Как вы поступаете, когда обнаруживаете в моих письмах какие-нибудь описки? И как догадываетесь, о чем идет речь? ведь я никогда не перечитываю и не исправляю их. Еще раз прощайте.

Пожалуйста, пошлите это долговое обязательство миссис Брент, чтобы она получила по нему деньги, когда Парвисол приедет в город, или же пусть она перешлет это ему.

Лондон, 25 сентября 1711.

[вторник]

Обедал в Сити и на обратном пути отнес свое 30-е в почтовую контору, а придя домой, обнаружил письмо от … В жизни не читал ничего более возвышенного! Целых три с половиной страницы in folio, из них первые две заполнены сатирой на Лондон с его многолюдьем и суетой (автор явно позаимствовал их из какого-нибудь своего школьного сочинения), а остальные полторы страницы изведены на просьбу похлопотать перед лордом-казначеем о пенсии для вдовы вашего таможенного комиссара миссис Саут[639]. Сочинитель сего письма — милейший и рассудительнейший малый из всех, кого я имел удовольствие когда-либо лицезреть или когда-либо окунавших перо в чернила. Понятия не имею, что ему ответить, чума его забери. У меня и без него хватает таких просителей здесь, в Англии. Я, пожалуй, напишу ему, что никогда в глаза не видал никакого лорда-казначея; хорошо помню, что в бытность его здесь я старательно избегал упоминать при нем имена вельмож из опасения, чтв он растрезвонит об этом в Ирландии. И в довершение всего мои хлопоты должны остаться в тайне, чтобы о них, не дай бог, не проведал герцог Болтон[640], который может счесть ходатайство такого лица слишком незначительным. Никогда еще не читывал такого пр[оклято]го письма; меня так и подмывает переслать его вам. — Отправлю вам хотя бы образчик, первое попавшееся на глаза место, не выбирая. «В сем месте (подразумевается лондонская биржа), являющем собой компендий сей новой древней Трои, как сама она олицетворяет собой весь суетный мир, я испытал такое пресыщение, что наскучил людьми и вознамерился впредь навеки погрести себя под тенистым кровом …….» Да будет вам известно, что кое-кто именовал Лондон Новой Троей. Не угодно ли еще немного? Тогда вот еще несколько строк для Стеллы, ей они придутся особенно по вкусу. «Сей удивительный театр (подразумевается Лондон) был для меня не более, чем пустыней, и я буду меньше сетовать на одиночество, размышляя о крушении своих упований где-нибудь в Коннахте[641] или среди бесконечных болот Аллена». И, наконец, чтобы покончить с этим, еще один кусочек для миссис Маргрет. «Их королевский фанум, где они ежедневно поклоняются своему идолу — Златому тельцу, казался мне точным подобием пчелиного роя, что без устали трудится под тяжким бременем забот». Фанум — это храм, однако он подразумевает под ним биржу, а Златой телец — это деньги. Ну вот, теперь и миссис Маргрет получит свою долю удовольствия. Ну, и еще кусочек и я… — Ну, ну, не надо так сердиться, я больше не буду. Прошу вас, Стелла, успокойтесь. Очень даже славное письмо, и как не порадоваться, что я принужден иметь в числе знакомых такого бесстыжего пса! — Подготовка к заключению мира продвигается довольно успешно. Нынче утром Прайор провел два часа с секретарем. Мне сказали об этом, когда я зашел туда вскоре после его ухода. Похоже, что его вскоре снова отрядят во Францию, и тогда я усажу кого-нибудь сочинить отчет о его второй поездке: надеюсь, что первый вы уже видели. Дурацкое письмо этого пса настолько вывело меня из себя, что я долго ничем не мог заняться.

26. Вчера и сегодня у меня был Бернидж; я послал за ним, чтобы предупредить о том, что доктор Арбетнот настойчиво добивается назначения капитаном своего брата. Его брат всего только прапорщик, однако доктор пользуется большим влиянием на королеву. Он, правда, сказал мне, что не предпримет ничего такого, что было бы во вред джентльмену, являющемуся моим другом, да и я постарался расположить в пользу Берниджа его полковника и господина секретаря. Бернидж с грустью рассказал мне сегодня, что его соперник написал из Виндзора (куда он отправился хлопотать), что будто бы добился успеха, и Бернидж настроен весьма мрачно. Я уговорил вчера секретаря написать письмо полковнику Берниджа и замолвить за него словечко. Надеюсь, что ему это поможет; кроме того, я написал доктору Арбетноту в Виндзор и просил его не чинить для Берниджа препятствий. Обедал я в Сити в таверне Понтэка со Стрэтфордом, что обошлось мне в семь шиллингов; он, конечно, уплатил бы сам, но я этому воспротивился. Я продал свои акции Английского банка и поместил деньги в другие процентные бумаги и хочу, чтобы Парвисол попросил Хокшоу при первой же возможности возвратить мне деньги, потому что намерен их тоже поместить в процентные бумаги, а до тех пор одолжу ровно столько же у господина секретаря, любезно предложившего ссудить меня такой суммой. Послушайте, сударыни, отправляйтесь-ка к декану.

27. Бернидж опять приходил ко мне сегодня утром, он был чрезвычайно обеспокоен, да и я, признаться, тоже, однако днем за обедом у лорда-казначея мой брат Джордж Грэнвил, военный министр, протомив меня некоторое время, сообщил затем, что доктор Арбетнот отказался от своего первоначального намерения, потому что не хотел причинять вред моему другу, и что его брат получит должность лейтенанта, а Бернидж будет назначен капитаном. Я зашел после этого к Берниджу на квартиру и наведался в солдатскую кофейню, чтобы успокоить его, однако нигде его не застал, а посему просил передать ему записку и надеюсь увидеться с ним завтра. Он живет теперь в достатке: получает десять шиллингов в день, кроме законного плутовства. Ему, правда, приходится отдавать по негласному уговору часть денег своему полковнику, но это очень незначительная сумма; полковник весьма к нему благоволит и все удивляется, как много у него друзей. Теперь его дело окончательно улажено, и мне не придется больше о нем заботиться. — Я довольно рано ушел сегодня вечером от лорда-казначея, но секретарь последовал за мной и попросил поехать с ним в В…… Едва я успел написать первую букву слова, начинающегося с В (я собирался написать Виндзор), как вошел слуга мистера Льюиса и передал мне прелестное шутливое письмо от доктора Арбетнота, извещающего меня, что, в согласии с моим желанием, он как раз нынче утром отказался от всяких притязаний на эту должность в пользу Берниджа и что королева велела мистеру Грэнвилу подыскать для его брата вакантное место капитана в какой-нибудь другой роте. Независимо от того, сделано ли это из желания угодить мне или нет, мне остается только счесть этот поступок за любезность. Доктор Арбетнот пишет, что как раз сегодня утром он просил ее величество отдать роту мистеру Беониджу. Я чрезвычайно доволен столь успешным завершением этого дела. Вы, возможно, сочтете, что я слишком докучаю вам подробностями касательно Берниджа, однако мне кажется, что его судьба вам небезразлична.

Виндзор, 28. Я приехал сюда на день раньше обычного по настоянию господина секретаря и ужинал с ним и Прайором и еще двумя тайными послами из Франции и французским священником[642]. Мне неизвестны имена этих посланников, но они прибыли по поводу договора о мире. Имена, которыми называл их секретарь, как я полагаю, вымышленные; а сами они произвели на меня впечатление людей весьма здравомыслящих. Мы уже уладили все дела с Францией и притом к немалой чести и выгоде для Англии, и королева пребывает сейчас в чрезвычайно хорошем расположении духа. Все эти новости — величайшая тайна, хотя вообще-то публика осведомлена о том, что дело идет к заключению мира. Граф Страффорд поедет скоро в Голландию, чтобы сообщить там о предпринимаемых нами шагах. Придется им, черт бы их побрал, кое-чем поплатиться, но мы заставим их это проглотить, чума на их голову. Французские послы беседовали с нами до часа ночи, а потом мы до двух проговорили наедине с секретарем, так что согласитесь, сударыни, что уже довольно поздно и вашему маленькому нахальному Престо пришло время улечься в постель и заснуть. Благослови господь бедных малюток МД; надеюсь, они уже крепко спят и видят во сне Престо.