Плот оседал все глубже. Скоро он уже чуть возвышался над водой.

- Не перейдет через камни, - волновался бригадир и свирепо ерошил тугую бороду. - Сядет. Ой сядет!

- Сам не перейдет - подтолкнем, - громко сказала Фетисова. - Всем поселком влезем в Тулву, а протолкнем.

Она подтянула высокие резиновые сапоги и первой вошла в реку. За спиной у нее забурлила вода под десятками ног. Резиновые сапоги смешались с кирзовыми.

В плот уперлись багры. На всех багров не хватило. Появились прочные березовые колья и легкие сосновые жерди, взятые из перекрытия разваленного сарая.

Бородач махнул рукой и свирепо крикнул:

- Дава-ай!

На плот навалились десятки сильных тел. Гнулись крепкие древки багров. Громко треснула жердь. Подбадривая друг друга возгласами, люди сдвинули плот. По спокойной воде разбежались частые, мелкие волны.

- Пошел, поше-ол! - гремело над Тулвой.- Еще-о!

Плот вели вдоль берега. Отойти подальше было нельзя: глубина покрывающей лед воды достигала уже метра с лишком.

Плот набирал скорость. Быстро приближались скрытые под водой камни. Большинство рабочих отстало. Лишь наиболее горячие продолжали толкать плот, на котором остался один бородач в лихо сдвинутой на затылок шапке с болтающимися ушами.

- Навались, народ! - кричал он. - Жми, чтобе ходу!..

Сильный толчок чуть не свалил его в воду. Плот сел на камни.

- Сюда-а! - Бородач сорвал с головы шапку и широко взмахивал ею. Давай сюда-а!

По берегу спешили на помощь люди. Разбрызгивая ногами воду, бросились они к застрявшему плоту. Передняя половина его с протяжным скрипом приподнялась. Еще раз.

Протолкнуть тяжелый плот рывком не удалось. Пришлось снова взяться за багры и колья. Пользуясь ими, как рычагами, рабочие приподнимали плот, постепенно продвигая его вперед. В багровых отсветах факелов мелькали багры, колья, руки, разгоряченные лица.

- Еще, еще-о! - гремело над разлившейся Тулвой. - Взяли-и! Р-разо-ом!..

Плот все больше переваливался через камни. От разгорающегося в бочках пламени полыхало жаром. Едкий запах горелого масла становился все сильнее. Последнее общее усилие - и плот со скрежетом сошел с камней. Дружный толчок направил его к запирающему Тулву снежному завалу.

- Давай, дава-ай! - облегченно напутствовали плот с берега. - Жми-и!

В радостные голоса врезался испуганный женский выкрик:

- Человек там! Человек!

Лишь сейчас все заметили за разгорающимся в бочках пламенем контуры человека.

- Куда? - закричал Самохин. - Прыгай! Я приказываю...

- Ничего! - загремел с плота бородач, сильно и точно работая багром. Мы архангельские! Снег да вода - самая наша еда!

Самохин стиснул кулаки до боли в пальцах. Приказ тут не поможет. Распалился человек. Теперь уже его никто не остановит, не удержит.

На берегу люди жадно ловили каждое движение смельчака. Ударами багра он умело направлял плот к центру завала.

Подгоняемый багром и ветром, плот с ходу врезался в рыхлый снег. Белые струйки устремились сверху на бочки, вспыхнули легкими клубками, укрыли бородача. Темный силуэт его временами появлялся ненадолго из-за пара и огня и снова исчезал. А на месте, где только что был человек, поднимались дрожащие язычки огня.

"Мазут поджигает", - понял Самохин.

На фоне разгорающегося пламени показался силуэт человека. Взмахнув руками, он грузно плюхнулся в воду.

Берег притих. В мертвой тишине слышались лишь шипение факелов да легкие всплески плывущего бородача.

Мазут разгорался быстро. Над плотом клокотали и бурлили клубы пара. Временами они вспыхивали, из них вылетали клочья пламени и с яростным шипением врезались в снежный склон.

Немногие смотрели сейчас на ожесточенную борьбу огня и снега. Общее внимание устремилось к тяжело плывущему человеку. Гребки его становились короче, слабее. Несколько рабочих вошли в воду и держали наготове багры. Двое сбросили стеганки. Кто-то снял с шеста факел и поднес его к самому берегу, чтобы не терять пловца из виду.

- Давай, Андрей Егорыч! - кричали с берега. - Докажи!

Наконец сильные руки товарищей подхватили пловца. Он тут же вырвался и, разбрызгивая воду ногами в белых шерстяных носках, побежал по берегу, проваливаясь выше колен в рыхлый снег.

Ему поспешно уступали дорогу, кричали вслед:

- До сторожки беги! На печку, Егорыч, сразу! На печку!..

Отвлек их от бесстрашного пловца пушечный грохот у завала. Подточенная снизу жаром, снежная гора рухнула на бушующее пламя. Взметнулись огромные вьюжные клубы. Клочья огня, опережая пар и клубящийся снег, взлетели вверх, врезались в белый склон, испятнали его черными дырами. Снова утремился снег на поднявшееся пламя. На этот раз уже с трех сторон. Казалось, сейчас он завалит огненные языки, придушит их. С резким злобным шипением сжималось пламя, приседало, как бы собирая силы. И снова с раскатистым грохотом и воем взлетали наверх пар, снег и клочья огня.

А ветер настойчиво вжимал пылающий островок в рыхлый завал. Пламя бушевало, пробивая дорогу в кипящем хаосе снега, пара, огненных брызг. Струйки горящего мазута стекали с плота, жались к рыхлеющему снегу, подтачивали его снизу...

Победил снег. Казалось, не было силы, способной остановить его неистовый напор. Он завалил глубоко врезавшийся в затор плот, задушил ослабевшее пламя. Лишь обгоревшие концы бревен слабо тлели, распространяя над водой смрадный едкий дымок. Изредка вспыхивал на них легкий язычок огня. Подталкиваемый ветром, он скользил по бревну и словно прятался в снежный скат.

- Я говорил: ни черта из этой затеи не выйдет, - бросил Николай Федорович.- Растопить снежный завал! Бредовая затея!

Самохин отвернулся от главного инженера. Он с трудом сдерживал готовое прорваться раздражение.

- Как вода? - вмешалась Фетисова. Она заметила состояние Самохина и хотела предотвратить столкновение директора с "главным". - Кто знает последний замер?

- Поднялась еще на двадцать сантиметров, - ответил Фарахов.

- На двадцать? - переспросил Самохин. - Вы не ошиблись?

- Теперь вода разливается по большей площади, - объяснил Фарахов, - а потому и подъем ее несколько замедлился.