— Прости, Джулия.

На ее лице появляется удивление, и это еще больше разбивает мне сердце. Слезы щиплют глаза, и я делаю резкий вдох и шепчу:

— Я была ужасной сестрой. — Потом бросаю взгляд на маму и добавляю: — И ужасной дочерью.

По маминым щекам ручьем текут слезы. Она раскрывает объятья, и на этот раз я добровольно падаю в них, охотно принимая ее любовь.

— Мама, прости.

— О, Бэйли, дорогая, все хорошо. Мы понимаем, что у тебя выдался тяжелый год. Нам просто хочется снова видеть тебя счастливой.

Мне требуется время, чтобы обрести голос, и когда это происходит, он дрожит.

— Я пытаюсь. Честное слово.

Мама сжимает меня с такой силой, что я еле дышу, но я не хочу ее отпускать. Нам очень давно нужен был такой разговор. Возможно, я никогда не искуплю вину за ошибку, которую совершила со Спенсером, но, может, я смогу залатать тот разрыв, который создала между собой и семьей.

Как только мама отпускает меня, я поворачиваюсь к Джулии — с опаской, потому что не знаю, какой будет реакция. Мама, может быть, и готова простить меня, но мне кажется, что сестре я причинила в этом году больше боли, чем маме или отцу. Подавив страх, я встречаю ее настороженный взгляд.

— Идем?

Она стоит с непроницаемым лицом. Я начинаю думать, что уже слишком поздно, что я разрушила наши отношения безвозвратно, но потом она бросается ко мне и обнимает. В отличие от меня сестренка не плачет — она всегда была более сильной, — но по тому, как она цепляется за меня, я понимаю, что она борется со эмоциями.

— Я прощаю тебя, Бэйли.

В груди все сжимается, и я стискиваю ее еще крепче.

— Спасибо.

Глава 18

Шарлотта с Джулией такие болтушки, что напряжение между мною и Уэсом не осмеливается высунуть свою уродливую голову. Они смеются, шутят и ради нас стараются поддерживать легкую, расслабленную обстановку. И им это удается, но лишь до тех пор, пока мы не добираемся до стадиона и не заходим в VIP-ложу Шарлотты, предназначенную для родных и друзей игроков. Попасть туда — все равно, что оказаться в кино о богатых и знаменитых. Даже Джулии становится не по себе, когда мы, войдя, понимаем, что сегодня важные персоны — не кто-то, а мы.

Ложа напоминает огромный салон. Здесь есть просторная зона с диванами и большими экранами, а за ней — бар и столы. В дальнем конце я вижу стеклянные двери, ведущие на балкон, где дюжина мест выходят на поле.

Я вздрагиваю, услышав за спиной долгий свист.

— Неплохо, — говорит Спенсер, до чертиков пугая меня.

Я хочу накричать на него, и ему это известно, поэтому он отзывается широченной самодовольной усмешкой, от которой мне хочется стукнуть его и одновременно поцеловать.

— Преследовать тебя так прикольно, — дразнится он. Затем снова оглядывается и качает головой. — Особенно с такими привилегиями. Черт, это сильно отличается от тех мест, которые были у нас в прошлый раз, согласись?

Я нечаянно фыркаю, чем привлекаю всеобщее внимание. Залившись краской, я пытаюсь сочинить объяснение:

— Я просто… подумала… что эта ложа слегка отличается от тех мест, залитых кровью из носа, где мы сидели в наш прошлый поход на игру.

— Это точно, — кивает Уэс, продолжая таращиться на шикарную обстановку.

По его лицу скользит тайная маленькая улыбка, и когда он встречает мой взгляд, я понимаю, что он думает о последней игре, на которую мы ходили все вместе. Это было в конце августа прошлого года, примерно за месяц до гибели Спенсера. Один из последних дней, когда мы тусовались втроем. Родители Спенсера подарили на его день рождения билеты. Ради Спенсера мы с Уэсом старались общаться нормально, и это оказался один из самых веселых вечеров, которые мы когда-либо проводили втроем.

После секундного колебания я перенимаю его улыбку, давая понять, что вспоминаю о том же. Наш зрительный контакт прерывается, когда Шарлотта встает между нами, чтобы открыть раздвижные стеклянные двери.

— Может размещение и отличное, но на самом деле наши места не так уж и далеко, чтобы уберечься от брызг крови. Пойдемте, я покажу.

Мы все выходим за ней на балкон. Он расположен достаточно высоко и далеко от линии хозяев поля. Шарлотта морщит нос, а мне кажется, что у нас фантастический вид. Сиденья тут шире обычных, а вверху есть козырек, так что никто не прольет на нас пиво.

Я облокачиваюсь на перила, и Уэс неожиданно становится рядом. Он не смотрит на меня, но стоит так близко, что наши руки почти соприкасаются.

— Спенсу здесь очень понравилось бы, правда? — шепчет он.

При упоминании Спенсера у меня сжимается сердце. Уэс часто вспоминает его. Интересно, помогает ли это ему лучше справляться с утратой? Я никогда не упоминаю Спенсера, если могу этого избежать, и каждый раз, когда это делает кто-то другой, у меня чуть не случается срыв. Есть ощущение, что способ Уэса — лучше. Может, и мне надо не сдерживаться? Возможно, это пойдет мне на пользу.

Краем глаза я вижу, как Шарлотта бросает на Джулию многозначительный взгляд и кивает в сторону ложи, после чего они к моему ужасу незаметно исчезают внутри, оставляя нас с Уэсом наедине. Спенсер замечает это и подмигивает мне, но Уэс, к счастью, ни о чем не догадывается. Он с благоговением смотрит на стадион.

— Наверное, сейчас он с завистью переворачивается в могиле, — говорит он с еще одним намеком на улыбку.

Спенсер присоединяется к нам у перил по другую сторону Уэса.

— Мне и правда здесь нравится, друг, — соглашается он, хоть Уэс его и не слышит. — Я только завидую, что сегодня ты будешь сидеть рядом с моей девушкой. — Он пытается подтолкнуть его, не обращая внимания на тот факт, что его локоть проходит сквозь Уэса. — Чувак, если попадешь на камеру поцелуев, то не теряйся. Ради меня. Я говорю о серьезных действиях губ. Никаких чмоков в щечку.

— Спенсер! — Я давлюсь смехом, а затем быстро зажимаю ладонью рот.

Уэс вздрагивает и таращится на меня. Его брови взлетают чуть ли не до потолка.

Спенсер взрывается хохотом. Клянусь, если бы он уже не был мертв, то я бы убила его.

— Уверена, что дух Спенсера сейчас здесь, рядом с нами, — говорю я, решив полностью проигнорировать свой внезапный всплеск эмоций. Я не могу этого объяснить. — Сомневаюсь, что даже смерть способна удержать его от VIP-ложи на игре «Джетс».

— Чертовски верно, — соглашается Спенсер. — И я собираюсь насладиться каждой секундой.

Он вдруг сдирает с себя футболку и, будто пьяный болельщик, начинает раскручивать ее над головой, словно лопасти вертолета:

— ЮХУ-У-У! Вперед «Джетс»! НЬЮ-ЙОРК НАВСЕГДА, ДЕТКА! ДА!

Поскольку я делаю все, что в моих силах, чтобы не хлопнуть себя по лицу и не назвать своего мертвого парня придурком, Уэс решает опустить тему с моим внезапным всплеском эмоций, и усмехается.

— Будь он здесь, то, наверное, уже размахивал бы футболкой над головой.

Не в силах сдержаться, я хохочу, да так громко, что на глазах появляются слезы.

— О да, непременно! — Я, задыхаясь, хватаюсь за бок, где начинает щемить. — Только, наверное, хорошо, что мы не видим его, потому что бьюсь об заклад: в виде призрака он был бы еще белее, чем когда-либо при жизни.

Спенсер перестает крутить футболкой и хмурится.

— Что? Бэй, ты серьезно смеешься над своим умершим парнем? Детка, это жестоко. Очень жестоко. Но ведь тебе это нравится. Вот, посмотри. — Он начинает принимать позы культуристов — с его-то бледным и усыпанным веснушками телом. Бедолага мог бы потеть миллион часов в день и все равно остался бы худой каланчой.

Я снова смеюсь над его нелепыми выходками, и хихиканье Уэса становится настоящим смехом.

— Не думаю, что эта тощая креветка смогла бы стать еще более бледной. Даже в качестве призрака, — подхватывает он.

— Эй! — дуется Спенсер. — Чувак, я же здесь и все слышу. Это не круто. — Он хмуро опускает глаза на свою голую грудь. — Это правда, но все равно не круто.

Я снова смеюсь — на сей раз над ними обоими.

— Похоже, вечеринка уже началась.

Мы с Уэсом оборачиваемся на незнакомый голос и видим Шарлотту и Джулию — они выходят наружу, ведя за собой девушку, которая, может, на год или два старше нас. Она высокая и стройная, с глубоким эбеновым цветом кожи и гладкими волосами, подстриженными под стильный боб.

— Бэйли, Уэс, — говорит Шарлотта, подталкивая девушку к нам. — Это Ракель Джексон.

— Как Тайрон Джексон? — спрашивает Уэс. В его голосе снова слышен благоговейный трепет. — Ресивер из Зала славы?

— Виновна, — признается Ракель. — Он мой дедушка.

Онемевший Уэс пожимает ей руку, и я ощущаю необходимость прикрыть его:

— Извини. Обычно он не ведет себя, как болван. Просто он огромный поклонник футбола.

Шутка сбивает с Уэса оцепенение, и он, отпустив руку Ракель, незамедлительно начинает тереть свою пылающую смущением шею.

— Извини.

Ракель, кажется, забавляет неспособность Уэса держать себя в руках.

— Все хорошо. Я бы вела себя точно так же, если бы сюда внезапно зашел Бруно Марс.

Это отличное начало разговора, и Уэсу удается расслабиться. Как только он это делает, я замечаю, что Шарлотта нервничает.

— В общем… — начинает она, покусывая губу. — Ракель… она… — Шарлотта делает вдох и берет Ракель за руку. — Она моя девушка.

Шарлотта задерживает дыхание, ожидая нашей реакции. Мы все — Уэс, Джулия, я — не можем скрыть удивления. И поскольку Шарлотта в основном дружит со мной, я чувствую, что это мой долг —  нарушить удушающую тишину и быть первой, кто что-либо скажет.

— О, ну тогда особенно приятно познакомиться с тобой, Ракель. Удивительно, но Шарлотта никогда не упоминала о своей второй половинке, — добавляю я, глядя на Шарлотту с наигранным гневом. — Я думала мы в одной лодке, но, похоже, я возвращаюсь в город одиночек одна.

Когда я улыбаюсь и пожимаю ей руку, Шарлотта шумно выпускает воздух из легких.

— Прости. — Все еще нервничая, она снова покусывает губу. — Я умирала от желания рассказать тебе, но просто… не скрываться для меня еще непривычно. На самом деле, я открылась лишь вам. Сказать остальным немного…