Мэдди проглотила комок в горле и кивнула в знак согласия. В тот момент она не смогла бы выдавить ни единого слова, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

Проехав еще немного, они оказались на пригорке и обнаружили, что небо на востоке порозовело, а над горизонтом уже виднеется краешек солнца цвета спелой тыквы.

– Нам везет, – усмехнулся Тристан. – Похоже, гроза прошла, и день будет славный.

По крайней мере, Мадлен показалось, что он усмехнулся. Точно сказать было трудно, поскольку лицо его уже заросло густой двухдневной щетиной.

Тристан же, пустив запыхавшуюся лошадь более спокойным шагом, откинулся на спинку сиденья с таким видом, будто ровным счетом ничего не произошло. Со стороны можно было подумать, что он безмятежно любуется красотами сельской природы, а не спасает свою шкуру от разъяренного фермера. Мадлен оставалось прийти к выводу, что подобного рода рискованные инциденты в его профессии случаются на каждом шагу.

– Я очень надеюсь, что мы доберемся до одной деревушки, до того как стемнеет, – сообщил Тристан спустя несколько минут. – Неподалеку от нее есть отличная гостиница, где подают великолепное рагу на ужин, а перины на кроватях мягкие, как облака. – Помолчав немного, он добавил: – А еще там есть рынок, где я намерен заняться торговлей лошадьми.

– Торговлей лошадьми?

Тристан кивнул:

– Общественным транспортом мы воспользоваться не сможем. Из-за побега Корсиканца он теперь почти не работает. Я убедился в этом, когда ехал на юг. А у нашей древней лошаденки мужественное сердце, но не слишком резвые ноги. Ей пора на покой.

Мэдди бросила взгляд на изможденную клячу, тянувшую за собой их маленький кабриолет. Как ни грустно было это признавать, Тристан был совершенно прав. Эта лошадь не дотянет даже до Парижа, не то, что до Кале. Мадлен опечалила эта очередная грядущая утрата, которая тоже была связана с преклонными годами.

Девушка сморгнула вновь навернувшиеся на глаза неуместные слезы.

– Мне будет жаль с ней расставаться. Я уже успела к ней привыкнуть, да и вы, я вижу, тоже.

– Я? – Тристан раздраженно фыркнул. – Я никогда не позволяю сентиментальным чувствам взять верх над практичностью. И всегда предпочитаю действовать разумно, а не поддаваться всякой слезливой ерунде.

Мадлен чувствовала себя так, будто ей дали пощечину. Ей сразу же стало понятно, что этот развратный наглец имел в виду вовсе не лошадь. Мсье Тибальт всего лишь хотел предупредить свою спутницу, что она не должна придавать сколь либо серьезное значение посетившей его этой ночью внезапной вспышке сострадания. Как будто она и без него этого не понимала! Уж кем-кем, а дурой-то ее назвать было нельзя.

В следующий момент Мэдди задумалась о том, все ли соотечественники этого англичанина такие невежи. Если да, то выходить замуж в Англии она не собирается!

Поначалу этот день как две капли воды был похож на вчерашний, однако с каждым часом дорога становилась все более людной. Многие путешественники направлялись на север: роялисты бежали от наступающей армии Корсиканца. А сторонники императора, напротив, двигались на юг, чтобы объединить силы с солдатами генерала Камброна.

Дважды в этот день Тристан и его спутница едва не угодили в стычки, однако, большинство роялистов и бонапартистов спокойно разъезжались при встрече, ограничиваясь лишь взаимными оскорблениями. Несмотря на всю остроту политической ситуации, французы, в сущности, уже устали от смертей и кровопролития. И Тристан подозревал, что это окажется на руку императору. Если только разрозненные отряды роялистов не объединит какой-нибудь сильный вождь, то Корсиканец исполнит свою хвастливую угрозу и действительно доберется до Парижа за двадцать дней.

Снова и снова путники, движущиеся на юг, останавливали Тристана и спрашивали его, не из Лиона ли он едет и верны ли слухи о том, что город сдался Бонапарту без единого выстрела. Поначалу Тристан настораживался в ответ на подобные расспросы, но поскольку до сих пор никто еще не поставил под сомнение их с Мэдди маскарад, он, в конце концов, обрел уверенность в себе и стал отвечать совершенно спокойно.

Как и следовало ожидать при их-то везении, когда они добрались до обещанной “отличной гостиницы”, та оказалась переполнена. Свободной оставалась лишь маленькая каморка под самой крышей, куда обычно помещали слуг богатых постояльцев, да и за ту Тристану пришлось заплатить втридорога. Как следует все взвесив, он счел за благо сначала поужинать, а затем уже ставить Мадлен в известность об ожидающем их “комфорте”.

В желудке у него уже урчало от голода, при мысли о великолепном рагу, которое подавали в этой гостинице, у него потекли слюнки. Убедившись, что лошадь и кабриолет благополучно разместили в лен в обеденный зал.

В зале стоял оглушительный шум. Казалось, все посетители говорили одновременно и беспрерывно, а вонь от застарелого пота и кислого вина была настолько сильной, что буквально перехватывало дух. Тристан и Мадлен уселись за общий стол. Тристан старательно не обращал внимания на посторонние запахи: питаясь два дня подряд черствым хлебом и засохшим сыром, он, во что бы то ни стало, вознамерился отведать, наконец, горячего сочного мяса.

Но тут он заметил, что Мэдди опустила голову и прикрыла лицо руками.

– Боюсь, нам придется уйти отсюда, – сиплым от ужаса голосом прошептала она. – Я узнаю вон тех двух стариков на дальнем конце стола, а они могут узнать меня. Это роялисты из Лиона, они часто бывали в гостях у моего деда.

Однако голод заглушил в Тристане обычную осторожность.

– Чепуха! С вашим загаром и стрижкой вас все примут за крестьянина, – шепнул он в ответ.

Мэдди безропотно перенесла этот отказ, однако скептицизм в ее глазах свидетельствовал о том, что слова Тристана вовсе ее не убедили. Да и в действительности, по правде сказать, он был далеко не так спокоен, как хотел показать.

Со всей возможной скоростью Тристан обвел взглядом людей, сидящих за столом. Те, похоже, были всерьез увлечены обменом оскорблениями. Тристан едва слышно застонал.

С одной стороны стола собрались люди с белыми кокардами Бурбонов, а напротив расположились бонапартисты с трехцветными кокардами… и, судя по виду, все эти люди были готовы не отходя от стола разыграть Французскую революцию в миниатюре. Если бы старая кляча была в силах двигаться дальше, Тристан, пожалуй, вытребовал бы у хозяина гостиницы свою плату обратно и двинулся бы дальше.

Но лошаденка не смогла бы и копытом шевельнуть, а Мэдди так измоталась за день, что с трудом сидела за столом. Да и сам Тристан был не в лучшей форме. Оставалось лишь надеяться на лучшее, а утром покинуть гостиницу как можно раньше.

Но, похоже, удача всерьез и надолго отвернулась от Тристана Тибальта. Пышнотелая черноволосая служанка, подошедшая к путникам с заказанным рагу, внезапно застыла на месте и выронила из рук деревянную миску, рассыпав по полу картофель и мясо.

– Боже мой! – ахнула она. – Это вы… тот самый парижанин с глазами дьявола и искусными руками… – Служанка принялась лихорадочно креститься. – Матерь Божья! Матерь Божья! Я переспала со священником!

При этих словах в переполненном зале мигом повисла жуткая тишина. Все роялисты и бонапартисты, как по команде, осуждающе уставились на Тристана.

Тристан сморгнул, смутно припоминая эту Бабетту… или Колетту?.. Эту услужливую трактирную девицу, с которой он как-то провел в одной из гостиниц по дороге в Лион довольно бурную ночь. Дернул же ее черт сменить место работы! До чего это некстати!

Краем глаза Тристан поймал устремленный на него взгляд Мэдди, от которого его двухдневные усы едва не задымились. Но на данный момент он решил не обращать на это внимания: сперва нужно было отделаться от служанки, все еще таращившей на него испуганные глаза.

– Любезная девица, – проговорил он точь-в-точь с той же интонацией, с которой отец Бертран провожал старого графа в последний путь. – Не знаю, за кого вы меня приняли, но позвольте заверить вас, что мы с вами никогда раньше не встречались.