В студии больше не пахнет краской и маляр увез свои банки и валики.

Коты, Патриция, ветчина. Впрочем, последнее уже не каждый день.

– Ты теперь все здесь знаешь, Петер, сам будешь ходить в магазин и покупать, что тебе нравится.

За свои собственные денежки, забыла добавить она.

Как-то Патриции надо было в город по делам – взяла меня с собой. На обратном пути, сделав крюк, завезла в квартал бомжей. Не сразу нашла, встревожившись, что их нет, но тут же вздохнула с облегчением – вон они... Бомжи сильно смахивали на моих соотечественников на рабочей окраине у будки с разливным пивом. Те же следы вырождения на лицах. Только эти в очереди не стояли, а толпились на тротуаре и подпирали стены в преддверии быстро наступавших сумерек. В основном, темнокожие мужчины, но попадались и белые, а также женщины с детьми. Здесь, на тротуаре, они жили и спали. Самые везучие устраивались на ночлег в картонных коробках.

Зачем она мне это показала? Чтобы я наконец оценил ее гостеприимство?

На теннисном корте пара новых знакомств: Даяна, женщина лет сорока, крепкозубая приземистая латиноамериканка с правильными чертами лица, и высокий красивый темнокожий индус Дейв, телеоператор. Дабл Ди, пошутил я, тщетно пытаясь вознести отношения с Патришей на прежний уровень ее забот обо мне. Дейв играл отменно, но был застенчив и впечатлителен и потому явно переоценил мои возможности. А переоценив, проиграл. Он спешил на съемку, и я доигрывал вместо него с Даяной. Она много и бестолково бегала по корту, обливаясь потом. Зато потом села в красивую машину. Обменялись телефонами, обещала на днях позвонить – позвать на следующую игру.

И действительно позвонила – сказала, что сломала ногу и сидит дома.

– Где? – спросил я.

Оказалось, у черта на куличках.

Курица. Носилась бы меньше.

Кристина, Кристина, сладость твоего лона еще на моих губах и ее не стереть постылому привкусу серых будней.

Да, я все еще ждал звонка. Звонка от Крис.

Через неделю в трубке, которую с таинственным видом протянула мне Патриция, заквакал, замяукал голос Бесси.

– Куда ты делся, Петер? Почему не звонишь?

От вульгарного тембра меня чуть не стошнило, но я поборол себя.

– Привет, Бесси, рад тебя слышать.

– Петер, хочешь я за тобой приеду и мы проведем вместе время?

– Еще как, – сказал я. – Это моя мечта.

Под вечер ее огромный «меркурий», похожий на розовую летающую мыльницу, замер у крыльца.

«Опять»? – сказал мне взгляд Патриции, и в нем вспыхнула слабая надежда, что на сей раз я не вернусь.

Я собрал сумку, положил ракетку, проверил наличие презервативов. Днем было жарко и душно, и я остался в белых теннисных шортах от Серджио Таччини. Бесси была надушена, в серьгах и ажурных чулочках. Несколько раз она жадно глянула на мои загорелые, в меру волосатые ляжки, и я понял, что поимею ее сегодня.

– Куда едем? – положила она руки на руль и повернулась ко мне, посмотрев, как на свою законную добычу.

– К тебе? – спросил я. – Или есть варианты?

– Можно поехать в ресторан, – пожала она плечом. – У меня дома пустой холодильник. Только тебе придется переодеться.

– Хорошо, – сказал я, хотя мы уже тронулись с места, а сумка моя осталась в багажнике.

– Нет, – решительно тряхнула она головой, нажимая на акселератор. – Лучше ко мне. По пути все купим. Что ты больше любишь – рыбу или мясо?

– Рыбу, – сказал я. – Вернее, рыбку, которая сидит рядом со мной.

– Какой ты забавный! – сказала она, шлепнув меня по ляжке.

Мы ехали обратно – туда, на Хантингтон-Бич, и сердце мое стало оттаивать.

– Это голодный русский, – сказала она продавцу в рыбном магазине, где мы покупали на ужин форель. – Я подобрала его на улице.

Вышколенный продавец в белоснежном переднике видел за стеклом у входа нашу машину и вежливо склонил голову, как бы оценив шутку богатой леди.

Дома нас встретили старые знакомые Сюзи и Спайк. Сюзи норовила отдаться, а Спайк лежал на спине и поочередно дрыгал вытянутыми к потолку ревматическими ногами, при этом хрипло колокоча.

– Совсем с ума сошел, – покачала головой Бесси.

Я похвалил ее дом.

– Да, у меня отличный дом, – с энтузиазмом сказала Бесси.

Сдержанный, в лилово-серебристых тонах, интерьер был продуман до мелочей. Везде царил убийственный порядок. В каждой комнате на коврике лежала, словно прикорнув, какая-нибудь фарфоровая зверушка. Надо было смотреть под ноги, чтобы не навернуться.

Наконец рыба была готова, Бесси попросила меня открыть бутылку белого бургундского, зажгла свечи в высоких бронзовых канделябрах, включила тихую музыку. После ужина мы по очереди приняли душ и, взявшись за руки, отправились в спальню. Я снял с Бесси халат, лифчик и трусики, слегка удивившись обширной кудели между ног – видимо, модной в нынешнем сезоне. Как бы романтический английский парк вместо регулярного французского. В какой-то момент мне даже показалось, что я не найду дорогу. Бесси нетерпеливо покусывала мне плечи и нервно, с хрипотцой, похохатывала.

Честно потрудившись часа полтора, я с сознанием исполненного долга смахнул со лба капли пота и провалился в сон. Бесси благодарно всхлипывала где-то рядом со мной, уткнувшись носом в мою подмышку, видимо, горькую от случившегося в ванной мужского дезодоранта «Жиллет». Ночью я проснулся оттого, что орудие моего труда крепко сжато рукой Бэсси. Без слов я приподнялся над ней и послушно совершил требуемое, чувствуя с досадой, как саднят царапины на плечах.

Разговор о Крис возник утром, и Бесси сказала, что, насколько ей известно, Фрэнк не занимается любовью, потому что он импотент.

– Вернее, не импотент, но у него была какая-то травма, еще в молодости... – охотно разглагольствовала Бесси, но вдруг осеклась, взглянув на меня.

– Что? Что-нибудь не так? – подняла она подбритые брови. – Почему у тебя такое лицо?

– Нормальное лицо, – сказал я. – Просто жалко их. Хорошая пара.

– Была хорошая, – сказала Бесси. – Мы так дружили. А теперь они в религию ударились. Стали такими ханжами. Тебе что, понравилась Кристина Тилни? – ревниво промяукала она, отодвигаясь от меня. – Ну и иди к ней.

– Я уже пришел к тебе, – сказал я. – И буду с тобой, если тебе этого хочется.

– Мне хочется, хочется, хочется, – забормотала она, полуприкрыв глаза, и я тут же на кухонном столике, еще раз распял ее. Она меня возбуждала, это факт, и я втихомолку ненавидел ее за это.

Она работала в какой-то крупной торговой фирме риэлтером и, судя по всему, с успехом. Родители жили в Бостоне, папа миллионер, старший брат – почти. Вот только с мужем пролет – отличный был муж, но алкоголик. Ударил ее однажды.

От Бесси же я узнал, что Крис и Фрэнк в отъезде, и мне почему-то стало легче.

– Знаешь, куда я тебя повезу, – сонно улыбалась благодарная Бесси. – В Диснейленд! Там и отдохнем.

День был ветреный, и Диснейленд трепетал флагами и вымпелами. У нарядных ворот под легким навесом сверкало несколько новеньких автомашин, которые можно было выиграть на входной билет, то есть двадцать тысяч баксов за какие-то двадцать пять.

– Сожалею, но ваши билеты не выиграли, – приветливо посочувствовала нам молодая контролерша в красивой униформе.

– Не беда, выигрыш при мне, – ответила Бесси.

Все там работало, как часы, – все эти самодельные слоны, джунгли, тигры, колесные пароходы, космические путешествия, подводные лодки и сотни тысяч разных электромеханических кукол – хоть бы у одной из них отнялась ножка или ручка, провалились бы глазки. В Замке привидений мы попали на бал Сатаны, отрубленная голова ведьмы в стеклянном сосуде вещала что-то апокалиптическое сизыми бескровными губами, когда же наша тележка развернулась к зеркальной стене, я узрел между собой и Бесси виртуального вурдалака, довольно отвратного на вид. Возможно, он так и остался при нас, когда мы вышли. Потом мы носились, как бешеные, вверх-вниз в кромешной ночи огромного алюминиевого шара, и под взвизги не видящих друг друга пассажиров я пытался довести Бесси до очередного кипения.