Реджинальд снова просматривал фильм, сделанный быстродействующей камерой. Это и в самом деде была вторая слива. Реджи поставил сцену — а актер явился сам. Воберн снова прогнал пленку и прикинул силу, с которой ударила записная книжка. А ведь рука Римо при броске едва шевельнулась. Феноменально.
Теперь Реджинальд уже знал, что эти двое — те, кого он искал. Правда, сначала он предполагал, что оба будут корейцами, но белый, безусловно, каким-то образом связан со стариком, а сам старик, можно не сомневаться, столь же грозен, как белый. Реджи вполне мог представить себе, как один из них неустанно преследует принца и его армию по всему свету и изгоняет прочь за пределы территорий, известных цивилизованному миру и нанесенных на карты. Эти двое невольно вызывали страх. Реджи снова посмотрел, как двигалась кисть белого. Такое естественное, экономное движение. Реджи знал, что на других людей сильное впечатление произвел бы результат этого действия, но он наблюдал за его источником. Если в Реджи не искал его специально, не знал о его существовании заранее, ему никогда не удалось бы обнаружить этого человека с помощью обычных способов наблюдения. И восприятия. Но, тем не менее, вот она перед ним, эта таинственная сила, гораздо более пугающая и одновременно почему-то гораздо более желанная жертва, чем даже тот первый слон, которого он убил в джунглях.
А ведь на первый взгляд эта парочка ничем не отличается от обычных людей. Реджи поймал себя на том, что бубнит себе под нос древнюю молитву, и тут же осознал: она была на том старом языке, которому обучил его отец, и обращалась к давно умершим и всеми позабытым богам. Царство, где правил принц Во, сгинуло. Но сила корейца пережила века. Значит, стоило ждать.
Зазвонил телефон. Это был отец Реджинальда. Семья Вок из Джакарты, Индонезия, выражала недовольство тем, что Реджи убил их благословенного сына Дю, и, хотя они признают первенца первого сына истинным главой по праву рождения, это вовсе не означает, будто он может убивать их по своему произволу.
— Отец, — заявил Реджинальд. — Мы имеем право и на это.
— Тогда как ты надеешься сплотить семью, если будешь их убивать?
— Об этом мы позаботимся, — успокоил его Реджи.
— Ты хочешь сказать, что остальные с тобой? — спросил отец.
— Нет, — ответил Реджи. — Но мы обо всем позаботимся.
Повесив трубку, Реджи подумал, что, хотя на него работает множество людей, ни один из них не работает вместе с ним. Так обычно и бывает у принцев. Они всегда одиноки.
Семья Воков в Джакарте получила от перворожденного сына по прямой линии от принца Во особое серебряное блюдо, инкрустированное яшмой.
В середине его, укрытый тончайшими шелками, лежал особый подарок-сюрприз. И был он столь чуден, столь огромными казались драгоценные камни, укрытые шелком, что Реджинальд Воберн Третий обратился к семье с одной просьбой. Он хотел, чтобы все дети семьи присутствовали при том, как будут разворачивать подарок. Реджинальд искренне раскаивался и жалел о гибели одного из членов семьи, который служил ему, и, хотя никакими дарами не искупить утраченной жизни, они все же могут быть самым искренним свидетельством его, Реджинальда, чувств.
При сем последовало только одно предупреждение. Шелк нельзя срывать второпях, так как можно повредить тонкие лаковые краски и золотую нить. Его требуется разворачивать согласно точным указаниям, для чего семья должна была связаться с Реджинальдом по телефону. Поскольку драгоценные камни, украшавшие сверток извне, стоили каждый более ста тысяч долларов, семья Вок могла лишь отдаленно предполагать стоимость того, что находилось внутри.
— А дети тоже присутствуют? Я хочу, чтобы пришли все дети, как бы малы они ни были, — сказал Реджи. — Они должны запомнить этот день.
— Да, все тут.
— Все? — переспросил Реджи.
Последовала продолжительная пауза.
— Почему вы предполагаете, что здесь не все члены семьи?
— Мы подозреваем, что Ри Вок оказался нам неверен. И, поскольку он не явился, мы не желаем, чтобы он имел свою долю в этом сокровище, — сказал Реджи.
— Реджинальд, вы и в самом деле пронизываете взглядом моря и видите за тысячи миль. Тот, о ком вы говорите, отказался прийти. И как только вам удалось это увидеть?
— Начнем без него, — сказал Реджи, — ибо мы предвидим гораздо более великие деяния. Ибо мы читаем в ваших сердцах. Итак, блюдо стоит на полу?
— Да.
— Рядом нет никаких столов или стульев?
— Нет.
— Все встаньте вокруг, — велел Реджи. — А теперь посадите самого младшего ребенка прямо на шелковый сверток. Есть?
— Да, да. У меня уже руки устали держать его на весу.
— А вы опустите его вниз.
— Ногами вперед?
— Все равно, — сказал Реджи.
Вдруг в трубке раздался щелчок, потом послышался шум помех трансатлантической линии, треск — и телефон смолк окончательно.
— Алло! — позвал Реджи, но ему никто не ответил.
Через час позвонил Ри Вок, тот человек, который не присутствовал при съезде всей семьи.
— Благодарю вас, — сказал он. — Благодарю вас за мое спасение.
— Кому-нибудь еще удалось спастись? — спросил Реджи.
— Никому. Обвалился весь дом. Я слышал, что обломки находили за полмили от него.
— Ри Вок, мы объявляем вас главой клана Вок.
— Да, великий принц. Но ведь Воков больше не осталось.
— Женитесь, — бросил Реджи. — Мы так повелеваем.
— Слушаюсь, великий принц.
Вскоре после этого разговора позвонил отец, и Реджи пришлось объяснять ему, какие были веские причины сделать то, что сделано: за протекшие века семья слишком разболталась, а теперь, наконец, когда корейцы сгинут, настанет время вернуть ей полную славу.
— А они уже сгинули, эти корейцы?
— Вы даже не представляете себе, кто они на самом деле, — ответил Реджи глупому старику.
— Вы уже их убили?
— Мы это совершим, — ответствовал Реджи.
(История Синанджу, вышедшая из-под благодатного пера Чиуна, для тех, кто придет в будущем, дабы Дом Синанджу и далее жил и процветал в славе.)
И на протяжении многих лет Чиун не признавал никаких препятствий, хотя ученик его происходил не совсем из тех мест, которые ранее считались принадлежащими деревне. Как уже не раз упоминалось в хрониках, границы деревни часто менялись. Порой те, кто жил на запад от мельницы, считались принадлежащими Синанджу. Порой нет. Кто мог бы точно указать, в каких границах лежит деревня в одном веке и каковы ее пределы в другом? Как уже говорилось в предыдущих хрониках Чиуна, возможно найдутся и такие, кто поставит под сомнение, и не без основании, утверждение о том, что ученик Чиуна и в самом деле родился в надлежащих пределах деревни. Что ж, всегда найдутся люди, повсюду выискивающие одни недостатки.
Тем не менее, прошли годы, и Римо доказал, что Чиун может поднять его до таких высот мастерства, отрицать которые никто не посмеет. Он был бы истинным Синанджу, даже если в родился дальше южной деревни. Более того, даже если бы он происходил из Пекина или Токио, хотя это и не так.
На время отдыха Чиун взял Римо на остров в новом мире, открытом Чиуном. (Смотри: “Открытие Америки. Император, который не вполне соответствует”.)
И случилось так, что некий незнакомец встретился Чиуну и заметив, будто Римо отсутствует уже много дней и даже недель, сказал так:
— Куда уехал ваш сын?
— Сын? — ответил Чиун. — Почему вы так решили?
— Потому, — ответил сей простой, но весьма мудрый незнакомец, — что есть в нем нечто весьма вам близкое. Как могло бы быть у сына или даже брата.
И так из уст постороннего человека последовало свидетельство того, что Римо, ученик, определенно был Синанджу, даже если и родился он, по мнению некоторых, много западнее старой мельницы.
— Да, мистер президент, — произнес Смит в специальное устройство, которое шифровало его слова. И только телефон в Белом Доме мог снова превратить эти звуки в человеческий язык. — Он пробыл там целую неделю, сэр, — сказал Смит.