– Новый граф здесь, брат, – прозвучал с порога знакомый голос. – И дрова для маминого камина. А слуги все ушли, кроме нашей верной экономки, миссис Питермен, да старого садовника, который не покинул нас, хотя и остался без жалованья.

Тристан был поражен видом брата. Осунувшееся лицо, грязная, растрепанная одежда… Пятый граф Рэнда с вязанкой дров в руках выглядел как беднейший арендатор поместья.

– Что здесь происходит, черт побери?!

Гарт сложил дрова у камина и повернулся к Тристану:

– Это долгая и мерзкая история, и мне не хотелось бы обременять тебя подробностями. Достаточно сказать, что я продал свое звание, когда Бонапарта разбили, и вернулся домой… но лишь затем, чтобы узнать, что наш отец – гореть бы ему в аду! – ухитрился проиграть все, что имел, прежде, чем получил справедливое возмездие от руки некоего капитана Шарпа, которого он попытался обвести вокруг пальца у Хэзарда.

– Все проиграл? – ужаснулся Тристан.

– Все. Охотничий домик в Мидлендсе, дом в Лондоне, ферму в Суффолке и даже Уинтерхэвен со всей обстановкой… – Гарт отрешенно провел рукой по тонким светлым волосам. – Единственное, что он оставил своим наследникам, – кучу долговых обязательств в лондонских игорных домах, в общей сложности около двадцати тысяч фунтов.

Тристан с недоверием посмотрел на брата. Старый граф всегда был мотом, но чтобы проиграть такое внушительное состояние, которым владели Рэмсдены, большинству людей одной жизни бы не хватило. Тристана охватил ледяной гнев, и он пробормотал французское ругательство, которое употребляют беспризорники в парижских трущобах. Во Франции Тристан научился довольствоваться малым, но он не мог представить себе, как теперь будут жить эти трое любимых им людей, для которых богатство всегда считалось само собой разумеющимся.

Оправившись от потрясения, Тристан поправил одеяло леди Урсулы и подошел к камину, чтобы подложить в него принесенных братом дров.

Гарт проводил его отсутствующим взглядом.

– Более того, – произнес он все тем же тусклым голосом, – закладные на имущество и все долговые расписки скупил один человек – Калеб Харкур.

Тристан поднял глаза, оторвавшись от своего занятия.

– Это богатый горожанин? Владелец судовой компании "Харкур Шиппинг"?

Гарт кивнул:

– А также владелец шерстяных фабрик и двух лучших лондонских отелей и Бог знает чего еще. Интересно, не вообразил ли этот глупец, что, завладев состоянием графа Рэнда, он также приобретет и наш титул? Ходят слухи, что он договаривается с регентом насчет титула баронета в обмен на уплату его самых срочных долгов.

– Думаю, что Калеб Харкур вовсе не так глуп. – Глубоко задумавшись, Тристан шевелил кочергой в камине, пока сухие дрова не разгорелись. – У него должна быть какая-то причина, чтобы разыскивать кредиторов графа и скупать у них векселя… хотя Бог знает, для чего ему это нужно.

– Я тоже не знаю зачем. Но кое о чем я намерен спросить его. Завтра утром я приглашен в его контору в лондонских доках.

– Мы приглашены. Мы возьмем быка за рога прямо в его стойле, – сказал Тристан. Его сердце щемило от жалости к брату. Он понимал, как тяжело богатому и респектабельному человеку в одно мгновение оказаться в крайней нищете и бесчестье.

– Благоразумно ли это, дорогие мои? – Личико леди Урсулы, очертаниями напоминающее сердечко, утратило свое обычное выражение безмятежности. – При всем своем необыкновенном богатстве, этот человек – простой горожанин. Разве достойно джентльмена обсуждать что-либо с человеком, который настолько ниже его по положению?

Гарт отошел от камина, взял стул и опустился на него.

– А разве у меня есть выбор, мама? – несколько раздраженно произнес он. – Из-за того, что отец пристрастился к азартным играм, этому простому горожанину удалось приобрести все, что принадлежало мне, и теперь я в его власти. – Он поднял измученный взгляд на Тристана. – Я даже не могу отдать тебе обещанное поместье в Суффолке, так как не являюсь больше его законным владельцем. Как, впрочем, и всего остального моего имущества.

Тристан пожал плечами, стараясь не показать своего разочарования.

– Не беспокойся. Я не уверен, что подошел бы на роль фермера. – Он выдавил из себя некое подобие улыбки. – Что касается отношений с горожанами, то все шесть лет, что я находился во Франции, я ни с кем, кроме них, не имел дела, включая и такого горожанина с дурной репутацией, как наполеоновский министр полиции Фуше. Откровенно говоря, простые горожане мало чем отличаются от своих титулованных собратьев. С этим выскочкой-англичанином мы обойдемся соответственно его собственным понятием о приличиях.

Хотя Тристан и понимал, что его пустые заверения вряд ли могут послужить разрешению проблемы, но, все же, судя по выражению глаз женщин, с надеждой обращенных к нему, увидел, что добился желаемого воздействия на графиню и Кэролайн. Судя по мрачному выражению лица Гарта, было ясно, что его-то речь Тристана не смогла одурачить, но, поймав выразительный взгляд брата, он поддержал его. Кроме них, больше некому было успокоить этих двух отчаявшихся женщин. И спустя несколько минут братья, под предлогом того, что им необходимо обсудить план предстоящей встречи, покинули дам.

– Знает ли леди Сара о твоих проблемах? – спросил Тристан Гарта по пути к библиотеке. Дочь их соседа, виконта Тинсдэйла, бегала за Гартом по пятам еще с тех пор, когда они были маленькими детьми. Обе семьи всегда считали само собой разумеющимся, что они когда-нибудь поженятся.

– Я до сих пор не нахожу в себе сил порвать с ней. – Голос Гарта, полный горечи, заметно дрогнул. – Самое страшное во всей этой безобразной истории то, что я вынужден причинить боль любимой женщине. Сара так долго ждала моего предложения, что теперь я не знаю, как рассказать ей о крушении всех наших планов.

Тристан нахмурился:

– Я слишком хорошо знаю Сару, чтобы поверить, что ее любовь к тебе зависит от твоего богатства.

– Конечно, мы никогда не сможем разлюбить друг друга. Но неужели ты думаешь, что виконт Тинсдэйл отдаст свою единственную дочь за нищего, даже если этот нищий носит титул графа? Да и я сам никогда не смогу предложить ей разделить со мной жизнь, полную отныне позора и лишений. – Гарт резко покачал головой. – Нет. Я представляю себе весь ужас моего положения и найду в себе силы порвать с ней.

Гарт гордо распрямил свои узкие плечи, и этот жест заставил сердце Тристана сжаться от острой жалости к своему несчастному брату. Вместе с тем он испытал странное облегчение оттого, что его душа свободна от столь сильных страстей. Тристан всегда сомневался, что радости любви способны окупить причиненные ею страдания.

– То, что сейчас тебе крайне необходимо, – это залить свое горе… – решительно заявил он. – Да и мне не помешает хорошая выпивка. Что, если нам совершить налет на винный погреб? Может, там завалялась бутылка французского коньяка. За последние шесть лет я научился понимать толк в подобных вещах.

Гарт улыбнулся уголками губ.

– Великолепная идея, – с деланным энтузиазмом произнес он. – Но прежде я хотел бы кое-что тебе передать. – Он вытащил из ящика библиотечного стола золотые карманные часы и протянул их Тристану. – Это одна из двух вещей, оставшихся после нашего покойного отца.

Тристан брезгливо взглянул на богато украшенные часы.

– Благодарю покорно, но я не испытываю ни малейшего желания хранить память о старом распутнике, который не удосужился даже признать меня своим сыном.

– Пускай тогда они послужат тебе предостережением от всего порочного и дурного, что было в душе старого негодяя, – мрачно отозвался Гарт. – Только ради этого я тоже оставил у себя старую папашину табакерку.

Контора компании "Харкур Шиппинг" была расположена в двухэтажном пакгаузе неописуемой архитектуры, возвышавшемся среди обширного рыбного рынка Биллинсгейт. Тристан и Гарт приехали сюда в фаэтоне покойного графа – не очень удобном, но внешне весьма импозантном. Их экипаж прокладывал путь сквозь толпу домохозяек и слуг из богатых домов, которые торговались с владельцами прилавков из-за тюрбе, лососей, омаров, угрей и прочих даров моря.