Странная встреча неожиданно произвела на меня сильное впечатление. Сам по себе факт, что люди могут совершать бессмысленные поступки, показался чрезвычайно воодушевляющим. Как правило, человеческое поведение на удивление рационально. Нам все время чего-то не хватает. Мы постоянно стремимся чего-то достичь, а иначе нам некомфортно, нас колбасит. Бесцельное существование абсолютно противно человеческой природе. Мы обязательно должны знать — что мы делаем и для чего. Идеально в этом смысле устроена жизнь футболиста. Вот уж кто знает, что он делает и для чего. Бежит себе по краю, навешивает в штрафную площадку, а там его партнер пытается забить мячик в ворота противника. Головой, а если повезет, то и ногой. Попал — хорошо. Не попал — плохо.

Мы со школы затвердили, что такое целесообразность. Это разумное поведение, направленное на достижение полезных и выгодных вещей. Мы твердо уверены, что поступать нецелесообразно — глупо и смешно. Страх показаться смешным и комплекс неполноценности — едва ли не главные двигатели прогресса человечества. А прогресс — это, понимаешь, такая штука, что ого-го! И прагматизм наш — ого-го! Однако, отец научил меня относиться к этим основополагающим принципам современной цивилизации с известной долей иронии. Именно поэтому для меня так ценны примеры нецелесообразного поведения людей, особенно, если при этом они не боятся выглядеть смешными и не чувствуют себя дураками. Случайно встреченные мной прохожие поступили именно так, за что им честь и хвала. Признаюсь, был впечатлен.

Я вручил Анне фотоальбом и вздохнул с облегчением. Свободен. Сделал дело — гуляй смело. Мои мысли были уже далеко — на Луне 2027 года, где мои герои застыли в нелепых позах с открытыми ртами и неуклюже поднятыми руками в ожидании, что я дам отмашку, и они смогут продолжать двигаться и вести свои беседы на отвлеченные темы. Что ни говори, но прогулки по вечернему городу всегда порождали во мне желание работать с текстом. Мои руки сами собой тянулись к клавиатуре, я направился к компьютеру, но был остановлен женой.

— Ив! Да что с тобой сегодня? — спросила Анна с явным укором.

— Не понял? — признался я. — Это ты о чем?

— Ты похож на очень глупого пескаря. Только не говори, что у тебя текст не получается, — Анну передернуло.

— С чего ты взяла? — удивился я. — И о каком тексте ты говоришь? Я только что вернулся, даже компьютер не успел включить. Вот только собираюсь…

— Не умничай без пользы, — вздохнула Анна. — Твои попытки оправдаться всегда отдавали кустарщиной. Когда же ты, наконец, привыкнешь к тому, что меня нельзя обмануть! Скрытность — не твой конек. Так что — колись. Что случилось?

Мне ли было не знать, что Анна обладает странной способностью довольно точно оценивать психологическое состояние собеседника. Не уверен, что она экстрасенс, но иногда это у нее получается весьма забавно. Особенно, когда она желает поставить на место какого-нибудь дуралея, возомнившего о себе Бог знает что. Она предпочитает возвращать его на грешную землю короткими, хлесткими, как пощечина, фразами. Очень точными, такими точными, что даже несчастный дуралей начинает понимать, о чем идет речь, и в чем он провинился. Справедливости ради надо признать, что поступает так Анна крайне редко, это надо постараться, чтобы разозлить ее до такой степени. В первое время я пытался объяснить жене, что с людьми надо быть мягче. Но в ответ она мне каждый раз повторяла одну и ту же фразу: «Он первый начал». Я и отстал. Трудно было не согласиться с тем, что ее жертвы действительно «начинали первыми». Интуитивно понятно, какой смысл Анна вкладывает в свои слова, но четко сформулировать не взялся бы.

Но вот чего я не переношу, так это когда она применяет свое умение ко мне, любимому мужу. Например, сейчас, столкнувшись со мной в прихожей. А ведь обо мне нельзя сказать: «начал первый». Чтобы она там не понимала под этими словами.

— Ну, Ив! Ну, расскажи! Ты же знаешь, что я не отстану. Разреши помочь тебе.

Должен признаться, что не сразу догадался, о чем, собственно, она хочет услышать. Бессмысленные разговоры меня, как правило, раздражают. И чтобы не искушать судьбу, пришлось выложить героическую историю про необычных людей, затеявших свой странный перформанс поблизости от нашего дома. Мне казалось, что история повеселит ее, но Анна осталось серьезной.

— Неужели ты так им ничего и не отдал?

— Честное слово, у меня ничего не было. Как бы ты поступила на моем месте? Оторвала бы пуговицу? Ха-ха.

— Мне кажется, что ты совершил ошибку. Тебе следует постараться исправить ее.

— Как это?

Но Анна не ответила, молча отправилась на кухню готовить тушеное мясо. Тут и экстрасенсом не нужно быть. У нас каждый день тушеное мясо.

А ведь Анна говорила дело. Следовало подарить этим людям свою книжку. Надо было сбегать домой — это заняло бы от силы десять минут. А ведь они, вроде бы, не торопились. Иначе бы не затеяли свой спектакль. Эх, пора бы научиться соображать быстрее. Анна посоветовала постараться исправить ошибку. Главное в ее словах была команда — постарайся. Люди попытались устроить обмен — у них не вышло, теперь моя очередь, попытаюсь вручить им подарок. И перформанс будет благополучно завершен. Если потороплюсь, то обмен у нас все-таки произойдет. Что и требовалось. Я вытащил из шкафа экземпляр своей книги. Надписал. «Людям, сумевшим меня удивить. От автора с признательностью». И отправился в темноту.

Естественно, на перекрестке уже никого не было.

— Жаль, — разочаровано сказал я вслух. — Сам виноват, в будущем нужно быть расторопнее.

И тут, надо было такому случиться, если бы не со мной произошло, ни за что не поверил, из темноты показалась знакомая парочка. Ждали они меня, что ли? Или шатались по улице без дела? Я хотел рассмотреть их получше, но у меня почему-то не получилось. Лица у них оказались вполне симпатичными, но какими-то незапоминающимися. Вероятно, что это проявился известный дефект моей памяти, в полумраке я плохо запоминаю предметы. Отец в свое время убедил меня в том, что в темноте моя память работает не самым лучшим образом. Давно это было, когда я еще учился в школе. Каждый раз, когда нам задавали на дом выучить стихотворение, мучился чрезвычайно. А потом отец посоветовал мне вылезти из темного угла на свет и — чудо из чудес — стихи стали заучиваться сами собой. Не знаю, действительно ли все дело в каком-то физиологическом изъяне, или отец таким замысловатым образом помог мне преодолеть некий психологический барьер. Никогда не задавался этим вопросом. Само собой так получилось, что на всю жизнь затвердил — моя память лучше работает при ярком свете. Правда, проверить это утверждение с тех пор так и не удосужился. Просто привык так думать. И когда мне надо было что-то запомнить, выбираюсь на свет. Я отца обычно слушался. Он и в самом деле очень умный.

— Вы меня помните? — зачем-то спросил я.

— Помним, — ответил молодой человек.

— А я вас искал.

— А мы никуда не терялись.

— Прекрасно.

— Прекрасно, — с легкой ухмылкой повторил он.

Почему-то мне стало грустно. Показалось, наверное, что сцена нашей случайной встречи была разыграна неправильно. Получилось неправдоподобно. Моему появлению явно обрадовались. И молодой человек, и его подруга буквально светились от счастья. По сценарию, а в том, что передо мной разыгрывается некий сценарий, сомневаться не приходилось, и мне надлежало проникнуться радостным настроением, поскольку любому человеку должно быть приятно, когда ему рады, пусть и без причин или по совершенно неясным до поры до времени причинам. Но ничего подобного я не почувствовал, только глухую тревогу, будто бы оказался случайным объектом интереса целеустремленных и прагматичных исследователей.

И вот обмен произошел. Обменщики с большой охотой забрали книгу и вручили мне зажигалку.