- Мордреда?

- Да, его. Он в фильме показан, как мальчик, который в детстве хотел того же, чего и все дети, нормальную любящую семью. А вырос у тетки. Мать вечно занята своей личной жизнью: то влюбляется, то выходит замуж, то вдовеет. Вечно ей некогда даже слово ласковое сыну сказать. Отец никого, кроме своей обожаемой жены, не видит, и детей хочет только от нее, а Мордреда и знать не знает. Джиневра вообще пасынка в штыки приняла, почти изматерила на весь дворец. А Моргоза, хоть и вырастила его и обеспечила более-менее нормальное детство, все равно любила не столько племянника, сколько свои мечты о близости к трону.

- Но все-таки Мордред ее полюбил, - Лиля отошла к подоконнику. - Помнишь, когда Вивиана ударила Моргозу кинжалом, Мордред выхватил меч... И это явно было не из-за властных амбиций. Убили его приемную мать, которая была с ним с тех пор, как он себя помнит.

- Ну да, он хотел любить родителей, но им он был не нужен. Зато рядом все время была тетя, которая заменила ему и мать, и отца, и мальчик привязался к ней, с ней он не чувствовал себя одиноким. Вот и ударил мечом Вивиану, отомстил ей за гибель близкого ему человека... Да, мне его жалко. Если бы Моргана не забывала о сыне, увлекшись своими влюбленностями и замужествами. Если бы Артур иначе принял обретенного через 20 лет сына. Если бы Джиневра не орала на весь Камелот "Ублюдок!" и не смотрела, как на таракана в тарелке. Может, тогда Мордред не стал бы предателем, а сражался бы с саксонцами плечом к плечу с отцом.

- И, по-моему, когда он застукал Джиневру и Ланселота, у него было не только желание удалить от двора отцовского конфидента, но и обида. Парень видел, как отец любит жену и доверяет другу, а они вот так внаглую амурничают за его спиной...

Лиля снова щелкнула зажигалкой и открыла форточку. Ника сидела на кровати по-турецки, теребя русую челку. Она снова ушла в свои мысли, далекие от Лили, Мариенбурга и "Туманов Авалона", но потом встряхнулась:

- Да, живя в замке тетки, парень понял, сколько в людях дерьма, но, когда получил этому подтверждение, обозлился: пошло оно все на хрен, стоит ли оставаться порядочным, если вокруг - ложь, двуличие и сплошные камни за спиной и фиги в кармане! - Ника стукнула себя кулаком по крепкой коленке и сердито отвернулась.

- Волнуешься из-за сокращения? - спросила Лиля.

- Было бы, из-за чего. За себя я спокойна, просто противно смотреть, как все остальные на пупе вертятся, подсиживают, выслуживаются и льют дерьмо друг на друга. С первого взгляда - милый дружелюбный коллектив, а на самом деле - гадючье гнездо! Тяжело оставаться человеком среди гадюк. А мимикрировать не хочется. Лиля, может, мне бросить этот "Телескоп" к чертовой матери? Как ты думаешь?

- И что дальше? - Лиля бросила окурок в ведро и помахала рукой, разгоняя дым.

- Ну, не знаю, может, на Чукотку поеду, на белых медведей охотиться. Может, в Хибины поднимусь. А может, возьму рюкзак и пойду пешком к питомнику манулов в тайге... Ты слышала о манулах, Лиль?

- Да, читала. Сейчас они набирают популярность. Ника, а что потом, когда надоест охотиться, гулять по горам и любоваться таежными котами? Ты же не мыслишь себя без работы, "Телескоп" для тебя все.

- Кроме "Телескопа" есть и другие газеты...

- Думаешь, в других редакциях другие нравы? А если на новой работе ты увидишь ту же картину, то снова сбежишь в тайгу?

Резко скрипнула кровать; Ника поднялась.

- Думай, что говоришь, - резко сказала она, - убегают только трусливые или слабые люди...

- Ну извини, задам вопрос иначе: ты снова всех пошлешь на три буквы и закинешь на спину рюкзак? Ника, я же тебя знаю: без работы ты уже через неделю на стенку полезешь.

Ника опустилась на корточки у обогревателя.

- Да, ты права, - вздохнула она, - видимо, никуда я не уйду, ни в горы, ни в тайгу. но все равно, противно смотреть, как люди пресмыкаются и юлят, лишь бы избежать увольнения. Я бы так не смогла, даже если бы стояла первой в списке кандидатов на увольнение. Сейчас сокращают в основном пенсионеров, но поджилки трясутся у всех, кроме парочки молодых мамаш и компании офицерских жен. Первые хорошо знают свои права: их не могут уволить, пока их детям не исполнилось 18 лет.

- Если человека захотят выжить с работы, то найдут способ.

- Только не их. Слышала поговорку про "дождик идет"? Вот это как раз о них, - Ника поморщилась. - На работу они являются часам к 11, до обеда чай пьют и сидят на форумах для молодых матерей, все разговоры - только о подгузниках и присыпке, пишут только блицы "Срочно в номер", и на любое слово у них десять наготове. А вторые считают себя избранными только потому, что у них мужья с большими звездами на погонах и лампасами на брюках. И, что бы они ни вытворяли, никто не решится связываться с "мазаными". Такое ощущение, что главные в "Телескопе" они, а не редактор с секретарем... Смотрю на них и вспоминаю "Офицеров". Сейчас таких, как жена главного героя, наверное, уже нет...

- Да, - вздохнула Лиля, - помнишь ту сцену? "Товарищ генерал! Вы за вещами, или насовсем?".

- И жена генерала отвечает: "Да насовсем, Юра. Насовсем", - улыбнулась Ника. - Она всех в гарнизоне по именам знает; сына потеряла в войну и всех этих ребят родными считает, их с мужем большой семьей. А эти индюшки... Тьфу, даже говорить о них тошно! Ох, Лилька, я тебя совсем заболтала, а уже светает. Поспим еще или эта кошка нам раннюю побудку сыграла?

- Три часа, рановато для побудки. Надеюсь, Дуня больше не залезет сюда. А тебе нужно отсыпаться хоть по выходным.

- Мы пока еще в том возрасте, когда дефицит сна не столь ощутим, - но все же Ника забралась в постель и закуталась в цветастое одеяло. - М-м... Пуховая подушка, совсем как в детстве...

- Бабушка других не признавала и сшила мне в приданое несколько штук...

- Правильно считала, - Ника потянулась. - Ну что, споки-ноки, или уже доброе утро?

- Лучше споки-ноки, - Лиля высунула руку в форточку и закрыла ставни, расписные, украшенные резьбой, слегка набухшие за зиму.

Осторожно ступая в темноте, чтобы не скрипели половицы, Лиля вернулась к себе, сбросила халат и тоже закрыла ставни. В мае светало рано, и ставни очень выручали. За стеной засыпала Ника, что-то бормоча и ворочаясь. Через несколько минут заснула и Лиля.

*

Ника проснулась, когда стрелки стенных часов в виде деревенского домика степенно дотикали почти до десяти. Во дворе напевала Лиля, пропалывая клумбу. За деревьями прошумела электричка. "А скорые поезда по этой ветке не ходят, - подумала Ника, лежа на боку с закрытыми глазами, - местные даже этого развлечения лишены. Не станут же они ходить на перрон затем, чтобы посмотреть на электричку. Это уже не в диковинку...".

Ника повернуласьна спину и закинула руки за голову. В Петербурге она не могла себе позволить вот так нежиться в постели в десять часов утра и никуда не спешить. В шесть утра она вставала; в восемь - спускалась в метро, а через 45 минут уже входила в здание редакции, чтобы вернуться домой к вечерним новостям... Поэтому Ника так любила выходные в Мариенбурге и понимала, что без них было бы еще труднее вынести бурный ритм мегаполиса. В городе Ника не ведала усталости. Она могла всю ночь работать над статьей, которую нужно было сдать к 9 часам утра, а потом выйти на 12-часовой рабочий день. После хлопотливой подготовки номера Ника ехала на презентацию. Бегала пешком за 5-10 километров, чтобы сэкономить жетон метро; забывала пообедать, и казалось, что ее запас сил неисчерпаем. Но в Мариенбурге Ника понимала, как ей нужны эти два дня, когда не нужно вскакивать, бежать, смотреть на часы и лихорадочно глотать кофе у монитора, чтобы не заснуть от усталости...

Ника села и откинула одеяло. Она прекрасно выспалась и чувствовала себя полной сил. В коротких штанишках и футболке в горошек 33-летняя Вероника выглядела совсем юной. Короткие волосы забавно взъерошились, щеки разрумянились.