Двум невесткам взять махру,
Зятю — заячью нору,
А сестре — плевать чего, но чтоб красиво.
Да что ж мне, пустым возвращаться назад?
Но вот я набрел на товары.
— Какая валюта у вас? — говорят.
— Не бойсь, — говорю, — не доллары.
Растворимой мне махры,
Зять подохнет без икры,
Тестю, мол, даёшь духи для похмелки,
Двум невесткам — всё равно,
Мужу сестрину — вино,
Ну, а мне — вот это жёлтое в тарелке.
Не помню про фунты, про стерлинги слов,
Сражённый ужасной догадкой.
Зачем я тогда проливал свою кровь,
Зачем ел тот список на восемь листов,
Зачем мне рубли за подкладкой?
Всё же надо взять доху,
Зятю — кофе на меху,
Куму — хрен, а тесть и пивом обойдётся,
Также взять коньяк в пуху,
Растворимую сноху,
Ну, а брат и самогоном перебьётся.
СЛУХИ
Сколько слухов наши уши поражает!
Сколько сплетен разъедает, словно моль!
Ходят слухи, будто всё подорожает,
абсолютно,
А особенно — поваренная соль.
И словно мухи тут и там, ходят слухи по домам,
А беззубые старухи их разносят по умам,
— Слушай! Слышал? Под землёю город строют,
Говорят, на случай ядерной войны.
— Вы слыхали? Скоро бани все закроют,
повсеместно,
Навсегда. И эти сведенья верны.
— А вы знаете? Мамыкина снимают!
За разврат его, за пьянство, за дебош!
Кстати, вашего соседа забирают,
негодяя,
Потому что он на Берию похож.
— Ой, что деется! Вчера траншею рыли,
Откопали две коньячные струи!
— Говорят, шпионы воду отравили
самогоном,
Ну, а хлеб теперь из рыбной чешуи.
— Да, вы слышали? Теперь всё отменяют.
Отменили даже воинский парад.
— Говорят, что скоро всё позапрещают,
в бога душу!
Скоро всех к чертям собачьим запретят.
И поют друг другу шёпотом ли, в крик ли.
Слух дурной всегда звучит в устах кликуш,
А к хорошим слухам люди не привыкли
почему-то,
Говорят, что это выдумки и чушь.
Закалённые во многих заварухах,
Слухи ширятся, не ведая преград.
Ходят сплетни, что не будет больше слухов
совершенно,
Ходят слухи, будто сплетни запретят.
Но… словно мухи тут и там, ходят слухи по домам,
А беззубые старухи их разносят по умам.
ПОСЕЩЕНИЕ МУЗЫ
Сейчас взорвусь, как триста тонн тротила, —
Во мне заряд нетворческого зла:
Меня сегодня Муза посетила, —
Немного посидела и ушла!
У ней имелись веские причины,
Я не имею права на нытьё, —
Представьте: Муза… ночью… у мужчины! —
Бог весть что люди скажут про неё.
И всё же мне досадно, одиноко:
Ведь эта Муза — люди подтвердят! —
Засиживалась сутками у Блока,
У Пушкина жила не выходя.
Я бросился к столу, весь нетерпенье,
Но — господи, помилуй и спаси —
Она ушла. Исчезло вдохновенье
И три рубля, — должно быть, на такси.
Я в бешенстве мечусь, как зверь, по дому.
Но бог с ней, с Музой, — я её простил.
Она ушла к кому-нибудь другому:
Я, видно, её плохо угостил.
Огромный торт, утыканный свечами,
Засох от горя, да и я иссяк.
С соседями я допил, сволочами,
Для Музы предназначенный коньяк.
Ушли года, как люди в чёрном списке.
Всё в прошлом, я зеваю от тоски.
Она ушла безмолвно, по-английски,
Но от неё остались две строки.
Вот две строки — я гений, прочь сомненья,
Даёшь восторги, лавры и цветы:
«Я помню это чудное мгновенье,
Когда передо мной явилась ты».
Вагоны всякие…
Вагоны всякие,
Для всех пригодные.
Бывают мягкие,
Международные.
Вагон опрятненький,
В нём нету потненьких,
В нём всё десятники
И даже сотники.
Рубашки модные —
В международные,
Ну, а пикейные —
Так те в купейные.
Лежат на полочке
Мешки-баллончики.
У каждой сволочи —
Свои вагончики.
Многосемейные
И просто всякие
Войдут в купейные
И даже в мягкие.
Порвёшь животики
На аккуратненьких! —
Вон, едут сотники
Да на десятниках!
На двери нулики —
Смердят вагончики.
В них едут жулики
И самогонщики.
А кто с мешком — иди
По шпалам в ватнике.
Как хошь, пешком иди,
А хошь — в телятнике.
А вот теплушка та —
Прекраснодушно в ней, —
На сорок душ скота
И на сто душ люден.
Да в чём загвоздка-то?
Бей их дубиною!
За одного скота —
Двух с половиною.
Ах, степь колышется!
На пей — вагончики,
Из окон слышится:
«Мои лимончики!..»
А ну-ка, кончи-ка,
Гармонь хрипатая!
Вон в тех вагончиках —
Голь перекатная.
Вестимо, тесно тут,
Из пор — сукровица…
Вагоны с рельс сойдут
И остановятся.
Запомню, оставлю в душе этот вечер…
Запомню, оставлю в душе этот вечер —
Не встречу с друзьями, не праздничный стол:
Сегодня я сам — самый главный диспетчер,
И стрелки сегодня я сам перевёл.
И пусть отправляю составы в пустыни,
Где только барханы в горячих лучах, —
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис совсем не зачах.
Свое я отъездил, и даже сверх нормы.
Стою, вспоминаю, сжимая флажок,
Как мимо меня проносились платформы
И реки — с мостами, которые сжёг.
Теперь отправляю составы в пустыни,
Где только барханы в горячих лучах, —
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис совсем не зачах.
Они без меня понесутся по миру —
Я рук не ломаю, навзрыд не кричу.
И мне не навяжут чужих пассажиров —
Сажаю в свой поезд кого захочу.
Итак, я отправил составы в пустыни,
Где только барханы в горячих лучах, —
Мои поезда не вернутся пустыми,
Пока мой оазис совсем не зачах.
Растаяли льды, километры и годы —
Мой первый состав возвратился назад.
Он мне не привез драгоценной породы,
Но он возвратился, и рельсы гудят.
Давай постоим и немного остынем —
Я вижу, в пути ты не встретил реки.
Я сам не поехал с тобой по пустыням —
И вот мой оазис убили пески.
В ТЕМНОТЕ
Темнота впереди, подожди!
Там стеною — закаты багровые,
Встречный ветер, косые дожди