- Наши! Смотри! Наши!

В черное, засыпанное звездами небо, неожиданно взлетела красная ракета.

- Огонь! - крикнул комвзвода.

И страх сразу закончился.

Десантники открыли яростный огонь по бегающим фрицам. Те растерялись, не ожидав такой подлости, забегали еще быстрее.

Из-за спин взлетели еще несколько ракет, указывая нашим бомбардировщикам цели - взлетную полосу, склады ГСМ, ангары с самолетами, позиции зениток.

-Ну как, Артемка? Отложило ухи? - перекрикивая шум боя, ткнул сына в плеча старшина.

Тот быстро кивнул в ответ, не найдя секунды, чтобы ответить отцу. Артем выцеливал скакавшего туда-сюда зайцем какого-то ошалелого немца. И лишь с третьего выстрела зацепил того. Немец нелепо взмахнул одной рукой и свалился на землю. Рядом бесновалась на цепи раненая осколком овчарка. И не выла, не скулила, а почти кричала, как человек, от боли и ужаса. А на аэродроме рвали, окрашивая небо красным и оранжевым рвались бомбы.

Внезапно, сбив рогатку заграждения, с аэродрома выскочил, хлопая не прикрепленным тентом большой грузовик.

Артем рванул к дороге, вытаскивая из-за ремня гранату. Размахнулся и кинул, удачно попав под радиатор машины. Грохнул взрыв, показавшийся Артему, почему-то оглушительнее других разрывов. И в туже секунду сильный удар свалил его в снег...

- Не стой как дурак! - рявкнул ему в ухо навалившийся сверху отец. - А теперь вперед!

Он, сержант и еще несколько бойцов помчались к грузовику.

Из кузова выпрыгнул немец в одном кителе, без шинели. И тут же упал, скошенный автоматной очередью. За ним выскочил еще один. И тоже свалился. Потом еще один. Туда же!

Кто-то из бойцов схватился было за гранату, но старший Шамриков перехватил его руку:

- Погодь! Обглядим кузов для начала. Артемка! Глянь! Я прикрою!

Младший сначала полоснул очередью по тенту, потом, привстав на шипящее пробоиной колесо, заглянул в кузов:

- Нет ни хрена! А не... Есть! - Он перелез через задний борт. И через минуту выставил на задний борт какой-то ящик. - Принимай!

- Бутылки тут! - крикнул кто-то из бойцов его отделения, опустивший ящик на снег.

- Разберемся потом! - крикнул Артем. - Хватайте по одной!

Сам же, отбив прикладом горлышко, понюхал и удивленно сказал:

- Вино, смотри-ка... - и сделал большой глоток.

- Я те дам вино! - рявкнул на него старшина Шамриков. - Все матери расскажу. Вино он тут пьет! Ну-ка дай!

И теплая сладкая жидкость потекла в отвыкший уже от еды желудок.

-Бать! - удивленно сказал Артем. - Ты ж не пьешь!

Старший Шамриков утер усы и солидно ответил:

- А я и не пью. Я ем!

И машинально пригнулся, потому как, тяжелый осколок басовито прогудел совсем близко.

- Желтые! Желтые, командир, пошли!

И впрямь, над горящим аэродромом снова взлетели ракеты. На этот раз желтые, обозначающие отход.

А наши бомберы, сбросив смертельный груз, нагло и спокойно возвращались без потерь домой.

Без потерь отходила и бригада, если не считать двух легкораненых...

- Да... Тот налет был полной для нас неожиданностью, господин подполковник.

- На то мы и десантники, господин обер-лейтенант.

- Аэродром был практически разгромлен. Но мы его восстановили.

- Я знаю.

- Хотите откушать? - как-то по старорежимному спросил фон Вальдерзее.

- Хочу. Но не буду, - поморщился Тарасов.

- Почему? - удивился немец.

- Если я еще что-нибудь съем, то могу умереть от желудочных колик. После двухмесячного голодания...

- А чаю?

- От чая не откажусь.

Пока дежурный по штабу суетился с чаем - сволочи где-то стащили серебрянные подстаканники, у не из Германии же их привезли? - фон Вальдерзее снова завел этот ничего не значащий для войны разговор.

- Все-таки я считаю, что вы железные люди, - вздохнул он.

- Почему? - удивился Тарасов, краем глаза наблюдая за суетящимся денщиком.

- Вы забыли обо всем на свете, готовились к неизбежной и, надо сказать, бесполезной смерти, и все-таки, воевали. И как воевали!

Тарасову это польстило. Признание заслуг - пусть и врагом, а может быть, тем более врагом? - всегда приятно. Но он не показал вида.

- Почему же мы готовились к смерти... Вовсе нет. Вы не правы, господин обер-лейтенант. Мы готовились к победе. И о жизни мы не забывали. Нельзя идти на войну , забыв обо всем на свете.

- Не совсем вас понимаю...

- Все очень просто. Например, во время выполнения бригадой боевого задания, мы сыграли свадьбу.

- Что??? - фон Вальдерзее аж привстал.

- А что? - удивился Тарасов.

- Свадьбу? Это как? Кого? С кем? - в сознании немца не укладывалось то, что на войне можно играть свадьбы. И еще не укладывалось, что Тарасов так спокойно об этом говорит.

- А что такого-то? Жизнь, она и на войне - жизнь! А женился у нас один лейтенант на переводчице второго батальона.

- С вами что, женщины были?

- Девушки, господин обер-лейтенант. Девушки... Десантницы...

**

-Товарищ подполковник, а товарищ подполковник! - Тарасова старательно тряс за плечо адъютант.

-Немцы? - подскочил Тарасов.

-Да не! - отшатнулся младший лейтенант Михайлов. Его и так-то качало на ветру - тощего, черного, грязного - а тут еще и испугался звериного оскала комбрига.

-Штаб? Связь? Что случилось? Самолеты?

-Товарищ подполковник... Тут до вас Кузнечик... В смысле, лейтенант Олешко... С невестой...

-Даниил... Ты об пень брякнулся? Какая в едрену матерь невеста? - Тарасов старательно протер покрасневшие со сна глаза.

-Ну, товарищ подполковник... Я-то тут причем... - виновато извиняясь, шагнул назад адъютант. - Они сами...

-Ни черта не понимаю... - Тарасов встал с лежанки под разлапистой елью. Встал с трудом... Сон в промозглой жиже не способствовал нормальному отдыху. Даже и не встал... Выполз...

Перед ним стоял в изгвазданном - когда-то белом - полушубке бывший командир взвода, а сейчас уже и батальона, лейтенант Дмитрий Олешко.

Кузнечиком его прозвали за невероятную схожесть... Тощий, длиннорукий, большеногий и большеглазый. По снегу идет и ноги так высоко-высоко поднимает! Как кузнечик, право слово... И все время шмыгающий носом.

Кличка прижилась. Даже в штабе на совещаниях, порой, прорывалось...

Из-за плеча лейтенанта выглядывала девчонка.

Тарасов нагнулся. Взял горсть чернеющего снега. Протер им с силой лицо. Распрямился. Утерся рукавом кожанки. Только после этого разглядел, что за Кузнечиком осторожно прячется переводчица, техник-интендант третьего ранга Наташа Довгаль. Маленького ростика, с грязными, неровно обкусанными ногтями. Серенькая такая мышка с сияющими глазами. Влюбленными глазами. Влюбленными на войне...

-Что хотели? - сердито спросил Тарасов. - Языка, что ли достали?

-Не совсем... То есть совсем нет... Товарищ подполковник... - зачем-то снял извазюканную грязью ушанку Олешко.

-Полгода как подполковник! - рявкнул злой от хронического недосыпания Тарасов. - Что случилось?

Олешко совсем оробел:

-Да ничего не случилось...

-Твою ж мать... - Тарасова опять пошатнуло... - Зачем пришли тогда?

-Жениться хотим! - пискнула из-за спины лейтенанта переводчица.

-Что???? - Тарасов едва не упал. То ли от неожиданности, то ли от слабости... Но схватился за еловую лапу и устоял.

-Жениться хотим... - почти прошептал совсем стушевавшийся лейтенант.

-Любовь у нас, товарищ подполковник! - почти крикнула Довгаль.

-Да понял я... - Тарасов, наверное, в первый раз растерялся за весь поход. - Что кричать-то...

Но собрался быстро. И сразу заорал на влюбленных:

-Совсем обалдели? Шутки решили пошутить? Какая, к чертовой матери, женитьба? Вы где, придурки, находитесь? Это война, если вы еще не поняли! Еще и беременная, небось? - заорал Тарасов на переводчицу. - Зов плоти, значит! Я вам покажу, зов плоти, епметь!