Майор знакомит дам с мистером Домби, злорадно предвкушая возможные последствия и горькое разочарование мисс Токс. Мистер Домби (в глубоком трауре) отвешивает торжественный поклон. Дочь наклоняет голову. На заднем плане - темнокожий со складным стулом и пальто майора. Темнокожий, очевидно, побаивается майора и его толстой трости.

Сцену можно расположить на улице или в тенистой аллее - как Вам больше понравится. Однако она чревата важнейшими последствиями, и мне нужно, чтобы апоплексически-мефистофельский взгляд майора, устремленный на дочь, выражал именно это, а также ту роль, которую сам майор играет в сцене.

Подпись: "Майор Бэгсток восхищен случаем..."

177

ЭДВАРДУ ЧЕПМЕНУ

Честер-плейс,

понедельник, 3 мая 1847 г.

Дорогой сэр!

Некая молодая девица - мисс Пауэр, племянница леди Блессингтон, - взяла да и перевела с французского рассказ Жорж Санд, отпечатала его и заказала для него четыре клише. Она хотела бы издать его - желательно в виде рождественского рассказа. Я читал его и нахожу рассказ прекрасным.

Возьметесь ли Вы помочь ей? Риск невелик - надо только переплести несколько экземпляров. Она не предвидит убытков и хотела бы получить половину прибыли. Она обратилась ко мне, но я предпочел бы, чтобы роль бессердечного людоеда выпала на Вашу долю, а не на мою, и потому обещал ей переговорить с Вашим Могуществом.

Ответьте побыстрее, так как я не сомневаюсь, что прелестная переводчица полагает, будто я весь день ношусь на извозчике по городу, дабы привести это сложнейшее и важнейшее дело к счастливому завершению.

Искренне Ваш.

178

ДОКТОРУ ХОДЖСОНУ *

Лондон, Риджент-парк,

12 мая 1847 г.

Дорогой сэр!

Я пишу Вам в связи с планом, упоминания о котором Вы, возможно, читали в сегодняшнем лондонском "Атэнеуме".

Несколько актеров-любителей, подвизающихся в области литературы и искусства, дававшие два года назад спектакли в Лондоне, решили снова выступить в одном из крупнейших театров со спектаклем в пользу Ли Ханта, воззвав тем самым ко всем классам общества о помощи писателю, который должен был бы давным-давно получить какую-либо весомую компенсацию от своей страны за все, что ему пришлось перенести, и за все сделанное им добро. Надо полагать, что такая поддержка литератора литераторами и такой знак уважения писателей и художников к тому, кто так хорошо пишет, будет полезнее Ханту и сейчас и в будущем, чем любая другая помощь. И мы от него самого знаем, что он будет чрезвычайно ему приятен.

Как все это будет устроено, еще неясно, ибо исполнение наших планов зависит от того, удастся ли нам снять какой-нибудь большой театр до конца нынешнего лондонского сезона. В случае успеха мы предполагаем играть в Лондоне четырнадцатого июля в среду и девятнадцатого в понедельник. В первый раз мы будем играть "Всяк в своем нраве" * и фарс, а во второй "Виндзорские проказницы" и фарс.

Но мы не собираемся останавливаться на этом. Считая, что Ли Хант больше любого другого английского писателя способствовал обучению молодежи Англии и помог тем, кто занимается самообразованием, мы решили все вместе отправиться в Ливерпуль и Манчестер и дать там по одному спектаклю.

Все это я пишу для того, чтобы узнать, не согласитесь ли Вы, как представитель замечательного ливерпульского учебного заведения, оказать нам действенную помощь - а именно организовать комитет, который способствовал бы нашим целям; а также, если мы пришлем Вам наши воззвания и афишки, не попытаетесь ли Вы собрать для нас публику и вызвать сочувствие и благожелательный интерес к делу, которое нам так дорого?

С этой же почтой я посылаю точно такое же письмо почетным секретарям манчестерского "Атэнеума". Если мы получим и от них и от Вас благоприятные ответы, я беру на себя смелость от имени своих друзей предложить, чтобы Вы сами решили, в каком городе нам выступить раньше и какие пьесы где играть.

Не буду утруждать Вас дальнейшими подробностями, пока Вы не почтите меня ответом.

Остаюсь, любезный сэр, Вашим покорным слугой.

179

ШЕРИДАНУ НОУЛСУ

Брайтон, Кингс-роуд, 148,

26 мая 1847 г.

Дорогой Ноулс!

Льщу себя надеждой, что искусство, которому мы оба служим (если Вы извините, что я таким образом как бы приравниваю себя к Вам), научило меня уважать талантливого человека и в дни его заблуждений, а не только торжества. Вы часто правильно читали в людских сердцах, и я без труда извиняю то, что в моем Вы ошиблись и глубоко несправедливо предположили, будто в нем есть по отношению к Вам какие-либо иные чувства, кроме глубокого уважения.

Вы написали не больше строк, о которых пожалели бы на смертном одре, чем большинство из нас. Но если Вы узнаете меня покороче, на что я от души надеюсь (и не моя будет вина, если этого не случится), я знаю, Вам будет приятно услышать заверения, что часть Вашего письма была написана на песке и ветер уже заровнял его.

Как всегда, искренне Ваш.

180

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

"Атэнеум",

вечер среды, 9 июня 1847 г.

Дорогой Форстер.

Только что (в половине десятого) я видел Гордона и передал ему Ваше письмо вместе с устным Вашим поручением. Он внимательно прочел письмо и сказал, что, по его мнению, на этом дело кончается. Считаю ли я, что Теккерею следует сделать еще что-либо? Я ответил, что нет. Что я считаю дело оконченным, о чем поставил в известность и Вас. Тогда он сказал, что Теккерей придет в одиннадцать, он передаст ему письмо и будет считать инцидент исчерпанным *.

Я добавил, что вне связи с Вами или с Вашим делом - я сказал бы Теккерею, будь он здесь, что, на мой взгляд, подобные недоразумения возникают из-за его легкомысленных шуток с правдой и ложью, когда он бывает нетверд ни в той, ни в другой и несколько грешит перед первой. Гордон сказал, что он совершенно с этим согласен. Я сказал далее, что считаю себя обязанным упомянуть и о том, насколько его пародии в "Панче" (из-за которых, как я понял из Ваших слов, и возник разговор с мистером Тэйлором) кажутся мне недостойными истинной литературы и хорошего писателя: такие жалкие поделки следует оставлять для бездарных и недостойных рук - все это, я полагаю, необходимо довести до сведения Теккерея. Гордон согласился и с этим, а потом сказал, что, по его мнению, Ваше письмо делает Вам большую честь, что оно очень здраво и исполнено подлинного достоинства и что он прочел его с большим удовлетворением. Я сказал ему, имея в виду абзац, содержащий упрек Теккерею, что, поскольку по некоторым причинам знаю его силу лучше, чем Вы, я не протестовал против него, чувствуя, что он вполне уместен, и сообщил ему, почему это так (правда, я никогда с Вами об этом не говорил, хотя знаю в чем дело уже лет семь-восемь).