать. — Я хочу проявить уважение к тебе…

— Ты тратишь время.

На этом она опустилась на колени и взяла все в свои руки. Селена была высокой женщиной, и ее рот оказался на идеальной высоте, и — Боже помоги им обоим — она воспользовалась им, вытянув свой розовый язык и облизав головку. Трэз затрясся всем телом от прикосновения бархатного языка, и, прежде чем успел повторить судьбу халата и лужицей растечься по полу, он наклонился вперед, упершись руками в ближайший предмет, до которого смог дотянуться.

Бюро. С таким же успехом, это мог быть капот автомобиля. Сани Санты. Холодильник.