Владимир Александрович Зубов был зол. Он был рассержен. Он был в ярости… Ну что она за человек?

Тереза Ивановна Тур!

Не женщина, гадюка какая-то! Когда он утром открыл глаза, то обнаружил, что она исчезла. Побегав по дому, он нашел на столе в кабинете идиотскую записку, которую оставила Тереза: «Спасибо. Прости. ТТ».

Что за бред! Что за свинство! Да как она смеет! Даже он, расставаясь со своими очередными пассиями, так не поступал… Значит, она с ним расставалась? Да еще и таким образом?!

Тут он изменил своему решению не звонить ей больше никогда и нажал на кнопку вызова. «Абонент выключен или находится вне зоны действия сети», — любезно сообщил женский голос.

Нет, это больше, чем свинство! Сначала она в отчаянии исчезает после поцелуя. Твердит, что «верная супруга и добродетельная мать». Все по Пушкину… Затем является сама и домогается его. Очень логично, нечего сказать! Получается, что она изнасиловала его… Или он ее. В общем, изнасиловали друг друга по обоюдному согласию… Неоднократно.

Это было только вчера. Ее объятия, поцелуи. То, как она запрокидывает голову, когда стонет. Ее страсть — какая-то бездонная, отчаянная, исступленная. Ее нежность — время от времени она принималась тереться щекой о его грудь, сводя его с ума.

Это все было вчера. Через несколько часов после того ее появления в его квартире Владимир вдруг понял, что опаздывает на вечерний спектакль. Понял, кстати говоря, после звонка из театра. Тереза дремала в его кровати, свернувшись клубочком. Прекрасная, расслабленная, укутанная только в золото своих длинных волос…

— Поедем со мной? — спросил он, склоняясь над ней, ощутив опять запах горьковатых духов, что свел его с ума. Владимир потерял голову опять и стал ее целовать и шептать ей: — Мне напомнили, у меня же спектакль, отменить нельзя.

— Безусловно, — она распахнула зеленые глазищи, — прости, что задерживаю. Мне пора.

Тереза решительно высвободилась из его объятий, поднялась и вышла из спальни.

— Так ты не хочешь ехать со мной? — он пошел за ней. Она вышагивала по его квартире в поисках одежды — ни капли стыда, ни следа смущения.

— А, вот где оно! — радостно воскликнула она, дойдя до прихожей и наткнувшись кучку сброшенной одежды. — С тобой? Прости, Володя. Мне не очень хочется видеть людей. А в театре, я думаю, их будет много. Аншлаг, как обычно. Так что я поеду. Спасибо… — она обвела взглядом прихожую и слегка покраснела, — Спасибо… за все.

— Тереза, — он подошел поближе, отнял у нее одежду и бросил на пол. Стал целовать, шалея от мысли, что теперь можно. — Останься. Дождись меня, пожалуйста.

— А стоит ли, Володя?

— Я приеду, мы поужинаем. Поговорим. Нам же нужно обсудить, почему…

— Э, нет, — она поморщилась и закачала головой, — вот как раз говорить на тему «почему» мы не будем.

— Ты останешься?

— Убеди меня! — попросила Тереза. — Пожалуйста…

И Владимир подхватил ее на руки, понес обратно в спальню. Все потеряло смысл, кроме этой странной, непонятной женщины. Его женщины…

Он уехал, уже сильно опаздывая, подгоняемый непрерывно звонившим телефоном. В дороге постарался переключиться на то, что ему нужно отыграть этот чертов спектакль. Отыграть хорошо. Зрители же не виноваты, что она пришла к нему. С зелеными глазами, искушающей улыбкой Евы и страстью сгорающего в огне Феникса… И что ночью, когда он вернется в дом, она будет его ждать.

И все же он смог себя взять в руки. Заставить поверить в то, что он — Чацкий. Загнать мысли, желания (и целый ряд вопросов, что не давали ему покоя) глубоко-глубоко. С нормальной скоростью произнести длинные монологи своего героя. Не тараторить их скороговоркой, чтобы побыстрее освободиться… Выйти на поклон столько раз, сколько захотел зал. Дать столько автографов, сколько пожелали люди. Спокойно расписаться на плакате, где он был в костюме своего первого сериального героя — принца несуществующей страны… Ослепительно улыбнуться в глаза женщине, что подала плакат и явно ждала его реакции. И только потом поехать домой.

Он открыл дверь, прислушался — и тут же заулыбался. В глубине квартиры играло что-то классическое, женский голос самозабвенно подвывал. Стрекотала клавиатура. Владимир пошел на звуки. За его письменным столом сидела Тереза и увлеченно барабанила по клавишам. Вот она улыбнулась, просматривая только что напечатанное, вот — нахмурилась. Вот замерла на доли секунды, перечитывая текст, и следом застрекотала с немыслимой скоростью.

— Привет! — негромко поздоровался Владимир.

— Ох, — вздрогнула Тереза и обернулась, — прошу прощения, — она выключила музыку. — Я была не здесь…

— А где? — он подошел поближе, склонился над ней и поцеловал.

— В мире драконов, — совершенно серьезно отвечала автор фантастических романов.

— И как там?

— Хорошо. Там все измеряется размахом крыльев дракона. Или расстоянием, которое он может преодолеть за день пути…

— И какой он, этот мир?

— Красивый, яркий. Весьма жестокий. И очень-очень эротический.

— Вот как? — он поднял ее со стула и привлек к себе, — очень-очень?

— О да! — она запустила руки ему под рубашку и стала гладить спину. — Драконы удивительно красивые, — она посмотрела ему в серые прекрасные глаза, — немного нервные… — руки Терезы стали совсем смелыми, — и немного жуткие.

— А жуткие почему?

— Непредсказуемость.

— Тогда это не драконы, — решительно ответил Зубов.

— А кто же?

Пользуясь тем, что Тереза удивилась и замерла, в атаку пошел он, наглядно показывая ей, что и его руки могут быть бесстыдными.

— Не драконы и всё. Они-то простые, понятные… Еды, водки. Драки и зрелищ. И кого-нибудь посимпатичнее… А вот женские особи…

— Драконицы? — Тереза во всем любила точность и даже открыла глаза, чтобы посмотреть на него.

— Да любые, в общем-то, женские особи, — он прижался лбом к ее лбу, словно пытаясь понять, какие мысли бушевали у нее в голове, — вот это непредсказуемость. Вот это жуть…

Тереза высвободилась.

— Пойдем ужинать. Я сегодня столько покупок в Интернете совершила. И одежду, и еду купила. И даже зубную щетку. Ведь кроме ноутбука, ничего из Питера не взяла. Так что пойдем есть, — она на всякий случай сделала шаг назад.

— Тереза… Погоди. Прости, но мне надо знать. Для меня это важно. Почему ты пришла?

— она как-то печально улыбнулась. — Вот черт, никогда стихов не писала… А тут… Получилось. Знаешь, обычно у меня рифмовать мысли не выходит.

— Пожалуйста, — он обнял ее, почувствовал, как она дрожит.

— Если бы я знала, Володя… Наверное, я пришла к тебе потому, что ничего, кроме доброты, от тебя не видела. Может быть, мне надо было ощутить эту доброту. От кого-то. Хотя бы чуть-чуть…

— Тереза, я…

— Пойдем ужинать. Пожалуйста, — и он ее отпустил.

Они ели, пили вино и болтали. Он рассказывал о поездке в Волгоград. Как все удачно организовывается и складывается. Она — о своих драконах. Потом она ускользнула за ноутбук:

— Я вдруг поняла, как все надо сделать, — извиняющимся тоном сказала Тереза. — Но переделать надо почти всю книгу.

Он немного поподглядывал за ней: как она улыбается, как морщит нос, как выпячивает губы. Как периодически что-то бурчит. Как мелькают ее тонкие пальцы над клавиатурой. Потом сладко заснул — так хорошо ему стало при мысли о том, что она тут, рядом… Через несколько часов она пришла к нему. Прижалась холодными руками и ногами. Он проснулся, обнял, стал целовать. Когда они заснули, ему вдруг показалось, что это — счастье. Что это — навсегда…

Утром он подумал, что вчерашний день ему приснился. Потом, когда засунул голову под холодную воду, понял, что нет. Все было по-настоящему. Она была здесь.