Шарп приблизился к огню, надеясь высушить промокшую одежду. Ему показалось, что он опять поступил неправильно; шутку следовало принять. Ирландец хотел помириться, а он снова закусил удила от гордыни.

- Вам надо поспать, сэр! - Пламя осветило сержанта Уильямса. - Я присмотрю за ребятами.

- Мне не уснуть.

- Понимаю. Как подумаешь о мертвых крошках, так сон и проходит.

- Да.

- Ублюдки, - сказал Уильямс. - Там была одна младше, чем моя Мэри.

- А сколько твоей?

- Пять лет, сэр. Хорошенькая. Не в отца.

Шарп улыбнулся.

- Твоя жена не поехала за тобой в Испанию?

- Нет, сэр. Работает в пекарне у своего папаши. Не сильно он радовался, когда она вышла за солдата. Да и когда они рады?

- Это точно.

Сержант потянулся.

- Зато будет что рассказать, когда вернусь в Спайталфилдз. - Он помолчал, очевидно, вспоминая дом. - Веселенькие истории.

- Например?

- Ну, например, как эти ублюдки забрались в такую глушь, чтобы пополнить запасы. Так ведь сказал майор?

- Да.

Французы добывали пропитание грабежами и воровством, но Уильямс, как и Шарп, не мог поверить, чтобы драгуны забрались в такую дыру, в то время как в долинах было полно соблазнительных местечек.

- Кстати, это они атаковали нас на дороге, - сказал Шарп. В некотором смысле это сыграло на руку стрелкам, ибо французы, взявшие в качестве трофеев немало английских ружей, не смогли толком воспользоваться незнакомым оружием.

Сержант Уильямс кивнул.

- Сволочь в красной накидке, правильно?

- Да. И тип в черном.

- По-моему, им нужен ящик, который тащат с собой испанцы. - Уильямс понизил голос, словно его мог услышать кто-то из касадорцев: - В таких сундуках обычно возят бриллианты, верно? Думаю, здесь может оказаться королевское золотишко.

- Майор Вивар сказал, что в нем бумаги.

- Бумаги! - насмешливо повторил сержант Уильямс.

- Нас это не касается, - сказал Шарп. - Любопытство - опасная болезнь. Советую никого не расспрашивать. Майор не любит, когда лезут не в свои дела.

- Слушаю, сэр, - протянул Уильямс, разочарованный равнодушием лейтенанта.

Но Шарп лишь маскировал собственное недоверие. Спустя несколько минут после ничего не значащего разговора он пожелал сержанту спокойной ночи и медленно пошел в сторону церкви. Он усвоил эту бесшумную походку еще с детства, в лондонских трущобах, где чтобы выжить, ребенок должен был воровать. Обойдя вокруг церкви, он замер у дверей. Кроме потрескивания костра и шума ветра не доносилось ни звука. Шарп продолжал вслушиваться, надеясь уловить хоть единое колебание воздуха внутри каменного здания. Ничего. Он чувствовал запах обвалившихся и сгоревших бревен внутри церкви, но людей там не было. Ближайшие испанцы спали, завернувшись в плащи в тридцати шагах от церкви.

Двери были распахнуты. Шарп скользнул внутрь и снова замер.

Святое место заливал лунный свет. Стены почернели от копоти, но люди Вивара уже расчистили от обгоревших бревен ведущие к алтарю ступеньки. На самой последней, черный, как стены церкви, стоял сундук.

Шарп ждал. Он оглядел всю церковь, стараясь уловить малейшее движение. Все было спокойно. В южной стене имелось небольшое черное окошко, единственное во всем здании. Через него ничего не было видно, и Шарп предположил, что оно выходит в чулан или глубокую нишу.

Лейтенант прошел между сгоревшими бревнами. Некоторые еще тлели. Один раз отставшая подошва зацепилась за головешку, но это был единственный звук, который он произвел.

Приблизившись к ступенькам алтаря, Шарп опустился на корточки. На крышке сундука лежали свернутые агатовые четки, в лунном свете сияло крошечное распятие. Там, внутри, хранится то, что привело в эту замерзшую глушь французских солдат. Вивар утверждал, что это бумаги, но даже самый религиозный человек не станет охранять бумаги при помощи распятия.

Сундук был обшит промасленным чехлом. Во время боя в него попали две пули. Шарп просунул пальцы в пробитую ткань, нащупал застрявшие пули и гладкую поверхность дерева. Он прощупывал форму и положение засовов и замков под чехлом. Замки были старинные, такие за несколько секунд можно открыть штифтом от ружья.

Глядя на сундук, лейтенант покачивался с носка на пятку. Четыре стрелка отдали за него свои жизни, многим еще предстояло погибнуть, и это, решил Шарп, дает ему право выяснить, что находится внутри. Он понимал, что скрыть взлом не удастся, но он и не собирался ничего красть.

Из кармана куртки он вытащил складной нож, которым пользовался во время еды. Вытащив лезвие, наклонился, чтобы разрезать чехол.

- Посмей прикоснуться, англичанин, и ты умрешь.

Шарп резко повернулся вправо. Из темного окошечка послышался щелчок взведенного пистолета.

- Майор?

- Из таких окон больные следят за мессой, лейтенант, - донесся из темноты голос Вивара. - Идеальное место для часового.

- Что здесь охранять?

- Бумаги, - холодно произнес Вивар. - Положите нож, лейтенант, и оставайтесь на месте.

Шарп повиновался. Спустя мгновение майор возник в дверях церкви.

- Больше так не делайте, лейтенант. Я убью любого, кто прикоснется к ящику.

Шарп чувствовал себя как пойманный сторожем мальчишка, но тем не менее вызывающе бросил:

- Из-за бумаг?

- Из-за бумаг, - устало сказал Вивар и посмотрел на небо, по которому стремительно неслись серебристые облака. - Неподходящая для убийства ночь, лейтенант. Духи мертвых и без того разгулялись. Думаю, вам следует поспать. Утром предстоит долгий путь.

Шарп потупился и прошел мимо майора к дверям. На пороге он на секунду остановился, чтобы еще раз взглянуть на сундук. Вивар повернулся к нему спиной и опустился на колени перед своим загадочным ящиком.

Смущенный видом молящегося человека, Шарп замер.

- Да, лейтенант? - спросил майор, не оборачиваясь.

- Что сказали пленные про человека в красной накидке? Про егеря, который их сюда привел?

- Ничего, лейтенант. - Голос испанца был полон терпения, словно он говорил с капризным ребенком. - Я не догадался их спросить.

- А человек в черном? Гражданский?

Вивар ответил не сразу.

- Знает ли волк клички гончих?

- Кто он, майор?