Глеб подождал в придорожных кустах минут пять. Тишина. Никого. Только звездное небо и тихое потрескивание замороженых веток... Тишина...

Сержант поднялся и боком - лесенкой переставляя лыжи - поднялся на дорогу.

-Наезженная. Машины ходят. И сани! - крикнул он, присев и поглаживая спрессованный снег.

На голове его была шапка, уши которой были плотно подвязаны под подбородком. А сверху был накинут капюшон белого маскхалата. Поэтому он сразу и не услышал, что его спиной появился сначала тонки, а потом все более басовитый гул автомобиля.

Когда он обернулся, было уже поздно. Легковая машина вывернула из-за поворота. Прыгать за обочину было поздно. И сержант Клепиков принял единственно верное решение - он развернулся лицом к синему, маскировочному свету фар и властно поднял руку, ладонью к машине - 'Стоп!'.

Бойцы его отделения, уже изготовившиеся к прыжку через дорогу, снова рухнули в снег.

Машина остановилась в метре от сержанта. Стекло опустилось и немец грубо облаял десантника. Что он говорил - сержант не понял, разобрав только одно слово - 'Идиёттен'. Водитель даже не понял, что перед ним русский.

Глеб лениво подошел к дверце шофера и жутко улыбнувшись черным, обмороженным лицом, скомандовал:

-Хенде хох, скотина нерусская! Ком цу мир!

А самым главным аргументом для водителя оказался ледяной ствол СВТ, нежно коснувшийся арийского носа.

Немец скосил вытаращившиеся глаза на мушку винтовки и выполз из машины. Правда у него это получилось не сразу. Ручку заело. Пришлось сержанту слегка надавить винтовкой. Немец от страха сморкнулся большим пузырем. И зря. Потому как немедленно примерз к металлу. Глеб, правда, это не сразу заметил. Поэтому, когда он отдернул винтовку, даже удивился реакции фрица, завопившего от боли и схватившегося за лицо.

-Хлипкий какой... - сержант брезгливо снял с дула кусочки пристывшей кожи.

А десантники уже спористо окружили легковушку.

Клепиков наклонился и заглянул в моментально выстывший кузов. На переднем месте лежал фрицевский автомат. А на заднем - какой-то старик в высокой фуражке с меховыми наушниками.

-Вань, автомат забери...

Рядовой Кочуров вытащил автомат и закинул его за спину. А Клепиков изучал старика. Тот его взгляд понял по-своему - начал суетливо вытаскивать дрожащими руками свои вещи - маленький пистолет, зажигалку, золотые часы, серебряный портсигар... Потом протянул мешок, лежащий рядом.

-Братцы! Консервы! Хлеб! - радостно крикнул кто-то из бойцов. - И шоколад!

Клепиков сорвал витые погоны с плеч старика. Тот тонко вдруг закричал:

-Nein! Nein! Nicht Schiessen! Bitte! Bitte! Der Enkel! - и трясущимися руками стал тыкать открытым портмоне в лицо сержанту.

Клепиков от неожиданности отпрянул, потом уже оттолкнул руки немца.

-Чего он орет? - засмеялся Кочуров.

-Какать хочет... Вот и орет, - буркнул Клепиков. - Ладно, пошли.

-А этими что?

-Черт с ним. Стрелять не велено. А по лесу его не доведем до наших. Умрет от страха. Да и толку от него... Невзрачный какой-то старикашка.

-И водителя?

-А от него вообще толку нет. Эй, старый! Бери свой портсигар. И зажигалку с часами. Только вот сигареты реквизирую. И консервы. А в остальном комсомольцы дедушку не обидят. Да вот пистолет, извини...

Машина рванула так, что десантники долго смеялись над стариком. Помчался так, как будто вся Красная Армия за ним гналась.

-Вперед, к Опуево! - скомандовал Клепиков. - Времени мало...

И только Ваня Кочуров все жалел о толковой немецкой зажигалке.

А утром - разведав подступы к деревне - бойцы, довольные собой, разбредались по своим снежным норам. А сержант Клепиков пошел с трофеями к капитану Малееву...

Через полчаса все отделение стояло перед начальником особого отдела роты - капитаном Гриншпуном. Тот слегка улыбался помороженными щеками.

-Ну что, бойцы... Молодцы! Трофеи знатные... Особенно пистолетик. Награду заслужили...

-Да что вы, товарищ капитан... - засмеялись десантники. - Мы ж не ради награды...

-Выбирайте сами свою награду. Либо вас прямо сейчас лично расстреляю, либо после после разговора с комбригом.

Бойцы окаменели.

-Вы же, сволочи, генерала отпустили. Может самого Брокдорфа! Командующего всем корпусом! Уроды!! Пожалели, значит, фрица? А он бы вас пожалел? Капитана задергалось нервным тиком красивое лицо. Сзади заскрипел снег. Бойцы не смели оглянуться, опустив головы.

-Расстрелять к чертовой матери этих шляп! - раздался голос Тарасова. Подполковник обошел строй штрафников, зло сжимая витые серебряные погоны немецкого генерала. Остановился перед Клепиковым. И без размаха коротко ударил - кулаком с погонами - сержанта поддых. Тот согнулся пополам, беззвучно хватая, как снулая рыба, распахнутым ртом стылый воздух:

-Товарищ подполковник... - вмешался Мачихин.

-Товарищ комиссар! - взвился Тарасов. Потом помолчал и снова повернулся к бойцам.

-Сдать оружие, продовольствие, ремни. Ждать здесь. Сейчас пришлю автоматчиков...

Фон Вальдерзее покачал головой:

-И что... Их...

-Да, герр лейтенант. Их расстреляли. Перед строем. А вы как думали?

-Но... Но это же преступление...

-Особисты и комиссары настояли на расстреле. Вы же знаете, что такое НКВД?

Лейтенант откинулся на стуле:

-К счастью нет. Только слышал со слов пленных.

-Мне ничего не оставалось делать, как только выполнить приказ комиссара, - Тарасов потер покрасневшие от усталости и боли в голове глаза.

-Кстати, герр лейтенант, мы так и не узнали, что это был за генерал...

Лейтенант довольно усмехнулся:

-Не было никакого генерала. Никто из нашего командования не попадал в плен к вам. Ваши солдаты ввели вас в заблуждение!

Тарасов засмеялся:

-Значит, генеральские погоны они нашли на дороге? Не смешите меня, Юрген!

-Николай Ефимович! - как все немцы, фон Вальдерзее с трудом произносил русский звук 'Ч'. У него получалось - 'Ефимовитч'. - Ваши бойцы остановили тогда на дороге одиночную машину, в которой не было никого, кроме водителя, везшего вещи генерал-полковника фон Трауберга - главного интенданта корпуса. Не более.

-И на следующий день вы предприняли атаку прямо на штаб бригады, просочившись сквозь стык боевых охранений батальонов...

-Конечно! Ведь водитель запомнил место, где его остановили ваши незадачливые разведчики. Кстати, господин подполковник... Почему вы все время улыбаетесь?

-Вспоминаю, какие отборные бойцы нас тогда атаковали...

**

-Итак, товарищи политработники, приступим. На повестке дня несколько вопросов. Первый - благодушное отношение бойцов бригады к выполняемым боевым обязанностям. Я думаю, все из вас в курсе, что произошло сегодня ночью? - комиссар бригады обвел строгим взглядом своих подчиненных. Сидели они в свежепостроенном большом шалаше. В углу трещала маленькая печечка-буржуечка, притащенная одним из отделений разведчиков. Тепла давала мало, зато дыма много. Рядовой даже сделал дощечку, которой махал как можно бесшумнее в сторону выхода. Не ахти как, но у него получалось.

-Александр Ильич, - обратился к комиссару политрук разведроты.

-Не перебивай, - обрезал того Мачихин. - С тобой отдельный разговор. Что в других подразделениях? Такие же баптисты воюют или хуже?

Младший политрук Калиничев, военный комиссар отдельной зенитно-пулеметной бригады встал, покашливая и поправляя полушубок:

-Товарищ... Кхм... Товарищ военком, ну парни необстрелянные. Они фрица живого еще толком не видели. Добрые они, характер у нас такой, вятский...

-Не добрые! Не добрые, товарищ младший политрук! А добренькие! Над нами вся армия, да что там... Весь фронт смеяться будет! Генерала фрицевского упустили по доброте душевной. Невзрачный он показался бойцам, мать их ети за ногу да в голубое небо...