Если полиция ведет слежку уже два месяца, значит, Люсьен ни в чем не виноват!

О Господи!.. Виноват?.. Да в чем Люсьен-то может быть виноват?

Робер поведал ей историю исчезновения кислоты.

Н-да, — согласилась она, — действительно неприятное совпадение… Что ж, сделай отсюда вывод. Если верно, что истина иногда выглядит неправдоподобно, то верно и то, что очевидность тоже вполне может оказаться обманчивой. И вот лишнее этому подтверждение.

Однако Робер вдруг впал в задумчивость. Мадам Манье, заметив это, спросила встревоженно:

Тебя еще что-то беспокоит, мой милый?

Конечно, мама! Если кислоту украл не Лулу, то — кто?.. И зачем?

Мадам Манье, улыбаясь, покачала головой.

Да, конечно. Но… ты уверен, что ее украли?

Робер долго ломал голову, пытаясь найти какое-нибудь иное объяснение, но ничего придумать не мог… Впрочем, это было не так уж и важно: ведь Люсьен, как Робер все более убеждался, к пропаже был непричастен.

Ты себе не представляешь, мама, какое это для меня облегчение! Остальное все — ерунда. Он будет и дальше играть в нашей команде, это главное!

В это утро Лулу появился в коллеже. Он был бледен, губы его подергивались; он явно еще не пришел в себя после случившегося. На всякий случай Робер и Разэн решили проводить его через двор: не дай Бог, какой-нибудь недоумок вроде Бавера или Нибаля захочет показать, как относится к фальшивомонетчикам. От этих типов можно было ждать чего угодно. У Робера кулаки сжимались, когда он думал о лицемерии и наглости некоторых своих одноклассников, которые, собравшись кучками по три-четыре человека, угрюмо смотрели на несчастного Люсьена, бормоча под нос что-то невнятное, смысл чего однако было легко угадать.

Лулу молчал. Его лихорадочно блестящие глаза были устремлены вперед. Это было нелегкое испытание для его друзей, которые не знали, как отвлечь его от тяжелых мыслей, заставить хоть ненадолго забыть драму, разыгравшуюся у него дома. Утро прошло без особых происшествий.

Первым после обеда был урок французского. Едва он начался, в класс зашел привратник и что-то сказал учителю на ухо.

Люсьен Дюмарбр, к директору, — объявил смущенно учитель.

С вещами, — добавил привратник.

По классу прошелестел изумленный шепот. Все головы, как по команде, повернулись к Люсьену, который сидел ни жив ни мертв. Разэн, его сосед по парте, помог ему собрать вещи. Лулу ушел следом за привратником.

Робер был ошеломлен. Взгляд его случайно упал на Бавера и Нибаля. Два недруга Лулу переглядывались и посмеивались… Но Роберу показалось, что Нибалю не по себе.

"Интересно, зачем ему было вчера шпионить за нами? — спрашивал он себя. — Он явно был совсем рядом, когда я рассказывал Антуану о пропаже кислоты… Не хватает еще, чтобы я, пускай и нечаянно, оказался причиной сегодняшних неприятностей. Но если так, этот мерзавец Нибаль дорого мне заплатит… Очень дорого!"

Но спокойствия это ему не прибавило. Ситуация по-прежнему оставалась тяжелой.

В коллеж Лулу больше не вернулся. А на уроке истории пополз слух, что его выгнали из-за литра азотной кислоты, который пропал из лаборатории. Правда, другие с не меньшей уверенностью утверждали, что дело обстоит совсем не так: просто некоторые родители написали директору, что не желают, чтобы их дети учились вместе с сыном фальшивомонетчика, и если Люсьену Дюмарбру не укажут на дверь, они вынуждены будут забрать своих детей из коллежа. Конечно, это были всего лишь слухи, но комментировали их оживленно.

Робер был возмущен до глубины души.

Нет, это уж слишком!.. Что же выходит? Ну хорошо, предположим, отец Лулу что-то там совершил — но почему Лулу не может теперь ходить в коллеж?.. Значит, его учеба окончена? Ведь то же самое будет везде. Где гарантии, что в другой школе с ним не обойдутся точно так же?.. Получается, у него теперь нет иного пути, кроме как подделывать деньги!.. И все потому, что некоторые считают, будто он отвечает за своего отца.

Некоторые соглашались с ним; большинство же отмалчивалось. В умах у многих мнение родителей, которые были сердиты на Дюмарбров за то, что те — "чужаки", вторгшиеся в чужие владения, пересиливало все другие мотивы.

И он еще собирался. издавать здесь газету! — восклицал кое-кто, вспоминая попытку Гюстава Дюмарбра основать в кантоне еженедельник под названием "Мессаже дю Сантер". Попытка провалилась именно потому, что Дюмарбр не был своим. Старожилы сочли, что нечего постороннему, никому не известному человеку лезть в чужой монастырь со своим уставом…

В общем, все шло как нельзя хуже. Футбольная команда коллежа, которая до этого возглавляла таблицу в молодежном чемпионате Севера, проиграла один за другим сразу два легких матча. Бавер и Нибаль играть отказались, чтобы показать, что они не согласны с Робером, который защищает Люсьена. А отсутствие Лулу, который уже не имел права выступать за коллеж, окончательно дезорганизовало команду. Только Разэн, Патош и Жюстен Варже (по прозвищу Пигуй) оставались на стороне Робера

Местная газета очень скоро утратила интерес к делу Дюмарбра; полиция так и не нашла его сообщников.

Однажды Робер увидел на улице мадам Дюмарбр. Он растерялся, даже покраснел, не зная, как себя вести. Заметив его, бедная женщина поспешно отвела взгляд, как всегда, когда встречала кого-нибудь из друзей сына. Робер представил, что ей приходится выносить в лавках, когда она ходит за покупками. Пускай люди не говорят неприятные вещи в глаза: он видел перед собой их притворно сочувствующие взгляды, слышал лицемерно-любопытствующие вопросы— и понимал, что это куда страшней, чем прямые враждебные выпады. Робер был сердит на себя за то, что не подчинился первому порыву, не перешел улицу, чтобы выразить этой женщине, которой сейчас так тяжело, свою искреннюю симпатию, а заодно и спросить про Лулу.

Он был еще под впечатлением этой встречи, когда, вечером того же дня, встретился с Антуаном.

Старик, — сказал он ему, — пора что-то делать Нельзя же все это так оставить! Надо придумать какой-то способ, чтобы помочь мадам Дюмарбр.

На сей раз указательный палец Антуана тер нос особенно долго. Но ответ его был лаконичен:

Какой-нибудь способ?.. Согласен. Но… какой?

Это единственное, что можно сделать, — заявил Робер через несколько минут. — Как мы раньше об этом не подумали!

Не говоря уж о том, что Дюмарбры сейчас вряд ли купаются в деньгах…

И друзья направились к площади Тьер, убежденные, что визит к Дюмарбрам просто необходим. Нужно было показать Люсьену, что его друзья не остались равнодушны к его беде и, насколько возможно, пытаются ему помочь. Они пока смутно представляли себе, что это будет за помощь, но были уверены, что добрая воля подскажет им решение.

Площадь была почти пуста. Увидев это, Робер на минуту испытал облегчение… И тут же ему стало стыдно за себя. В конце концов то, что они с Антуаном задумали, не может считаться предосудительным, и никакое общественное мнение не помешает им слушаться собственной совести.

Как ты думаешь, тут просто входят… или нужно звонить? — спросил Антуан.

Металлические шторы на окнах лавки были опущены. Робер нажал на ручку двери; дверь открылась, внутри зазвенел колокольчик. Они очутились в пустом, темном помещении, тускло освещенном падающим из кухни светом. Потом зажглась лампочка под потолком, и в тот же момент колыхнулась занавеска на кухонной двери. На полках лежало несколько пакетов с конвертами, образцы афишной бумаги, огромный рулон оберточной бумаги и моток бечевки; покрывающий все вокруг толстый слой пыли говорил о том, что типография переживает тяжелые времена

Кажется, клиентов тут бывает немного, — вполголоса заметил Антуан.

У мадам Дюмарбр, наверно, и без того голова идет кругом, куда тут заниматься лавкой, — так же тихо ответил Робер.

Не говоря уж о том, что лавка напоминает ей времена, когда муж был дома..

Стеклянная дверь наконец открылась, и на пороге, старательно вытирая руки о голубой хлопчатобумажный фартук, появилась немного смущенная мадам Дюмарбр. На ее лице, еще молодом, Робер заметил глубокие тени: это были следы выплаканных слез.