Потом разозлился. Потом нашел записку. Взбесился. Потом ему позвонил Степан Сергеевич, на данный момент практически хозяин — деньги на фильм о Сталинграде выдавал именно он.

— Ты новости слышал? — спросил хозяин озабоченно.

— Новости? Какие? — злобно ответил актер, оглядывая стол, за которым вчера сидела она.

— Тереза Тур в больнице. В тяжелом состоянии.

— Как в больнице? В какой? В Москве?

— Какая Москва, она в Питере живет!

— Не может быть, она же вчера… то есть сегодня…

Анна Яковлевна Тур, мать Терезы Ивановны, профессор медицины, чувствовала себя прескверно. Виноватой и беспомощной.

Она больше не могла сидеть в коридоре отделения неврологии, смотреть на закрытую дверь и перебирать варианты, что было бы, если бы… Она вышла на улицу, остановилась на пороге корпуса и закурила. Одну сигарету за другой. Одну за другой. Смахивала слезы, ждала известий. Теперь от нее ничего не зависело. Это было жутко.

Зазвонил телефон — это были Иван и Яков, которые находились в соседнем здании, в травме, и которым было строго-настрого запрещено появляться здесь, около неврологии. Ответить им было нечего. Анна Яковлевна заставила себя сказать внукам несколько утешающих слов. Утешающих и бессмысленных.

У Терезы упорно не снижалось давление. В чувство она тоже не приходила. Анна Яковлевна винила себя. Отвечала на звонки встревоженных коллег, друзей, знакомых, внуков. Это, конечно, нервировало ее, но давало возможность отвлечься от черных мыслей. От чувства вины.

Как же так получилось, что она, мать Терезы, была на стороне зятя? «Мама всегда на стороне профессуры — корпоративная этика, ничего не поделаешь». Дочь это веселило, она никогда не высказывала недовольства или обиды… Как же получилось, что она помогала зятю скрывать факт своей измены? Как же она, начмед Педиатрической академии, просмотрела тревожные симптомы у своей любимой дочери? У своей единственной дочери?…

— Анна Яковлевна, — вдруг она поняла, что к ней кто-то обращается.

— Саша? — она потянулась в пачку за новой сигаретой и поняла, что там пусто. — Саша… Что тебе?

— Как Тереза? Мне позвонили знакомые, а я знать не знаю…

— Астено-невротический синдром. На фоне сильнейшего стресса. В себя не приходит. Опасаются, что у нее нарушение кровоснабжения головного мозга.

— И что это значит?

— Что она в тяжелом состоянии. Что, как вариант, ее придется учить говорить заново.

— Мне жаль, — пробормотал зять.

— Почему ты ушел и не вызвал «скорую»? Как ты мог оставить ее, потерявшую сознание?

— Когда я уходил, она стояла в коридоре и улыбалась, — растерянно ответил он.

— Саша, о чем вы разговаривали?

— О разводе, — Александру было стыдно, он старался не смотреть на Анну Яковлевну.

— О разводе… — горько повторила мама Терезы. — Мне надо было… Я должна была рассказать ей все. Как только все случилось. Как только ты завел интрижку, а я про это узнала. Я не должна была просить ее изменить себя, чтобы ты с ней остался.

— И что бы поменяло то, если бы вы ей рассказали?

— Наверное, я бы не чувствовала себя настолько виноватой, — едва слышно прошептала Анна Яковлевна.

— Боюсь, своим вмешательством вы бы только ускорили развязку.

— Возможно. Однако, с другой стороны, вы бы не осмелились убеждать Терезу в том, что именно она во всем виновата.

— Оставим этот разговор — он пустой. Скажите, Анна Яковлевна, с кем останутся мальчики в случае чего?

— Как это, в случае чего? — поразилась теща.

— Мне кажется, всем будет лучше, если я и Яна заберем их пока.

— Яна? — опешила Анна Яковлевна. — Заберем? А позвольте спросить, куда? Где вы собираетесь жить?

— У меня же есть квартира. На Васильевском, рядом с университетом.

— А, ваша с Терезой квартира… Значит, я полагаю, разговор вы вели не только о разводе. Еще и о разделе имущества.

— Я на самом деле не хотел, но Яна…

— Яна?! Ты приводил в дом моей дочери свою девку?

— Анна Яковлевна! Да как высмеете?

— Я?.. Как я смею?! Я — смею. А ты… — она с трудом проглотила оскорбления, — Ты слушай меня очень внимательно. Ты вселяешься в квартиру на Васильевском со своею новой семьей. Стоимость половины дачи я тебе выплачу деньгами. Мальчики же остаются со мной и с Терезой. При любом раскладе. Чем бы ни окончилась ее болезнь.

— А если я не соглашусь?

— С чего вдруг? С того, что есть еще фирма, офис и небольшая, но очень дорогая квартира в центре? Ты и с этого имущества хочешь денег получить?

— Нет, не поэтому. Мальчикам я все же отец и…

— Молчи… — зашипела Анна Яковлевна. — Молчи и слушай. К тебе завтра утром придут адвокаты, и ты подпишешь все необходимые документы. Если нет… Я подниму всех: здесь, в Питере, твое руководство университетское, своих знакомых в Москве, в Германии… Твоих коллег, своих. Всех, кто когда-либо ко мне обращался. Всех, кто когда-нибудь слышал имя моего отца и мое. Я дам интервью, где всем объясню, почему Тереза находится между жизнью и смертью. И я посмотрю тогда, что станет с твоей чистенькой профессорской жизнью. Кто продлит с тобой контракт, а кто — нет. Где ты будешь читать лекции про рыцарей. И где, в конечном итоге, ты будешь жить. И как именно.

Александр усмехнулся:

— Да… От вас, человека тонко чувствующего, умного, интеллигентного, я такого не ожидал. Но вы говорите точь-в-точь, как ваша дочь.

— Значит, мы договорились.

— Держите меня в курсе, Анна Яковлевна. Что бы вы ни думали, я тоже волнуюсь и переживаю. Мне тоже дорога Тереза.

— Прощай, Саша.

Он ушел. Анна Яковлевна постояла, вдыхая холодный апрельский воздух. Понемножку начало темнеть, словно кто-то стал неторопливо гасить свет в зале перед началом спектакля. Надо было сходить в магазин за сигаретами. Но ей было страшно. Казалось, что стоит только шаг ступить, как кто-нибудь из дежурных курсантов выбежит из корпуса с новостями. И обязательно дурными. Тут Анна Яковлевна заметила мужчину, который торопливо шагал от калитки к корпусам.

— Простите! — обратилась она к нему. — У вас сигареты не будет?

— Тереза?! — окликнул ее мужчина и бросился бегом навстречу. — Тереза! А мне сказали…

Вблизи Анны Яковлевны мужчина резко затормозил:

— Простите, я обознался. Вы так похожи…

— Добрый вечер, я мама Терезы. Меня зовут Анна Яковлевна Тур. А вы… — она вдруг поняла, кто это. — Владимир Александрович Зубов, любов… любимый актер моей дочери.

Она хотела сказать «любовник», но не осмелилась и в последний момент перестроила фразу.

— Если можно, просто Владимир. Мне так привычнее, — он все понял и был ей благодарен за слово «актер». — По имени-отчеству меня зовет лишь ваша дочь. Да и то мне порой кажется, она это делает, чтобы меня позлить…

— Возможно, — согласилась мама Терезы, — очень может быть.

— Как она?

— Плохо. Без изменений.

Они замолчали.

— Вы спрашивали про сигареты? — вдруг вспомнил Владимир.

— Да. Бросала, месяца четыре не курила, а тут…

— У меня тоже не получается бросить, — закивал актер, доставая пачку. — Снова закурил, когда узнал в марте, что у меня с вашей дочерью роман. Предполагаемый. Так и не могу остановиться.

— Забавно, — проговорила Анна Яковлевна. — «Предполагаемый роман», — так писали про вас журналисты, а я нервничала. Но бывает то, что беспокоило, раздражало, бесило… вдруг… вдруг перестает быть важным. Существенным…

— Да, — прошептал он, — вы правы.

— Понимаете, я все переживала, как эти слухи отразятся на семье Терезы. Как отреагирует ее муж, мой зять. Что скажут наши общие знакомые. Я не думала, что это все… пустое. Я не хотела видеть, как ей плохо, как ее обижает мое непонимание. Как она переживает… Я ее не поддерживала, осуждала во многом. Считала, что слухи на пустом месте не появляются, что нельзя оскорблять свою семью таким поведением, когда могут возникнуть подобные домыслы. Я виновата в том, что с ней случилось…