– Швартуйся ко мне, земляк... Теперь я буду с тобой разговаривать. А то этот швейцарский скот, который совершенно необоснованно считает себя представителем великой морской державы...

Он кивнул головой в сторону стоящего на улице у входа в дом хозяина кафе, который поглядывал на пьяного с явным неодобрением.

– ...знает по-русски только две фразы: «Коньяк кончился» и «Иди спать, Козырев, ты пьян, как свинья!». Вторую фразу это я научил его говорить... Иной раз кажется, что дома в кабаке сидишь, а старший механик тебя домой гонит... Вот, видишь, смотрит на меня! Видишь! Я плачу за его проклятое пойло, которое он называет коньяком, а я помоями, а он еще смотрит на меня – пьян мол! А сам живет на берегу какой-то лужи, да еще морем ее называет... Сухопутная крыса, вот он кто! И пусть не обижается на прямые, но честные слова капитана дальнего плавания Козырева. Я говорю прямо в глаза чистую правду и людям часто не нравится то, что они от меня слышат...

– Вы не правы, господин Козырев, – сказал Иван. – Озеро и море – по-немецки это совершенно разные слова, хотя и произносятся, и пишутся они почти одинаково... За исключением одной маленькой разницы...

– Так в чем же состоит эта маленькая, как вы говорите, разница? В размерах? – пьяно уставился на Ивана капитан второго ранга.

– В артикле, – пояснил Иван, – с помощью которого устанавливается род каждого существительного. Море по-немецки будет «die See», а озеро – «der See». Море у них женского рода, а вот озеро – мужского... Вас никто не обманывал, господин Козырев...

Капитан долго и как-то сочувственно кивал головой, а потом заявил:

– Я же говорю – идиоты! Мужского... Женского... Во первых, это не море, можете со мной спорить сколько угодно! В во-вторых, и море, и озеро – среднего рода, спросите любого младенца!

Иван не смог ничего противопоставить пьяной логике капитана дальнего плавания второго ранка Козыреву.. Да и не собирался, его мало волновали особенности словообразования в немецком языке, ему нужен был лишь контакт с этим пьяницей...

Козырев, как видно, обрадовался встрече с незнакомым земляком чрезвычайно! Он буквально вцепился в Ивана и засыпал его словами. не давая буквально тому вставить слово в его речь...

– Ты представить себе не можешь, земляк, – заявил Козырев, как только убедился, что Иван не будет больше оспаривать его тезис, что швейцарцы – идиоты, – как я тут одичал среди этих олухов... Они даже по-английски говорят хреново, только по-немецки или по-французски. И еще – по-итальянски... И еще – на каком-то дурацком местном... Ретрорумынском, что ли?.. Хотя, причем тут Румыния?.. Я их не понимаю! Поверь мне, земляк! А по-русски – ни одна свинья не говорит! Кроме меня...

Хозяин кафе в это время что-то проговорил очень недовольным тоном... Козырев посмотрел на него презрительно и сказал:

– Вот что он сейчас сказал? Скажи мне на милость? Я не понял ничего... Может он меня тоже идиотом обозвал, как я его?.. И что же? Это пройдет для него безнаказанно? Так он привыкнет и станет называть меня идиотом постоянно... Нет! Это необходимо немедленно пресечь.

– Он сказал, что четвертый государственный язык называется ретороманским, – перевел Иван фразу хозяина. – А Румыния, говорит, это не Швейцария, это – Восточная Европа... И что язык там варварский по сравнению с их ретороманским...

– Вот видишь, земляк, – обиделся капитан, – он все же меня за дурака держит. Румыния, говорит – это Европа. Жопа это полная, а не Европа. Я там был... Моря нет... Двести верст побережья Каспия – это море, скажи мне на милость? Устье Дуная, заросшее болотами... Нет! я там был... Полная жопа!..

– А, что же, русских здесь нет совсем? – спросил Иван.

– Почему? Есть, но мало! Очень мало! Гораздо меньше, чем в Москве – швейцарцев...

– Странно, сказал Иван, – А я слышал, один друг мой тут отдыхает. Так тот очень поговорить любит... А может ты его видел – он еще гаванский ром пьет словно минеральную воду, бутылками...

Капитан покачал головой.

– Пью здесь только я. Но, только, ром я не пью. Я пью только коньяк... Тьфу, черт! я весь запутался в этих «тольках»... Что я хотел сказать? А-а!.. Пью я... исключительно – коньяк. Хотя у этого Вильгельма Телля...

Он снова оглянулся на хозяина кафе.

– ...не коньяк, а моча горного козла какая-то... Пойдем отсюда, земляк, я тебе другое место покажу и кое с кем из наших познакомлю...

Он встал, бросил на столик скомканную салфетку, еще раз оглянулся на продолжавшего хмуриться у двери хозяина и пробормотал:

– Эй, муфлон, запиши на мой счет!

– А куда мы идем? – спросил Иван, когда они с Козыревым двинулись вдоль парапета набережной, полого огибающей берег озера.

– Куда ж нам идти, дорогой мой! – воскликнул Козырев. – К девочкам! К Машке с Лариской! Они землякам всегда рады. Даже от денег отказываются. Не берут... Но я этим не злоупотребляю. Рад бы злоупотребить, но не могу... Приходится мне девочек употреблять по очереди... Чтобы ни одной обидно не было...

Козырев привел Ивана к небольшому аккуратному домику на окраине города. Внешне домик ничем не отличался от длинного ряда точно таких же, прилепившихся друг к другу строений под черепичной крышей, разве только немного был пооблезлее остальных – краска местами пооблупилась, а свежей никто облупившиеся места не проходил... Да еще, пожалуй камни на дорожке через газон от улицы к крыльцу дома лежали как-то неровно, кривее, чем у остальных домов... Оказалось, что здесь, на втором этаже и живут те самые девочки, о которых говорил Козырев...

Дом принадлежал племяннику начальника кантональной полиции господина Фридерика Эпиналя Клоду Камбре и на первом этаже жила его престарелая мать, пока сам племянник пропадал то в Женеве, то в Париже, устраивая свои амурные дела... Он давно бы уже продал этот дом, но в Лозанне покупателя на это барахло было не найти, а всучить кому-нибудь этот домишко в Париже Клод постоянно забывал... Оставалось только как-нибудь проиграть его в карты во время очередного посещения Монте-Карло....

Старушка, которая жила на первом этаже, уже ели ходила, но продолжала проводить целый день на ногах и проводила сутки за сутками, перебирая свои старые и совершенно уже ненужные ей вещи... Но для нее эти были вещи представляли вполне определенную жизненную ценность – там клочок материи, там пуговица, или клубочек шерсти, или старые ботиночки Клода, когда он был еще мальчиком... На второй этаж старушка не заглядывала, да и не смогла бы туда заглянуть при всем своем желании – она давно уже разучилась самостоятельно ходить по лестницам...

Машка с Лариской оказались двумя русскими проститутками, невесть каким путем зацепившимися в Швейцарии, в которой проституткам вообще зацепиться очень трудно. Впрочем, Козырев тут же сообщил, что один из их постоянных клиентов – начальник местной кантональной полиции герр майор Фридерик Эпиналь. И что только с его помощью стал возможен столь удивительный для Лозанны феномен...

Новому человеку из России Маша с Ларисой обрадовались, словно выиграли поездку на Канский фестиваль в передаче, которую смотрят только из-за проводящегося в ней конкурса... Так и они радовались Ивану, совершенно не представляя себе, чем, собственно, можно оправдать эту радость. Просто он был из страны, которую они обе покинули уже давно и успели смертельно по ней заскучать в этом швейцарском раю, от которого порой хочется просто выть волком...

Часа через два Иван знал обо всех русских, живущих в Лозанне, абсолютно все...

Сначала его несколько обескуражил тот факт, что и Маша, и Лариса уверенно утверждали, что никого, хоть отдаленно напоминающего Крестного в Лозанне нет... Только вот, Санька Козырев, их вечно пьяный капитан слегка похож, но это точно – не он...

Но потом Иван сообразил, что Крестный мог вести уединенный образ жизни, на люди не показываться, а к проституткам, и вообще, к сексу, его интерес угас уже давно... Не мудрено, что Маша и Лариса его не знали...