Первый контакт с Эстер31 меня удивил: я ожидал — видимо, под влиянием рассказа о жизни моего человеческого предка — увидеть юную особу. В ответ на мою просьбу об интермедиации она перешла в визуальный формат, и передо мной оказалась женщина чуть старше пятидесяти лет со спокойным, серьёзным лицом; она носила очки для дали и сидела в небольшой, чисто прибранной комнате, наверное, в своём кабинете. Её порядковый номер, 31, уже сам по себе был довольно неожиданным; она объяснила, что весь род Эстер унаследовал почечный изъян своей основоположницы и, как следствие, отличался укороченной продолжительностью жизни. Естественно, она была в курсе ухода Марии23: она тоже считала, что на месте бывшего Лансароте поселилось сообщество развитых приматов; в этой зоне Атлантики, объяснила она, происходили сильные геологические изменения: остров целиком ушёл под воду в момент Первого Сокращения, но потом, в результате вулканической активности, вновь вышел на поверхность океана; после Второго Сокращения он превратился в полуостров и, судя по последним данным, до сих пор соединён узким перешейком с африканским побережьем. В отличие от Марии23, Эстер31 полагала, что сообщество, поселившееся в этом регионе, состоит не из дикарей, а из неолюдей, отвергнувших наставления Верховной Сестры. Правда, фотографии, полученные со спутника, не позволяют сделать окончательных выводов: речь может идти о существах как подвергшихся СГР, так и нет; однако, заметила она, гетеротрофы вряд ли сумели бы выжить в местах, где, по-видимому, не было никаких следов растительности. Она была уверена, что Мария23, полагая, будто встретит людей прежней расы, на самом деле столкнётся с неолюдьми, проделавшими тот же путь, что и она сама.

— Возможно, она, по сути, именно этого и хотела, — сказал я.

Эстер31 долго думала, а потом произнесла ровным тоном:

— Возможно.

Венсан оборудовал себе мастерскую в большом, метров в пятьдесят, гараже без окон, находившемся рядом с офисом церкви и соединённом с ним крытым переходом. В офисе, несмотря на ранний час, уже деловито всматривались в компьютерные мониторы секретари, делопроизводители, бухгалтеры, и я, проходя мимо, в очередной раз поразился тому, насколько эта мощная, процветающая духовная организация, уже сравнявшаяся по числу сторонников в Северной Европе с основными христианскими конфессиями, напоминала своим устройством предприятие малого бизнеса. Я знал, что Копу по душе эта скромная, рабочая атмосфера, отвечающая его системе ценностей; что на самом деле присущая пророку страсть устраивать шоу и швыряться деньгами всегда была ему глубоко чужда. В новой же своей жизни он чувствовал себя совершенно естественно, держался как глава фирмы, считающийся с нуждами подчинённых, всегда готовый предоставить им отгул или выплатить пораньше зарплату. Дела в организации обстояли просто превосходно благодаря имуществу, полученному по завещаниям покойных адептов, её капитал, по некоторым оценкам, уже вдвое превышал капитал секты Муна; ДНК элохимитов, в пяти экземплярах, содержалась при низкой температуре в герметичных подземных хранилищах, защищённых от большинства известных видов радиации и способных выдержать термоядерный взрыв. Лаборатории, возглавляемые Учёным, представляли собой не просто nec plus ultra[81] современных технологий — на самом деле ни в частном, ни в государственном секторе не было вообще ничего сопоставимого с ними; в области генной инженерии и в сфере нейронных сетей с плавающими соединениями он со своими сотрудниками обогнал всех и навсегда, не выходя при этом за рамки действующего законодательства, и теперь самые перспективные студенты в большинстве американских и европейских технологических университетов боролись за право работать в его команде.

После того как вероучение церкви, её ритуал и нормы поведения окончательно сложились, а опасные отклонения были устранены, Венсан очень мало появлялся в СМИ; по ходу кратких интервью он позволял себе роскошь быть толерантным, соглашался с представителями монотеистических религий, что у них есть общее духовное измерение, однако не скрывал, что цели они преследуют прямо противоположные. Эта примиренческая стратегия принесла плоды, и два нападения на офисы церкви — одно, в Стамбуле, взяла на себя какая-то исламистская группировка, а другое, в Таксоне, штат Аризона, считалось делом рук протестантов-фундаменталистов, — вызвали всеобщее осуждение и обернулись против их подстрекателей. Пропагандой смелых, новаторских жизненных принципов элохимитов теперь занимался в основном язвительный, ироничный Лукас: он беспощадно высмеивал отцовство, дерзко, но расчётливо играл на сексуальной неоднозначности маленьких девочек, развенчивал — не в лоб, обиняками — древнее табу на инцест; каждая кампания с его участием получала в прессе размах, несопоставимый с вложенными средствами, тем более что он находил способы заручиться самой широкой поддержкой, воспевая господствующие гедонистические ценности и уделяя особое внимание восточным техникам секса; все это подавалось в стилистически выдержанной и в то же время очень откровенной визуальной оболочке, положившей начало целой школе (за роликом ВЕЧНОСТЬ. ВО ВЛАСТИ ПОКОЯ последовали ВЕЧНОСТЬ. ВО ВЛАСТИ ЧУВСТВ и ВЕЧНОСТЬ. ВО ВЛАСТИ ЛЮБВИ, ставшие, вне всякого сомнения, новым словом в области религиозной рекламной продукции). Существующие церкви без сопротивления, даже не пытаясь дать отпор, наблюдали, как за несколько лет звезда их закатилась, а большинство верующих обратились к новому культу, который, помимо прочего, вербовал многочисленных сторонников в среде современных, успешных, образованных атеистов — «менеджеров среднего и высшего звена», в терминологии Лукаса, — в среде, доступ к которой для традиционных религий уже давно был закрыт.

Венсан понимал, что дела церкви обстоят превосходно, что его персонал — лучший, какой только можно представить, и в последние недели занимался почти исключительно своим великим проектом; я с удивлением заметил, что к нему вдруг снова вернулась та же робость, застенчивость, сбивчивая, неловкая манера говорить, что и в начале нашего знакомства. В то утро он долго колебался, прежде чем показать мне главное творение своей жизни. Мы выпили по чашке кофе из автомата; потом по второй. Вертя в руках пустой стаканчик, он наконец проговорил:

— Думаю, это моя последняя работа… — И добавил, опустив глаза: — Сьюзен согласна… Когда настанет момент… в общем, когда настанет время покинуть этот мир и перейти в ожидание будущей инкарнации, мы с ней вместе войдём в этот зал; мы встанем в центре и вместе выпьем смертельный напиток. Мы построим и другие залы по этому образцу, чтобы все адепты могли получить в них доступ. Мне кажется… Мне кажется, что полезно будет как-то оформить этот момент. — Он умолк, посмотрел мне прямо в глаза. — Это был тяжкий труд… — произнёс он. — Я много думал о «Смерти бедняков» Бодлера; мне это невероятно помогло.

Великолепные, высокие стихи сразу возникли в моей памяти, словно всегда жили где-то в дальнем уголке моего мозга, словно вся моя жизнь была всего лишь их более или менее эксплицитным комментарием: