Каллифорд вошел в каюту капитана. Лицо Брайана Лича исказилось, и он тихо проговорил:

— Вы ослушались моего приказа и напали.

Старший помощник пожал плечами, оглядываясь.

— Это не самое худшее из того, что сегодня произошло.

— Что ты имеешь в виду?

Каллифорд прошелся по каюте, все время что-то высматривая. Что именно он искал, понять было трудно. Поведение старшего помощника взволновало капитана.

— Что ты ищешь?!

Каллифорд нехорошо усмехнулся:

— Сейчас узнаешь, капитан.

Лич попытался приподняться, но изможденное тело совершенно его не слушалось.

Наконец Каллифорд нашел то, что искал. Он быстро подошел к изголовью капитанской кровати, взял одну из пропотевших подушек и с силой наложил на лицо Лича.

Никакого сопротивления не последовало.

Через несколько минут, как раз в тот момент, когда борт шлюпки ударился о борт «Блаженного», Каллифорд снова был на мостике.

— Где ты был? — подозрительно спросил Берджесс.

— Я искал врача. Ведь мы обязаны оказать помощь мистеру Греную, а то он изойдет кровью, прежде чем увидит подошвы наших сапог.

— Какой врач?! — спросил, морща лоб, Мэй. — У нас сроду не было лекарей на борту.

Ему не успели ответить. Первый английский гость, это был красномордый полковник Маллин, перебросил ногу через фальшборт.

Судьба командиров «Блаженного Уильяма» и его команды решалась в большой каюте галиона «Виктория», флагманского корабля невисской эскадры.

Полковник Маллин сидел по правую руку от лорда Хардуэя, полковник Керр — по левую. Майор Плант — по правую руку от полковника Маллина.

Дело о нападении на шлюп «Витесс» разбиралось так тщательно, как только возможно. Было допрошено сорок матросов, но их показания были схожи, как камешки на морском берегу. Все твердили одно: был приказ с мостика атаковать, вот они и атаковали. О том, чем эти благородные господа занимались в прошлом, лорд Хардуэй спрашивать не считал нужным. Когда полковник Маллин осторожно поинтересовался: почему? — он ответил, что с него и так хватает вранья.

— Вы посмотрите, как они умудряются морочить нам голову, рассказывая о том, что мы видели собственными глазами. Что они наплетут относительно того, чему мы не были свидетелями!

— Да уж.

— То-то. К тому же у меня нет цели изобличить их в пиратстве. И так видно, кто они такие. Нам важно понять, годятся ли они для тех целей, которые нами намечены.

Маллин пыхнул трубкой:

— Ну и как, сэр, к какой мысли вы склоняетесь?

— Надо поговорить с вожаками этих бандитов, тогда можно будет делать выводы.

Допрос главного канонира дал не больше, чем допрос самого распоследнего матроса. Уильям Мэй не мог объяснить, почему «Блаженный» напал на голландца.

— Я выполнял команды, которые поступали с мостика. Лорд Хардуэй переглянулся со своими полковниками:

— А кто их отдавал?

— Сэм Берджесс.

— Какую должность он занимает на вашем судне?

— Штурман.

Лорд Хардуэй пожевал тонкими, бледными от предчувствия морской болезни, губами. Вся эта компания ему категорически не нравилась. На лбу у каждого из этих негодяев было написано, что он пират, убийца и мошенник.

На время роль допрашивающего взял на себя военный тюремщик:

— С каких это пор кораблем в бою стал командовать штурман, а?

Мэй вздохнул:

— У нас такое случается с тех пор, как заболел капитан Лич, сэр.

— Приведите сюда штурмана Берджесса.

Штурман был недалеко, дожидался за дверью. Его появление рассеяло все сомнения (если таковые еще оставались) относительно характера той деятельности, которой занималась команда «Блаженного Уильяма».

Бритоголовый, татуированный, слегка навеселе. Пират — пиратище.

— Скажите мне, Сэмюэль…

— Берджесс, сэр.

— Пусть так. Так вот, скажите мне, почему нападением на голландский шлюп командовали вы?

— Вообще-то у нас командует капитан…

— Но капитан Лич, насколько мне известно, был болен.

— Точно так, сэр. Старший помощник Каллифорд отправился к нему в каюту, чтобы узнать, как нам себя вести, поскольку на горизонте, прямо по курсу, мы увидели шлюп. Мы подумали, что это шлюп французский…

— Почему вы так решили?

Штурман поскреб бритую макушку:

— А какой же еще, сэр?! Разве мы посмели бы напасть на шлюп нашего союзника?

Лорд Хардуэй склонил голову и некоторое время сидел так. Когда он ее поднял, выражение лица у него было кислое. Волнения на море не было никакого, поэтому выражение лица лондонского посланца выражало его отношение к следствию, которым он вынужден был заниматься.

— Позовите этого, как его, Каллифорда.

Штурман удалился в сопровождении двух мушкетеров в ярко-красных кафтанах. Два других человека в таких же мундирах ввели старшего помощника, он церемонно поклонился и, не удержавшись (хотя давал себе слово), потрогал правую ноздрю.

Несомненно, рваная ноздря хуже бритого черепа. Именно так и отреагировал лорд Хардуэй. Выражение лица у него сделалось совсем мрачным.

Маллин, Керр и Плант тоже не выказывали благостного расположения духа.

— Ты старший помощник?

— Да, сэр.

— Значит, ты должен знать, кто отдал приказ напасть на голландский шлюп.

— Должен знать и знаю это.

— Кто же?

— Капитан Лич.

— Он же был болен!

— Он плохо управлял своими руками и ногами, это из-за бомбейской лихорадки, господа, так вот, руками и ногами, особенно сразу после приступа, он шевельнуть не мог. А голова, поверьте, господа, голова у него была в порядке.

Лорд Хардуэй подумал, что хуже негодяя может быть только говорливый негодяй.

— И вот, когда он узнал, что прямо по курсу у нас возник то ли бриг, то ли шлюп…

— От кого он мог это узнать?

— Да от кого угодно. За ним присматривал один матрос, сами понимаете — немощь…

Полковник Маллин поднял руку:

— Где он сейчас, этот матрос?

— Погиб. Погиб во время абордажа. Мы понесли немалые потери. Кто же думал, что они будут так сопротивляться.

— Кто же думал, что вы нападете на шлюп союзников.

Каллифорд картинно развел руками:

— Капитан Лич считал, что это французский, то есть вражеский, корабль.