А.П. Лев Яковлевич, вы генерал чеченской войны и офицер афганской кампании. Я видел последствия той трагической январской ночи в Грозном. Что такое для вас чеченская война? Она сдетонировала все процессы в армии, стала рубежной, разделила остатки Советской армии и новую возможную армию.

Л.Р. Здесь много моментов. Прежде всего, это была война со своим народом: бомбили не только чеченских боевиков. Для меня проблема стояла так: я понимал неправомерность совершаемого, но была и ответственность перед подчиненными, бросить которых было невозможно. Была возможность лично не участвовать, послать кого-то из генералов моих заместителей как командира корпуса. Кстати, командир Краснодарского корпуса так и поступил. Но войска все равно бы пошли, и потери могли быть другими. Так и случилось: кроме маленького моего отряда, который считался в резерве, а оказался на переднем крае боев, в центре Грозного только он не был разгромлен, только он выполнил поставленную задачу. На него чеченцы всеми силами навалились, а Северная группировка откатилась, потеряв 131-ю бригаду, потеряв 81-й полк, Восточная группировка откатилась, Западная даже не попыталась войти и этот наш маленький полчок в тысячу сто человек выдерживал по десять-одиннадцать атак в сутки. И ничего выдержали. Не потому, что наши призывники были лучше, чем чеченцы, нет: там были взрослые люди, наемники, уже имевшие боевой опыт, с Басаевым прошедшие через Карабах и Абхазию. А потому, что очень грамотно и точно использовались все виды оружия, что атаки захлебывались в огне, использовалась тактика обходов и ночных действий. Эта война показала всю тяжелейшую ситуацию с армией. Президент, желая иметь личную власть над силовыми структурами, приблизил к себе Грачева, у которого на такой высоте голова закружилась даром что десантник. И армия оказалась не готова. Нельзя к армии относиться негосударственно. И руководство страны, и президент стали в результате заложниками своего отношения к армии, своего желания иметь личную армию. Армия не сумела выполнить поставленные перед ней задачи прежде всего из-за негосударственного управления ею. Когда я прилетел проверять ситуацию в 245-м полку, мне на шею бросился подполковник из моего корпуса. Он порядочный человек, но был в свое время один момент, за который я его чуть не уволил. Оказывается, он здесь начальник оперативного отдела армии. Рядом со мною были все мои генералы. Один отвечал за тылы, второй за колонные пути, третий за охрану и оборону штаба, и мне в голову не могло прийти, чтобы этот подполковник даже у меня в корпусе был замом каким-то. А тут на всю Россию, при огромном числе генералов и на Арбате, и на Северном Кавказе не нашлось человека, кроме этого подполковника.

А.П. Вот эта русская Цусима: гибель Майкопской бригады, Самарского полка что это было?

Л.Р. Это был низкий профессионализм военных, офицеров, была недооценка противника. 131-я бригада и 81-й полк были в составе Северной группировки. Я командовал маленьким резервом, который обеспечивал ее фланг. И мне говорят: “Возьми центр, а мы к тебе подойдем”. Задача ясна. Надо ее выполнять. Так мной была нарисована схема каждой улочки, а на ней каждый бронетранспортер, фамилия командира и число военнослужащих. И все знали, когда началось движение, куда и зачем идти. Я не брал ничего лишнего из бронетехники. Чем дальше шли вперед, тем меньше ее использовали, улицы оставались свободными и для маневра, и для эвакуации раненых, и для подвоза боеприпасов. Да, были попытки сбивать посты, но те немедленно восстанавливались, и вся система боевая продолжала функционировать. А там не было никакой организации, уличные бои готовили как стратегическую операцию: нарисовали стрелы, а потом удивлялись, почему эти стрелы не вынесли их к победе. Одну бригаду по одной улице пустили, другой полк по другой улице, забили все техникой так, что не было никакой возможности двигаться… Эти командиры обрекли свои части на уничтожение.

А.П. Сейчас одно из самых бранных слов в России “реформа”. Под этим словом маскируется любое разрушение. Реформа образования это миллионы детей, бросивших школу, нет учебников, а те, что есть, развращают и оболванивают наших детей. Реформы экономики остановились заводы и нет дешевых качественных продуктов. Реформы военные это уничтожение армии. Российская армии пережила несколько периодов. Первый, условно: от Петра до Брусилова. Петр реформировал армию, и она развилась до гигантской имперской армии, которая на протяжении двух столетий вела великие, в основном победоносные, войны и умерла, разрушилась в результате трагической Первой мировой войны вместе с самой империей. На обломках ее была создана вторая, Советская армия: скажем, от Фрунзе до Язова. Эта армия провела много победоносных войн, в том числе величайшую Вторую мировую войну, и рухнула вместе с сокрушением СССР. Третья, российская армия, ведет свою историю от Грачева до Сергеева, ее история это конвульсии, какой-то период непрерывного распада. Вы имеете дело с остатками Советской армии. Вы и ваше движение будете выступать за прочную армию, а базировать ее создание придется на прочной не только организационной, но и философской, идейной основе. В чем вы видите контуры такой идеи новых реформ?

Л.Р. Во-первых, я хотел бы сказать, чем мы недовольны, пойти от противного. Сейчас хотят запутать всех какими-то реорганизационными моментами, как “наперсточники”: вот мы ракетные войска соединяем с космическими, а космические с противоракетными, пограничные убираем в сухопутные, а ПВО соединяем с ВВС. Здесь есть о чем поспорить и поговорить, но налицо попытка всю реформу свести к организационной перетасовке, а это весьма ошибочно. И вот по какой причине: вы правильно сказали, что ни одна нынешняя реформа не достигла успеха. Поэтому и решили армию, которая катится вниз, к развалу, тоже реформировать. Нас часто толкают на Запад. Там есть на что посмотреть. И в Америке, и во Франции, и в Венгрии к делу обеспечения безопасности страны относятся очень ответственно. Это не делается в течение месяца или года, или пяти дней, и президенты там не посмеют сказать от себя ни одного слова: они приходят и уходят, а страна остается, и программа ее безопасности разрабатывается на десятилетия вперед. У нас такой ответственностью и не пахнет. В США после вьетнамской войны шесть лет готовили военную реформу и провели ее блестяще. Они сделали пакет документов, провели эксперименты, на их основе создали рекомендации и построили шикарную армию. Сейчас Америка гордится тем пакетом документов, которые позволили ей провести военную реформу, считает его национальным достоянием. У нас же посудите сами: не успел прийти Сергеев, не прошло и месяца с отставки Родионова уже приняты новые решения, кого с кем соединить и куда направить. Но надо же понимать, что у нас даже системы связи и управления одних видов Вооруженных Сил не стыкуются с другими. И к чему мы придем? Разберитесь, куда вы гоните всех. И все делается, как всегда, в страшной тайне. Почему? Во-первых, сами ничего толком не знают, а во-вторых, все необоснованно, бестолково. И вот, боясь неизбежных ошибок и критики, они все секретят. Так со сбережениями было: проснулись однажды утром а их нет, точно так же с приватизацией, когда все продали за гроши, а сейчас, можно сказать, лапу сосем. Так и с армией может случиться. И кто руководит? Таким важным делом, как военная реформа, должны управлять люди, которым народ верит и армия верит. А сейчас руководит Черномырдин, который за два года, прошедшие с указа президента, ничего не сделал потому что ничего не понимает в военных вопросах. И руководит Чубайс, который своей приватизацией разорил Россию. То есть надо начинать с восстановления ответственного государственного подхода, а сегодня это значит: остановиться, осмотреться, разработать концепцию, довести ее до народа, до всех ответственных лиц. Если я, имеющий все допуски, не иностранный шпион, человек, которому высший законодательный орган страны доверил все военные, оборонные вопросы и от меня все документы прячутся по так называемой военной реформе, то что говорить об армии, о народе, об их доверии к этим реформам? Вот весь подход, вся государственность… Далее, второй момент: говорится о реформе в армии. Но это недопустимо: реформа в армии одна из составляющих военной реформы, и какая может быть реформа в армии без реформы в других силовых структурах? На данное время по этому вопросу нет никакого единства мнений. Когда я после штурма Грозного был назначен командующим Северной группой войск в Чечне, то мне были формально подчинены другие силовые структуры, и я увидел реальные возможности управления ими они просто отказываются выполнять приказы, делают, что хотят и как хотят. Эти структуры разрослись настолько, что государство, по сути, стало полицейским, потому что правительство идет вразрез с интересами народа и вынуждено опираться на силу, на демонстрацию силы гражданам России. Очень стыдно слышать о реформах Родионова, реформах Батурина, реформах Сергеева ни один институт не может справиться с таким вопросом, а не то, что один человек здесь вопрос государственный, всего государства вопрос. Это и экономика, и политика, и демография единая интегральная концепция безопасности для всех силовых структур, где каждой из них отведен свой специальный сектор, своя зона ответственности в общем круге безопасности, где функции не дублируются, но страхуются, и деньги лишние не тратятся. Есть и экономические, и правовые аспекты. На военную реформу должно работать все государство. И если за любыми красивыми словами нет реального финансового обеспечения, нет средств для их осуществления дело обречено на провал. Все рушится, все уничтожается сегодня именно из-за отстутствия финансового обеспечения. И когда говорится о том, что нас ждет прекрасная армия: лучше, чем в Америке, сильнее, чем в НАТО это слова президента, то мы прекрасно понимаем, что это блеф. Почему? Да вот, к примеру, в нищем 1996 году на армию было затрачено около 130 триллионов рублей: 82 бюджетных, их хватило до июля, до конца года дотянули, вложив еще 20 триллионов, да еще долги государства армии, оборонной промышленности и всем остальным составили около 32 триллионов рублей. Здесь и техника невыкупленная, неоплаченная, и перевозки, и ГСМ, и электричество, которое ни одна воинская часть не оплачивает, и коммунальные расходы, и долги по продуктам то есть в сумме на армию ушло 130 триллионов. А на 1998 год предлагают затратить 83,5 триллиона рублей. Но инфляция поднялась уже в два раза. Получается, около 45 триллионов 1996 года мы будем иметь в наступающем году: трехкратное сокращение реального финансирования. Какие тут перспективы? У оборонной промышленности заказов не будет, а она не винтовка, которую смазал, в ящик положил, достал через год и она по-прежнему новая и сияющая. Вот сейчас из-за границы появляются заказы, а заводы их выполнить не могут уже: люди разбежались, станки развалились. Почти уничтожена наука, почти развалилась оборонка. Единственный завод в Волгограде, делавший бронированную сталь, лежит. Второй завод, выпускающий специальные сорта оружейной стали, лежит, не производит ничего. Очень тонко выбраны маленькие заводы по производству графитовых стержней и уничтожены в результате мы не можем производить ракеты. И такая же ситуация абсолютно везде. В определенный год наши стратегические силы ядерного сдерживания просто рухнут, потому что все сроки выйдут у стоящих на вооружении ракет, да и продлить мы их уже не сможем нет денег на такие работы. А нового ничего не производится, отставание уже в три года. Россию скоро можно будет брать голыми руками. И когда говорят о социальной защите военнослужащих это ложь, потому что названных денег ни в коем случае не хватит: если не хватило 130 триллионов, почему должно хватить 45? Когда говорят, что военнослужащих обеспечат квартирами, это ложь. Когда говорят, что вместе с губернаторами построим сто тысяч квартир, то губернаторы просто смеются: откуда у них деньги, на что строить? Кстати, жилищные сертификаты куда их девать? Придет капитан, уволившийся в 1997 году, с этой бумажкой в администрацию за квартирой, а там своя очередь в тысячу человек стоит 6-10 лет и что, ему квартиру там дадут? Его вышвырнут, и есть уже такие факты, по которым мы готовим очередное обращение к президенту. Если ситуация не будет исправлена, мы будем выходить на улицы, дело дойдет до самых крайних мер.