Охраняя свой удел — не у дел.

Ободрав зелёный дуб, дядька ихний сделал сруб,

С окружающими туп стал и груб.

И ругался день-деньской бывший дядька их морской,

Хоть имел участок свой под Москвой.

Ты уймись, уймись, тоска

У меня в груди!

Это только присказка —

Сказка впереди.

А русалка — вот дела! — честь недолго берегла

И однажды, как смогла, родила.

Тридцать три же мужика не желают знать сынка —

Пусть считается пока сын полка.

Как-то раз один колдун — врун, болтун и хохотун,

Предложил ей, как знаток бабских струн, —

Мол, русалка, всё пойму и с дитём тебя возьму! —

И пошла она к нему, как в тюрьму.

Ты уймись, уймись, тоска У меня в груди!

Это только присказка —

Сказка впереди.

Бородатый Черномор в Лукоморье — первый вор.

Он давно Людмилу спёр, — ох, хитёр!

Ловко пользуется, тать, тем, что может он летать:

Зазеваешься — он хвать и тикать!

А ковёрный самолёт сдан в музей в запрошлый год—

Любознательный народ так и прёт!

Без опаски старый хрыч баб ворует, хнычь — пе

хнычь.

Ох, скорей его разбей паралич!

Ты уймись, уймись, тоска У меня в груди!

Это только присказка —

Сказка впереди.

— Нету мочи! Нету сил! — Леший как-то не допил,

Лешачиху свою бил и вопил:

— Дай рубля, прибью а то, я добытчик али кто?!

А не дашь — тогда пропью долото!

Я ли ягод не носил? — снова Леший голосил. —

А коры по скольку кил приносил?

Надрывался издаля, все твоей забавы для,

Ты ж жалеешь мне рубля. Ах ты тля!

Ты уймись, уймись, тоска У меня в груди!

Это только присказка — Сказка впереди.

И невиданных зверей, дичи всякой — нету ей.

Понаехало за ней егерей!..

Так что, значит, не секрет: Лукоморья больше нет.

Всё, о чём писал поэт, — это бред.

Ты уймись, уймись, тоска,

Душу мне не рань.

Раз уж это присказка, —

Значит, дело дрянь!

В королевстве, где всё тихо и складно,

Где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь,

Появился дикий вепрь огромадный —

То ли буйвол, то ли бык, то ли тур.

Сам король страдал желудком и астмой,

Только кашлем сильный страх наводил,

А тем временем зверюга ужасный

Коих ел, а коих в лес волочил.

И король тотчас издал три декрета:

«Зверя надо одолеть, наконец!

Кто отважится на дело на это —

Тот принцессу поведёт под венец!»

А в отчаявшемся том государстве —

Как войдёшь, так сразу наискосок, —

В бесшабашной жил тоске и гусарстве

Бывший лучший королевский стрелок.

На полу лежали люди и шкуры,

Пели песни, пили мёды — и тут

Протрубили на дворе трубадуры,

Хвать стрелка! — и во дворец волокут.

И король ему прокашлял: — Не буду

Я читать тебе моралей, юнец!

Если завтра победишь Чуду-юду,

То принцессу поведёшь под венец.

А стрелок: — Да это что за награда?

Мне бы выкатить портвейна бадью!

Мол, принцессу мне и даром не надо —

Чуду-юду я и так победю.

А король: — Возьмёшь принцессу — и точка!

А не то тебя — раз-два! — и в тюрьму!

Это всё же королевская дочка!

А стрелок: — Ну хоть убей — не возьму!

И пока король с ним так препирался, —

Съев уже почти всех женщин и кур,

Возле самого дворца ошивался

Этот самый — то ли бык, то ли тур.

Делать нечего — портвейн он отспорил,

Чуду-юду победил и убёг.

Так принцессу с королём опозорил

Бывший лучший, но опальный стрелок.

В заповедных и дремучих страшных Муромских лесах

Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх.

Воет воем, что твои упокойники.

Если есть там соловьи — то разбойники.

Страшно, аж жуть!

В заколдованных болотах там кикиморы живут, —

Защекочут до икоты и на дно уволокут.

Будь ты пеший, будь ты конный — заграбастают,

А уж лешие — так по лесу и шастают.

Страшно, аж жуть!

А мужик, купец и воин попадал в дремучий лес,

Кто за чем — кто с перепою, а кто сдуру в чащу лез.

По причине попадали, без причины ли,

Только всех их и видали, — словно сгинули.

Страшно, аж жуть!

Из заморского из леса, где и вовсе сущий ад,

Где такие злые бесы — чуть друг друга не едят,

Чтоб творить им совместное зло потом,

Поделиться приехали опытом.

Страшно, аж жуть!

Соловей-Разбойник главный им устроил буйный пир,

А от них был Змей трехглавый и слуга его — Вампир.

Пили зелье в черепах, ели бульники,

Танцевали на гробах, богохульники.

Страшно, аж жуть!

Змей-Горыныч взмыл на древо, ну раскачивать его:

— Выводи, Разбойник, девок, пусть покажут кой-чего!

Пусть нам лешие попляшут, попоют,

А не то я, матерь вашу, всех сгною! —

Страшно, аж жуть!

Соловей-Разбойник тоже был не только лыком шит.

Свистнул, гикнул, крикнул: — Рожа, гад, заморский

паразит!

Убирайся без бою, уматывай!

И Вампира с собою прихватывай! —

Страшно, аж жуть!

Все взревели, как медведи: — Натерпелись столько лет!

Ведьмы мы али не ведьмы? Патриотки али нет?!

Налил бельма, ишь ты, клещ, отоварился!

А еще на наших женщин позарился! —

Страшно, аж жуть!

И теперь седые люди помнят прежние дела —

Билась нечисть грудью в груди и друг друга извела.

Прекратилося навек безобразие.

Ходит в лес человек безбоязненно.

И не страшно — ничуть!

Как ныне сбирается вещий Олег

Щита прибивать на ворота,

Как вдруг подбегает к нему человек

И ну шепелявить чего-то:

— Эх, князь, — говорит ни с того ни с сего, —

Ведь примешь ты смерть от коня своего!

Но только собрался идти он «на Вы»,

Отмщать неразумным хозарам,

Как вдруг прибежали седые волхвы,

К тому же разя перегаром,

И говорят ни с того ни с сего,

Что примет он смерть от коня своего.

— Да кто вы такие? Откуда взялись?

Дружина взялась за нагайки.

— Напился, старик, так пойди похмелись,

И неча рассказывать байки

И говорить ни с того ни с сего,

Что примет он смерть от копя своего!

Пу, в общем, они не сносили голов —

Шутить не могите с князьями! —

И долго дружина топтала волхвов

Своими гнедыми конями.

— Ишь, говорят ни с того ни с сего,

Что примет он смерть от коня своего!

А вещий Олег свою линию гнул,

Да так, что никто и не пикнул.