Путем вольной импровизации на основе хайямовских мотивов пошел переводчик А. Н. Данилевский-Александров. Он создал три песни, каждая из которых построена на нескольких, сближенных по мысли, рубаи. Эти песни, названные переводчиком "Рай и вино", "Кисмет" и "Воля бога" с общим заголовком "Из руббаи, то есть куплетов Омара Хайяма", были помещены в вышедшей в 1910 году книге "В мире песни". Приведем здесь текст третьей песни, в которой близость к персидско-таджикскому подлиннику ощущается в наибольшей степени:
Все, что существует, это след лишь
Воли всемогущей грозного Алла,
И в теченье жизни, и в людских деяньях
Нет свободной воли, нет добра и зла.
На скрижалях мира пишет он судьбою,
И судьба для жизни лишь дает закон.
Все усилья наши -- это возмущенья
И смятенья духа и бессильный стон.
Беспредельно море с мрачной глубиною,
Но оно ведь меньше всех пролитых слез,
Ад -- лишь искра только муки бесполезной
Страждущего духа на руинах грез.
Если ж есть средь прозы проблеск утешенья,
Если сердце чует светлый рай порой,
То судьба дарит нам, по веленью бога,
Этот рай цветистый только лишь с мечтой.
В 1910 году Омар Хайям привлек внимание известного поэта К. Д. Бальмонта. Он издал в журнале "Русская мысль" переводы одиннадцати четверостиший Хайяма. Бальмонт был первым русским поэтом, переводившим хайямовские рубаи только в форме четверостиший Не считая, впрочем, необходимым воспроизводить схему рифмовки подлинника, он применял перекрестную рифму, опоясывающую, иногда монорим. Переводчик не отступал от основного содержания персидско-таджикского подлинника, однако Хайям представал в некоторых переводах художественно обедненным, например:
Древо печали ты в сердце своем не сажай,
Книгу веселья, напротив, почаще читай,
Зову хотенья внимай и на зов отвечай,
Миг быстротечный встречай и лозою венчай.
(пер. К. Бальмонт) [bal-0005]
Это является примитивизирующим переводом известного рубаи Хайяма: [org-0133]
Нельзя растить в сердце росток печали,
Надо безотрывно читать книгу наслаждений.
Нужно пить вино и потакать желаниям сердца,
Ведь неизвестно, сколько времени дано нам побыть на свете.
Упомянем еще один из ранних опытов. В 1913 году в книге стихов "Старые боги" было напечатано четыре стихотворения под общим заголовком "С персидского. Из Омара Хайяма". Переводчик В. А. Мазуркевич достаточно точно передает мысль и тональность хайямовских рубаи русскими шестистишиями. Приведем для образца один из этих переводов:
К чему грустить нам о грехах?
Грехи отпустит нам Аллах. [А-017]
Напрасна грусть твоя, Хайям:
Ведь милость и нужна лишь там,
Где есть грехи; кто ж свят, тому
И так прощенье ни к чему.
(пер. В. Мазуркевич) [maz-0002]
В оригинале: [org-0532]
Хайям! К чему так сокрушаться из-за грехов?
Есть ли хоть какая польза от страданий в конце концов?
Если нет прегрешений -- нет и прощенья,
Прощенье-то и возникло из-за грехов. Так зачем скорбеть?
И наконец в 1916 году появилось первое солидное художественное издание, подготовленное на основе научной базы. Книга "Персидские лирики Х--XV веков", представлявшая русскому читателю творчество восьми поэтов, была подготовлена академиком Ф. Е. Коршем, отредактирована после его смерти и опубликована известным знатоком арабской и персидско-таджикской литературы А. Е. Крымским. Переводам Крымский предпослал "Введение", рассказывающее о поэтах. Творчество Омара Хайяма представлено в книге девятнадцатью стихотворениями в переводе ученика академика Корша - И. П. Умова (переводы Умова были опубликованы ранее, в 1911 году). Все рубаи переданы русскими восьмистишиями с перекрестной рифмой. Переводы верны и искусны, хотя и утратили лаконичность и несколько стилизованы под русскую классику. Помещаем один из самых удачных переводов:
Ничтожен мир, и все ничтожно,
Что в жалком мире ты познал;
Что слышал, суетно и ложно,
И тщетно все, что ты сказал.
Ты мыслил в хижине смиренной,
О чем? К чему? -- Ничтожно то.
Ты обошел концы вселенной, -
Но все пред Вечностью -- ничто.
(пер. И. Умов) [umo-0001]
Точный перевод текста Хайяма следующий: [org-0499]
Ты видел мир, но все, что ты видел, -- ничто,
И все, что ты сказал и слыхал, -- ничто,
Из конца в конец весь мир обошел -- ничто,
И если лишь по дому ползал -- ничто.
Оценивая опыты перевода Омара Хайяма в 1891--1916 годах в России, можно квалифицировать их как переводы вольные. Требование художественной адекватности еще отсутствовало в переводческой практике. При большей или меньшей близости к содержанию подлинника, стиховая форма, как правило, переводчиками сознательно игнорировалась. Персидско-таджикские рубаи воспроизводились языком русской поэзии, с присущими ей разнообразием размеров и привычными для читателя схемами рифмовки. Это вполне согласовывалось с существовавшими представлениями о задачах художественного перевода с восточных языков: не поступаться формальной эстетикой русского стихосложения. Не укладываясь в лаконичную форму четверостишия, поэты передавали хайямовские рубаи многословно (за редким исключением), стихотворениями в полтора, в два, а то и в четыре раза длиннее.
В следующие два десятилетия (точнее: в 1917--1934 годах) появились лишь две публикации переводов Хайяма.
Автору одной из них -- И. Тхоржевскому -- принадлежит особое место в деле популяризации Омара Хайяма среди любителей поэзии России. Тхоржевский был первым создателем сборника стихов Хайяма на русском языке (если не считать работы Мазурина, где Хайям был представлен в вольных переводах, да к тому же анонимно). В 1928 году Тхоржевский опубликовал в Париже книгу русских переводов Хайяма, двумя годами раньше они уже были напечатаны в журнале "Современные записки". Тхоржевскому -- первому из переводчиков - удалось воспроизвести в русских стихах такие качества хайямовских рубаи, составляющие их суть, как чеканная звучность, яркая парадоксальность поэтической идеи, блестящее острословие и заразительная эмоциональность, которые позволили Эдварду Фитцджеральду сказать: "Старик Хайям звенит как настоящий металл".