Лима заметила, как Нати смахнула кроткую слезу. Какая-то струна в ее душе была задета, но слишком слабо, чтобы перебороть укоренившуюся неприязнь к клонам. Лима считала их недолюдьми, почти не отличающимися от киборгов, такими же искусственными и ненавидящими людей их создавших.

Лима сняла доспехи, разделась по пояс, склонившись над умывальником, слегка ополоснулась и умылась. Когда вошли Сэм со старьевщиком, она уже надела рубаху.

Девушка подошла к Асу, глаза его были закрыты, а грудь ровно поднималась – он спал. Организм требовал восстановления сил.

– Старик, у тебя есть что постелить? Я и Сэм ляжем спать там. – Она кивком показала на дверь в торговую часть лавки.

– Есть. Сейчас Нати принесет.

– Хорошо, – сказала она потом Сэму. – Надо выспаться и утром все обдумаем на свежую голову.

– Ладно, – согласился десантник.

– А ты, – Лима повернулась к старику, – получишь свою историю завтра.

Сказав это, она взяла копье и вышла из комнаты. Почему-то она была очень зла. Лима злилась на слезы девочки-клона, на сдержанность старьевщика, на себя саму, и поняла, что просто очень устала.

Нати вынесла несколько одеял, расстелила два рядом

– Нет, – остановила ее Лима, – одно туда.

Она указала на место рядом с забаррикадированным коридором.

Капитан вышел через несколько минут, после того как Лима легла на свое одеяло.

Он тоже устроился и погасил свет.

– Надо дежурить, нас наверняка ищут. Мы наделали слишком много шума, чтобы спокойно спать, пусть даже про то, что мы здесь, никто не знает, – сказал капитан.

– Вряд ли нам что-то грозит этой ночью, – ответила Лима, – но ты прав, хотя выспаться было бы очень неплохо.

Дверь из внутренней комнаты открылась, высветив полосу на полу, и вошла Нати.

– Можно я с вами, – робко спросила она.

– Конечно, – сказал десантник.

– Спасибо, – обрадовалась девочка и быстро постелила одеяло недалеко от него.

Лима ничего не сказала.

– Вам отдохнуть надо, вы спите, а я покараулю, – предложила Нати, словно слышала их разговор.

– Ты?! – переспросила Охотница.

– Да! Я не усну, я не подведу вас.

Капитан молчал, оставив право решать за Лимой. «Почему бы и нет?!».

– Хорошо, – согласилась она и отвернулась

Время медленно тянулось, организм требовал отдыха, но адреналин в крови никак не давал уснуть. Лима слышала, как ворочается капитан.

Неожиданно она спросила у него:

– А у вас поют песни?

Капитан добродушно усмехнулся в темноте.

– Конечно.

– А о чем они?

Сэм помолчал, не зная как ответить.

– Да о разном. О жизни в основном, – снова помолчал. – Иногда о грустном, чаще о красивом, о любви, о смерти.

– О смерти? – переспросила Лима.

– Ну да…

– А разве смерть может быть красивой? – спросила Нати.

Капитан не нашелся что ответить.

Бывали моменты, когда он думал о том, что когда-нибудь умрет. И хотел, чтобы это было не просто так, от старости, ему не хотелось быть стариком, но вот может ли смерть быть красивой, он не задумывался?

– Спой какую-нибудь, – неожиданно попросила Лима.

– Какую? – Сэм хмыкнул. – Я и не помню ни одной. А ведь действительно, казалось бы – столько знаешь песен, вот они вертятся на языке, а спеть не можешь, только какие-то обрывки фраз, части припевов.

– Что совсем ни одной? Тебе не нравятся песни?

– Нравятся, просто я не запоминаю их. Я их просто слушаю, к тому же последнее время не часто. И так чтобы спеть…

Сэм задумался.

– Хотя подождите! Зик на последнем ужине в кают-компании пел одну. Мелодию я, конечно, не воспроизведу, на гитаре он играет немного хуже, чем поет, – Сэм заулыбался в темноте, – но вот слова я, кажется, запомнил.

Он подумал о Зике, как он там сейчас, что происходит на плацдарме? Но сейчас он ничем не мог ему помочь и, вздохнув, начал даже не петь, а просто говорить:

Капитан вздохнул, собираясь с мыслями, Лима и Нати ждали не перебивая.

И снова тишина, словно ночь, хотела этих пауз, наполняя их своим скрытым смыслом.

– Красиво, – сказала Лима. – Только очень грустно и немного непонятно.

– Согласен. А что непонятно?

– Почему кровь кристаллами?

– В вакууме она сразу замерзает, – объяснил Сэм.

– Ты видел?

– Видел…

Он не стал рассказывать, как сквозь дыру в скафандре, пробитую зарядом, со свистом выходит воздух, смешанный с кровью, сочащейся из раны, оставленной тем же зарядом. Голова начинает кружиться от декомпрессии и недостатка воздуха. Воздушный конвертор громко шипит, работая в усиленном режиме, пытаясь восстановить недостаток кислорода, нанокомпьютеры, встроенные в скафандр, начинают восстанавливать его целостность, но липкий страх все равно сжимает внутренности – а что, если дыра не успеет затянуться, и ты задохнешься в своем, ставшем неожиданно тесном, скафандре?

А вокруг темным облаком летают эти самые кристаллики, мелкие кусочки льда, в которые превратилась вытекшая из тебя кровь…

Сейчас другие слова, произнесенные Нати, заставили воспоминания нахлынуть на капитана.

Он, будучи еще молодым лейтенантом, едва закончивший академию и откомандированный по распределению на Афродиту, служил на орбитальном приемнике. Огромный прямоугольный иллюминатор, перед которым он стоял, словно экран голотеатра, показывал невероятную, с трудом укладывающуюся в голову картину. На его глазах в порт прибывали сотни различных судов. Искореженные корабли еле тащились, пытаясь добраться до доков. Буксировщики сновали между ними, оттягивая подальше готовых вот-вот взорваться и подталкивая вперед более-менее уцелевших. Их главной задачей было сохранить доки, чтобы спасти как можно больше кораблей. Спасатели работали в бешеном темпе, эвакуационные капсулы прилипали к бортам гибнущих машин, забирали максимально возможное количество людей и отлетали выгружать их, чтобы сразу устремиться за оставшимися. Иногда они не успевали… ПКО захваченных Хозяевами планет не щадили никого, любой корабль, пассажирский, грузовой или прогулочный катер был для них вражеской целью. Некоторым кораблям повезло, в их экипажах были толковые ребята, которые смогли понять, что надо бежать, куда глаза глядят, и вывели свои суда из-под обстрела. Некоторым повезло еще больше, и они добрались до доков в портах, не захваченных планет. Тем же, кому везения все же чуть-чуть не хватило, погибали рядом с портом, разлетаясь мириадами ярких осколков, мгновенно гаснущих в холоде вакуума, на глазах стоящего на обзорной палубе приемника, молодого офицера космической обороны Семена Кочетова из глаз которого текли слезы, а из прокушенной губы кровь. Так для него началось вторжение Хозяев, позже названное Единением.