-Товарищ подполковник... Не надо матом... - Кузнечик неожиданно покраснел лицом и сделал шаг вперед, закрывая Таню собой...

А она вдруг заплакала.

И эти слезы вдруг...

Тарасов словно натолкнулся на какую-то невидимую никому, кроме него, стену. И имя это стене было... Надя... Он вдруг увидел, что эти совсем еще юные - Господи! Ей восемнадцать, ему девятнадцать!!! - любят друг друга. Она только и умела, как переводить испуганную речь пленных, он только и умел командовать такими же мальчишками-головорезами. Сердце защемило...

А вслух комбриг сказал:

-Ничего не понимаю! Объясните, лейтенант Олешко!

Тот совершенно по граждански пожал плечами:

-А что тут объяснять, товарищ подполковник. Мы с Таней любим друг друга. И хотим пожениться.

-Давно?

-Очень. Уже два дня.

Тарасов прикусил губу. Два дня на войне - это вечность. Да еще и в тылу врага...

-Свадьбу отложу, - ответил он, прищурившись. - Завтра операция. Когда выйдем в наш тыл, тогда и будем вас женить. Всей бригадой.

-Нет! Мы сегодня хотим! - Таня вышла вперед и упрямо посмотрела на Тарасова. - Завтра может быть поздно.

Подполковник не успел ответить. На его плечо опустилась исхудалая рука Мачихина:

-А они правы, Ефимыч... Завтра может быть поздно... Отойдем?

-Ждите, - бросил влюбленным Тарасов. И отошел с комиссаром шагов на десять, мешая трофейными ботинками грязь и снег новгородских болот...

-Как думаешь? - шепнул Тане лейтенант Димка Олешко, научившийся целоваться позавчера. Научившийся убивать месяц назад...

-Комиссар уговорит, - шепнула ему переводчица младший сержант Довгаль.

-Думаешь?

-Думаю...

-Люблю...

-И я...

Они яростно сцепились руками, ожидая разговора - нет! Приговора! И смотрели, как подполковник, сложив руки за спиной, молча кивал бурно жестикулирующему комиссару.

Потом буркнул что-то, развернулся и рявкнул на адъютанта:

-Писаря сюда!

А потом резким шагом подошел к Кузнечику с Таней.

-Рота в курсе?

-Так точно, товарищ подполковник! - вытянулся Олешко. А Таня добавила:

-Как же не в курсе-то...

-Как бойцы отнеслись? - спросил подошедший за комбригом Мачихин.

-Ну.... Вроде нормально... - застеснялся Кузнечик.

Тарасов неодобрительно покачал головой. А Мачихин опять положил ему руку на плечо:

-Ты, лейтенант, не 'вроде' должен знать, а точно! Как же ты жене своей объяснять будешь - где и с кем задержался? Тоже - 'Вроде я тут с ребятами засиделся...' Так?

-Товарищ комиссар! Вы за нашу семейную жизнь не волнуйтесь! - вступила в разговор младший сержант Довгаль.

-Ваша семейная жизнь в тылу у немцев это моя жизнь! Понятно? - прикрикнул на них Тарасов. Мачихин снова чуть сжал его плечо.

А из-за другого плеча выскочил адьютант Михайлов:

-Как просили, товарищ подполковник, вот печать бригады, вот бланки...

-Хххе - опять качнул головой Тарасов. И, чуть присев и положив на колено серый лист бумаги, что-то зачеркал на нм карандашом. Потом дыхнул на печать и смачно шлепнул по бланку.

-Первый раз, блин, женю... - ухмыльнулся он. - Что тут говорить-то надо, а комиссар? - повернулся он к Мачихину.

Тот улыбнулся:

-Ты женат-то, а не я...

Тарасов улыбчиво повернулся к новобрачным:

-Объявляю вас мужем и женой! Документ вот, а в книжках красноармейских мы дома штампы поставим. Как прорвемся... Договорились?

-Так точно, товарищ подполковник! - а голоса-то у Наташи с Митей дрожали...

-Шагайте по подразделениям. Трехдневный отпуск получите за линией фронта.

-Николай Ефимович... - укоризненно протянул Мачихин. - Ну, нельзя же так...

-Не понял, товарищ комиссар? - развернулся Тарасов к Мачихину.

Вместо ответа тот махнул рукой адъютанту. Тот протянул комбригу вещмешок.

Тарасов засмеялся от неожиданности:

-Вот я старый пень. Забыл совсем.... Держите подарки, ребята!

Кузнечик смущенно взял из рук командира бригады худой мешок.

-Удачи вам. И детишек нарожайте после войны! Лады? Пойдем, комиссар!

Скрипя мокрым мартовским снегом командир и комиссар бригады удалились в подлесник.

- Комиссар, собери-ка политработников. Пусть объявят по бригаде, что свадьбу играем сегодня.

- Понял тебя, командир, сделаем...

**

А Танька, по не истребимому своему женскому любопытству сунула нос в вещмешок.

-Лешка! Живем!

В мешке оказалась буханка хлеба, банка каких-то консервов и фляжка с чем-то булькающим...

Свадебный подарок - это самое дорогое, что есть у тебя сегодня.

Это была последняя буханка хлеба, последний спирт и последняя трофейная тушенка...

Если, конечно, не считать госпитальные запасы. Их, как говорят в Одессе еще есть. Еще...

Тарасов надеялся, что завтра это 'ЕЩЕ' считать не будет.

А Митя-Кузнечик и Наташа Довгаль надеялись, что завтра не наступит никогда...

-Увидимся послезавтра? - сказала она ему.

-Конечно, - ответил он. - Хлеб раненым...

-Да, мой хороший...

И они стали целовать друг друга. Первый раз на виду у всех.

Вещмешок упал на грязный снег...

-Товарищ лейтенант, а товарищ лейтенант, - похлопал Олешкоа по плечу сержант Заборских.

Тот оглянулся:

-Отстань, сержант! Не видишь? Мы женимся!

-Вижу... - хмыкнул Заборских. - У нас вам подарок есть. Пойдемте, а?

Подарком оказалась землянка.

Самая настоящая.

Пока лейтенант с Таней ходили к комбригу бойцы, оказывается, вырыли на крохотном пригорочке узкую яму. На самое дно - глинистое и мокрое - набросали полушубков, собранных с убитых в последнем бою. Завалили их сосновым, духовитым лапником. Он мягче елового и не такой колючий. Сверху жердями устроили тонкий настил. Укрыли его длиннополыми немецкими шинелями. Соблюли маскировку - забросав их прошлогодней мокрой листвой. Правда, лаз получился узкий. По одному только пробраться можно.

-Извините, товарищ лейтенант, но самое высокое место тут, чтоб не мокро было ночевать, - как обычно хмуро, без тени улыбки сказал сержант.

Таня почему-то резко отвернулась...

Лейтенант закусил губу. Потом, чуть поколебавшись, протянул вещмешок сержанту:

-Раздели фляжку по взводу. Хлеб и тушенку в госпиталь передай.

Сержант удивленно посмотрел на лейтенанта:

-Откуда?

-Оттуда! - сглотнул слюну лейтенант.

-Дурак ты, лейтенант! - Заборских резко развернулся и почавкал по апрельской жиже к взводу.

Кузнечик так и остался стоять с вытянутой рукой.

Он попытался что-то сказать, но не успел. Таня обняла его сзади:

-Вот и наш первый дом, да?

-Что?

-Хорошие у тебя ребята... Пойдем домой! Не послезавтра, сейчас. Пойдем?

Леша повернулся к ней. Прижался, уткнувшись в теплые, пахнущие молоком и хлебом волосы...

-Пойдем, хорошая моя!

И засмеялся:

-Три дня увольнительных положено! Свадьба же!

Она улыбнулась, вязла его за руку и молча повела в земляночку. Первой забралась она, скрываясь от любопытных, завидующих по-доброму, и - почему-то - грустных солдатских взглядов.

Олешко все же заметил, что взвод его, давно уже ставший по численности отделением, скрылся за деревьями. И, просунув в лаз мешок с продуктами, полез внутрь.

Укрылись они его полушубком. На ноги бросили ее шинельку. Простынью стал чей-то изорванный маскхалат.

А демянские леса укутывала черным снегом ночь. И где-то ангелы взлетали на боевое задание...

-А я помню тебя... - шепнула она ему, когда они перестав ворочаться, улеглись лицами друг к другу. - Увидела и сразу-сразу влюбилась.

-Прямо так и сразу? - беззвучно засмеялся лейтенант Олешко.

-Прямо так и сразу. И бесповоротно. И навсегда, - она осторожно коснулась мягкими губами его колючего подбородка. - Колючий мой... Как хорошо, что ты колючий!

-Почему?! - удивился он, слегка отпрянув от ее лица.