2. ЗЕЙН

Моя личная тренажёрка — это более потная, более затхлая версия человека, который ей пользуется. Вдоль зеркальных стен рядами выложены гантели и гири, центральная часть заполнена тренажёрами и оборудованием. Я повысил температуру в помещении, потому что мне так больше нравится. Я стою, весь вспотевший, перед зеркалом, поднимая гантель над головой. Мои мышцы напрягаются, каждый дюйм моего тела напряжён от прилагаемых усилий. Именно в этот момент в зал влетает Сиенна. И первая её реакция — она морщит нос.

Гантель с грохотом падает на пол, подпрыгивая на чёрной резиновой поверхности. Выпрямляясь, я замечаю, как распахиваются её глаза при виде моего торса. Здесь слишком жарко, чтобы носить майку, ну я и не ношу.

Стерев пот с лица полотенцем, я надеваю футболку.

— Как там дела у… — я прерываюсь, заметив слёзы на её глазах. Её поразительных зелёных глазах. — Что случилось?

Тихий всхлип вырывается из её горла, пронзая меня в самое сердце. Я отбрасываю полотенце и подбегаю к ней, заключая в объятия. Её лицо прижимается к моей груди, её волосы щекочут мне подбородок. Её узкие плечи дрожат, пока я провожу по её волосам, нашёптывая слова утешения, которые она вряд ли слышит. Отстранившись, она вытирает щёки ладонями и шмыгает носом.

— Всё хуже, чем мы думали, — говорит она, её глаза блестят после слёз. — Это не последствия травмы. Они что-то с ним сделали. Изменили его воспоминания или ещё что. Он думает, что живёт в столице и что у него есть невеста. Невеста! Ты можешь в это поверить? — она кажется совершенно раздавленной, и мне требуется вся моя выдержка, чтобы не прижать её к себе вновь.

— Думаешь, они промыли ему мозги, как твоей маме?

— Не знаю. Это явно не то же самое, потому что он не был подключен к этой вращающейся машине… — она запинается и поджимает губы, будто что-то вспомнила.

— Что такое?

— Ну… — она колеблется. — Когда мы вытащили Трея из правительственного здания, там было оборудование, которое я никогда раньше не видела.

— Думаешь, это как-то связано с изменением памяти?

Её тоненькие плечи поднимаются и опускаются, когда она пожимает ими.

— Не знаю. Может быть?

— Но зачем? С чего бы Рэдклиффу или кому бы то ни было менять воспоминания Трея? Разве им было мало того, что они поймали его?

— А разве правительству бывает когда-нибудь достаточно? — произносит она с печальными глазами.

Не успеваю я ответить, как дверь в зал с шумом распахивается второй раз, и вбегает Эмили с запыхавшейся матерью следом.

— Вот вы где, — взвизгивает Эмили, когда замечает нас с Сиенной.

Сиенна и её мама уже полностью восстановились, но я знаю, что Сиенна не хочет оставлять Трея, а Вивиан не хочет оставлять Сиенну, и поэтому предложил им оставаться здесь столько, сколько пожелают. Мне больно видеть, как Сиенна постоянно кружит над Треем, но я желаю только лучшего для неё.

К счастью, отец старается держаться в стороне — по большей части. А по меньшей — упрямо отрицает какую-либо связь с Треем. Как мог мой отец не знать, что у меня есть ещё один брат? Как он мог не знать, что мама вынашивала двух детей? Отец известен как гениальный генетик, и в то же время он умудрился как-то это проморгать? Это не кажется вероятным или даже возможным. И я задаюсь вопросом, что же он пытается скрыть.

А Трей? Хоть мы и близнецы, но всё же абсолютно разные. Он преступник из пустыни, а я наследник огромной империи. Может, в нас и течёт одна кровь, но мы никогда не будем братьями. По крайней мере, не в настоящем смысле слова.

— Пойдём плавать с нами? — просит Эмили. — Пожааалуйста, Си-Си? Пожааалуйста?

Я не могу не улыбнуться её таланту убеждения. Она сила, с которой следует считаться. Прямо как старшая сестра.

— Говорю же, — шепчу Сиенне, — она не успокоится.

— Прости, Эми, — отвечает Сиенна. — Сейчас не время. Может, потом как-нибудь?

Голубые глаза Эмили обращаются ко мне.

— Зейн? А ты?

Прежде чем я успеваю ответить «да, я с радостью пойду с тобой в бассейн, как только мы договорим с твоей сестрой», Сиенна вздыхает и отвечает за меня:

— Потом, Эмили. Зейн тоже занят.

Эмили сводит маленькие бровки, но пока она не бросилась в слёзы, я присаживаюсь на корточки и беру её крохотные лапки в свои ладони:

— Я отведу тебя в бассейн через минутку. Хорошо?

Её лоб моментально разглаживается, а рот растягивается в робкой улыбке.

Вивиан кладёт руки на плечи Эмили.

— Всё нормально? — спрашивает она старшую дочку.

Я выпрямляюсь и отхожу в сторону, слушая, как Сиенна сообщает своей маме последние новости о состоянии Трея. Не знаю точно, как много она рассказала матери, но мне известно, что Вивиан несколько раз навещала Трея.

Когда Сиенна заканчивает говорить и делает глубокий вдох, чтобы унять дрожь в голосе, её мама отвечает, всем видом выражая сочувствие:

— Мне так жаль, милая, — Вивиан открывает рот, будто хочет добавить что-то ещё, но Эмили тянет её за руку.

— Мамочка, пойдём, я хочу плавать.

Вивиан посылает нам извиняющуюся улыбку.

— Зейн, тебе не кажется, что Сиенне не помешало бы немного отвлечься? М? — она переводит взгляд на меня, намекая на скрытый подтекст.

Больше всего на свете я хотел бы, чтобы Сиенна забыла про Трея. Забыла, что когда-либо любила его — моего потерянного в детстве брата-преступника. Я прилагаю усилия, чтобы не стиснуть зубы.

— Конечно. Посмотрим, что можно придумать.

Когда Вивиен с Эмили выходят из тренажёрного зала и дверь с лязгом закрывается за ними, Сиенна разворачивается ко мне с горящими глазами.

— Что это было?

— О чём ты? — прикидываюсь дурачком.

— Ты и моя мама. Вы двое объединились против меня?

Я усмехаюсь.

— Не против, а ради тебя.

Она упирает руки в бёдра и сужает глаза.

— Как вы собрались меня «отвлекать»?

Я быстро обдумываю, что же может ей понравиться.

— Мы могли бы съездить куда-нибудь, проветрить мозги. К плотине, например?

Она быстро мотает головой.

— Я бы предложил «Мегасферу», но её больше нет, — как только слова вылетают из моего рта, я тут же хочу забрать их обратно. Её щёки краснеют.

— Прошу тебя, не начинай, — предупреждает она.

Я поднимаю руки, сдаваясь.

— Прости.

Есть одно место, где она, скорее всего, никогда не была.

— У меня есть идея.

***

Гейтвей кажется отмершей частью города с его полуразваленными строениями и рушащимися постройками. Так что когда мы подъезжаем к одному из заброшенных зданий — прямоугольной кирпичной постройке, — меня не удивляет то, как вздрагивает Сиенна. Из этой части города будто высосали жизнь, оставив только руины и плесень.

Пока мы выходим из машины, Сиенна не спускает глаз с постройки. Она поворачивается ко мне с вопросом в глазах.

— Что это за место?

Шесть афиш, вывешенных вдоль стены, уже потрепались от времени, уголки некоторых порваны. Их покрывает такой слой пыли и грязи, что никак не разглядеть, что там было изображено.

Я провожу рукой по одной из афиш, за слоем пыли показывается симпатичное лицо темноволосой актрисы. Не то чтобы я её узнал. Актриса из другой эпохи, из другого времени.

— Кинотеатр, — отвечаю я после паузы.

— Правда? — её лицо озаряется. — Я всегда мечтала увидеть хоть один.

— Это твой шанс.

Я возвращаюсь к машине и кладу руку на багажник. Он реагирует на тепло моей ладони и, считав отпечаток, открывается. Из него я достаю лом и спортивную сумку.

— Мы вломимся внутрь? — спрашивает она. Чем дальше, тем сильнее она взволнована.

— Я бы не назвал это взломом, — закинув сумку на плечо, я вставляю лом в щель между рамой и самой дверью. — Мой отец владеет этим местом. То есть его семья владела, а он просто унаследовал. Как и половину разваливающихся зданий Гейтвея.

Нахожу хорошую точку опоры. Напрягая мышцы, я использую лом, пока дверь не поддаётся. Внутри нас встречает кромешная тьма и запах плесени, ударяющий в нос.

— Почему твой папа просто не снесёт их? Или те старые казино, например? Он мог бы построить что-нибудь получше. Что-то полезное, — говорит она, когда мы заходим внутрь.

Я задавался этим же самым вопросом, даже умолял отца сделать что-нибудь с этой частью города. Но, как он сам выразился, у него связаны руки.

— Он не может, — я достаю линк, чтобы осветить тёмные углы. — Правительство категорически это запрещает.

— Но это же его собственность! Они не могут указывать ему, что с ней делать, — с пылом отвечает она.

— Увы, могут. Они ежемесячно выплачивают ему субсидии, чтобы он их не трогал, и грозят штрафом, если он всё же снесёт их.

— Но почему? С чего вдруг их так волнует Легас или эта часть города? Зачем они хотят, чтобы она оставалась в таком ужасном состоянии?

Я пытаюсь скрыть горечь в своём голосе, но это не так-то просто:

— Они хотят, чтобы это место служило напоминанием. Чтобы все помнили, кто здесь главный. И что мы все потеряли.

Переворот был не так уж давно, хотя всё же до рождения моего отца. Говорят, здесь однажды стояло великое государство, с военной мощью и богатством. Но его же могущество и привело его к гражданской войне и падению.

— Я их ненавижу, — свирепо произносит Сиенна. — Ненавижу их всех.

Уверен, в её глазах сейчас полыхает огонь — даже не видя их в темноте, я легко могу это представить.

Хмыкнув, свечу фонариком на покрывшееся пылью окошко билетного кассира. Стекло, некогда прозрачное, помутнело от грязи и времени.

— Здесь они продавали билеты, — мы проходим немного дальше, и я остро чувствую, как рука Сиенны задевает мою. — А это, — говорю я, указывая на длинную стойку, — место, где продавали попкорн.

Мы разворачиваемся и идём дальше по коридору с множеством дверей, каждая из которых ведёт в отдельный зал с экраном. Если посчитать, их получается двенадцать в общей сложности. Я выбираю один наугад, открываю дверь и придерживаю, пропуская Сиенну внутрь, а сам следую за ней в кромешную тьму. Мы поднимаемся вверх по наклонному полу, где нас ждут десятки рядов сидений, все расположенные под углом к экрану размером с трёхэтажный дом.