– Я пойду, проверю машину, – с некоторым облегчением сообщил Адельберто Тони, вылезая из-за руля. – Жди с ним здесь – на проходе. И не хлопай ушами...

– Почему мы все время переходим из машины в машину? – теперь Гость за неимением Мепистоппеля обратился к Счастливчику.

Тот с молчаливым сопением выбрался из кара и кивком головы показал Гостю, что ему следует сделать то же самое.

– Почему ты не отвечаешь, когда я спрашиваю? – совсем по-мальчишечьи надулся Гость, но молчаливый приказ Тони выполнил.

– Послушай, постарайся быть человеком, – попросил Тони Гостя. – У меня уже голова раскалывается от твоих дурных расспросов... В конце концов, это – просто невежливо: все время о чем-то спрашивать и спрашивать... Ведь сам то ты мне ни на один вопрос не ответил. Вот скажи на милость: как тебя прикажешь называть по имени? Не бойся, дорогой – нам с тобой придется общаться не так уж и долго, но, все-таки, в приличном обществе как-то так принято...

– А ты и не спрашивал меня, Белая Голова, – Гость пожал плечами. – Я уже сказал тому, который меня встречал, что меня зовут Тор... Тор Толле...

– Вот и хорошо, Тор... – обреченно вздохнул Тони.

Это имя он слышал впервые. Политика никогда не интересовала Счастливчика.

Они двинулись в широкий проем между старой стройки домами, служившими теперь сдаваемыми в аренду складами и обиталищем несчетного множества крыс и летучих мышей. Впереди – удивительно независимо – шагал Тор. Сзади, нервно озираясь, поспешал Бинки.

Адельберто просигналил им рукой в просвет подворотни, и Тони, подталкивая Гостя стволом револьвера, погнал его через запущенный и поросший дикими травами двор к загодя выставленному в глухом переулке неприметному «Фольксвагену». Посреди двора они застряли: Гость с разгону остановился как вкопанный перед облезлым дворовым псом, чесавшим блох в зарослях полыни. Вид у пса был прешелудивый, одно ухо – рваное.

Бинки наблюдал происходящее с каким-то ревнивым интересом.

Гость тихонько взрычал и потом – к величайшему удивлению Тони – тоненько и жалостливо поскулил немного. Пес смотрел на него с испуганным удивлением. Тони возвел очи к небу. Там – в неизмеримой высоте уже гасли последние краски заката. До полной темноты оставалось часа полтора от силы.

– Двигайся, ты, придурок! – зло скомандовал Тони и ткнул Гостя массивным глушителем, навинченным на ствол револьвера. – А то, знаешь, иногда эта штука стреляет...

Гость озадаченно посмотрел на него:

– Не бойся, она не будет стрелять...

Это было сказано тоном старшего брата, успокаивающего боязливое дитя.

– Не будет, говоришь?! – прошипел Тони.

Фокусы непослушного подопечного уже превысили все допустимые границы.

Тони демонстративно прицелился в на отшибе лежащий кирпич и надавил спуск. С кирпичем ничего не сделалось – ни хорошего, ни дурного. Да и с чего бы? Машинка хлопала вхолостую и не думая производить выстрелы.

Лоб Тони покрылся бисеринками холодного пота. Он испуганно вскинул глаза на Гостя. Но тот, и не подумав использовать сложившуюся ситуацию, уже неторопливыми, но отменно широкими шагами мерил расстояние по направлению к отчаянно жестикулирующему в подворотне Мепистоппелю. Тони и сопротивляющийся Бинки еле поспевали за ним. В другую сторону трусил, мотая головой, чем-то озадаченный обладатель рваного уха.

В крохотном салоне «Фольксвагена» Гостю пришлось сложиться чуть ли не вчетверо. Адельберто кивнул Тони, чтобы тот садился за управление, натянул перчатки и сделал – «Поляроидом», почти в упор – несколько снимков озадаченной физиономии Гостя. Карточки тут же засунул в желтый, плотной бумаги конверт.

– Сейчас спокойненько доезжаем до места, – определил он порядок дальнейших действий, – и оставляю там нашего клиента на тебя и Бинки. Сам еду до Гонсало...

– Н-наручники... Надень на него наручники... – попросил Тони. – Это – псих! Абсолютный псих!

Биографическая справка на доктора Серафима Кушку, подготовленная для Кима компьютером Управления, была, по сути дела, просто перечнем всяческих академических регалий, премий и наград – блистательным и скучным одновременно. Местами его разбавляли ссылки на доносы лиц, желавших блага Объединенным Республикам Прерии-2, их всенародно избранному Президенту и доктору С.Кушке лично. По большей части доносов мер принято не было. Еще были краткие справки о прохождении доктором психиатрической экспертизы (успешно) и курса лечения от алкоголизма (тоже – успешно). Уровень доступа к секретным материалам и документации для доктора Кушки вполне соответствовал тому, что был означен в предписании, которое Ким получил на руки в кабинете Министерства всего пять часов назад. Пять часов, четыре из которых он позволил себе все-же потратить на сон – за срочные поручения Управления следовало браться все же с ясной головой.

Ким со вздохом отложил распечатку в сторону и попросил выставленного у дверей типа в штатском просить господина доктора в кабинет.

– Я должен извиниться перед вами за то, что потревожил в такое время... – Ким жестом предложил собеседнику присесть, но сам остался на ногах.

Только таким образом можно было оказаться вровень с уровнем глаз длинного как жердь собеседника. А глаза его Киму очень хотелось видеть. Разговор предстоял непростой.

– Прежде всего ознакомьтесь с вот этим и подпишите... – он протянул доктору стандартный бланк расписки о неразглашении.

– Не беспокойтесь, следователь, – понимающе поморщился собеседник – почетный доктор пары университетов Метрополии – это в сорок-то с небольшим – и руководитель небольшой, но быстро растущей лаборатории одного из институтов здешней Академии – лаборатории, которой прочили самой вскорости стать институтом.

Тощий тип в бесформенном свитере. Пегий и плохо постриженный. С серьгой в ухе к тому же.

– Я понимаю, что вы меня подняли в такую рань, не для собственного удовольствия... – доктор вывел в обведенном рамочкой прямоугольнике на листке расписки, толкнул ее по столу к Киму и пощелкал пальцами, нервно оглядываясь, словно искал что-то в унылом кабинете Ратуши. С мольбой глянул на Кима:

– Я в полном вашем распоряжении, следователь... Только позвольте мне э-э... закурить. И дайте что-нибудь вроде пепельницы... Это вас в честь Киплинговского Кима так назвали или в честь Коммунистического Интернационала Молодежи – знаете, в старину был такой?... – Кушка кивнул на пришпиленный, согласно Внутренним Правилам Управления, к нагрудному карману Агента на Контракте идентификатор.

– Это нормальное корейское имя – Ким, – пожал плечами Агент, – в честь одного из прадедов. А вот с пепельницей у нас – проблемы... Вот, возьмите вот это...

– Так значит... – доктор Кушка принялся раскуривать сигарету – мятую и кривую, словно ее терзали черти – и, с удовольствием вытянувшись в кресле, воззрился на Кима. – Значит, все же приключилось нечто из ряда вон... Что-такое, что напрямую связано с разработками по аномалиям континуума – так, господин следователь? Кто-нибудь начал всерьез баловаться со сверткой пространства? Есть жертвы? Много?

Ким несколько иначе представлял себе начало такой вот беседы – между поднятым в пятом часу утра и срочно приглашенным в кабинет следователя человеком науки и официальным лицом, наделенным чрезвычайными полномочиями на самом, почти высоком уровне, возможном в этой чертовой дыре. Он несколько выпрямился на своем – довольно жестком – кресле и сурово опустил уголки рта.

– По-моему – теперь моя очередь задавать вопросы, господин доктор... – как можно более вежливо пресек он не признающего, видно, никакой субординации холеричного Серафима. – Вообще, мы с вами потеряем меньше времени, если вопросы буду задавать я, а вы – на них ответите. В доступной для э-э... непосвященного форме...

– Понятно, понятно... – вопреки словам, несущим в себе кроткое согласие с общепринятым порядком поведения в присутственном месте такого вот типа, лицо доктора Кушки выразило почти детскую обиду на собеседника этак вот жестоко поставившего его на надлежащее место. – Каких же показаний вы от меня ждете, господин следователь?