Сначала Владимир даже испугался — он подумал, что ее голос ему уже чудится. Потом догадался: песенку, которой она представляла книгу, стали крутить на радио. И тут нет спасения от этой женщины! Да что ж такое! Зубов раздраженно нажал кнопку на руле — в машине стало оглушающе тихо.
Так же тихо было дома. Он печально побродил по пустым комнатам. Многозначительно помолчал сам с собой. Немного позлился. И все же уселся за компьютер, полез на сайт писателя-фантаста Терезы Тур. Вот она, обложка книги «Суд драконов». Вот песенка, которую он слышал по радио — интересно, кто оплатил ее ротацию. Неужели Степа? А вот отзывы о книге. Интересно-интересно…
«История любви столь же тонкая, сколь и чувственная. Столь же правдивая, сколь и фантастичная…»
«Он — дракон. Он — владетель. Он — повелитель мира, но не своей судьбы, потому что все предопределено. Предопределено той кровью, что бурлит в его венах. Предопределено чередой предков, по заповедям которых должно править этим миром… А если однажды все рухнет? И Судьба, против которой он так яростно бунтовал — это все, что останется. И он примет ее. Потому что он — дракон».
Владимир решительно вышел из-за стола. Все. Хватит. Эта женщина сошла с ума. Она выскользнула из этой вселенной и создала мир иной… Мир, который она придумала во время их отношений. Да, он не забыл, как она самозабвенно стучала по клавиатуре. Как она что-то напевала, шептала тихонько. Морщилась и улыбалась. Губами, только что им целованными, проговаривала диалоги. Качала головой, споря со словами, только что ею и написанными…
Так каким получился мир драконов, в который она так щедро выплеснула чувства. Все, что в ней были?… Мир, который она оживила своими эмоциями, — да так, что в ней самой их попросту не осталось. Мир, что заставил ее ожесточиться к тем, кто любили ее. Осмеливались любить…
Владимир шел по проспекту в поисках книжного магазина. Вот что-то похожее. Он зашел, обнаружил знакомую уже обложку, скривился, купил. «Может быть, — подумалось ему, — если я пойму идею этого мира, то пойму и саму Терезу? Через странную логику ее драконов, ее демонов, через слепок чувств, созданный ею, пока она была рядом со мной. А поняв, сумею избавиться от этого наваждения, от преследующих мыслей о ней. Или наоборот, сумею привязать к себе эту невозможную женщину, это беспокойное существо».
— Простите! — раздался рядом с ним чей-то голос.
— А? — Владимир огляделся — на него с восторгом смотрела какая-то женщина.
— Вы Владимир Зубов, актер?
— Точно, — привычно улыбнулся он в ответ.
— Можно с вами сфотографироваться?
Наверное, во всем виноват этот мир. Эти острозубые скалы, что стремились ввысь. Это огромное красноватое Солнце, щедро разливающее краски по каменной серости. И небо. Бездонное. Серое. Неприветливое небо.
Черный дракон поднимал глаза и видел вдалеке красную точку, что выписывала кульбиты среди облаков. Он закрывал глаза — и видел ее в образе человека. Сияющая улыбка, волосы рассыпались по плечам. Она склоняется над ним…
Его Красная Драконица. Его погибшая любовь… Она мерещилась ему повсюду.
Конечно, во всем был виноват этот мир. Мир, который они обнаружили во время странствий по Дереву Жизни. Мир, где никого не было, кроме них, двух Драконов. Мир, где родилась их любовь.
Черный дракон снова смотрел в ее зеленые глаза — и видел, как: «нельзя, недопустимо» сменяется в них смущением, каким-то по-детски трогательным.
Но он не отступал. Попросту не умел этого и не хотел. Он брал ее за руки — какие же у нее ледяные пальчики, — и чувствовал бешеные, гулкие удары ее сердца.
— Нельзя, — беззвучно произносили ее губы.
А он держал ее за руки — и просто смотрел… Какие же у него глаза! Прекрасные, изумительно-чистого серого оттенка. Теперь она читала его… Что же она видела в нем? Нежность. Жажду обладания. Что чувствовала? Тепло его ладоней. Предвкушала жар его тела. Мечтала о нем. Но вместе с тем Красная драконица ясно понимала, что надо бежать, что он — ее погибель. Но она так устала от невозможности согреться. Ей так хотелось почувствовать его нежность. Погрузиться в нее…
И под лучами закатного солнца ее красные крылья вспыхивали ослепительно-ярко. Нестерпимо… Так же, как и она сама.
И драконы исступленно сливались в одно существо. Жадно. Самозабвенно. И за своей любовью не видели ничего. Даже неба.
Владимир читал всю ночь — текст действительно захватывал. Он проглотил его, не анализируя, не рассуждая. Только перевернув последнюю страницу, в раздражении захлопнул книгу, сбросил на пол. Пошел завтракать, попутно размышляя над тем, что же привело его в такое бешенство, практически в исступление. Потом он понял, что вместо чашки с кофе держит в руках мобильник и набирает ее номер. Набирает для того, чтобы прокричать ей в трубку: «Как ты посмела!».
А она посмела. Главный герой был отражением его самого. Тереза наделила своего дракона его, Владимира, жестами, мимикой, «безукоризненной лепкой скул» и даже его манерой говорить. Все мелочи и мгновения их романа она отдала своему герою. Даже те слова, что Владимир шептал ей на ухо в постели…
Его нежность. Его страсть. Его самолюбование. Тереза запомнила и чутко впитала каждое движение, каждый вдох, каждое биение сердца. Подметила, чтобы цинично вынести все это на публику. И написать изумительной красоты книгу…
— Да, — сонно сказала она в трубке.
— Прочитал я твою книжку. Только что, — желчно протянул он.
— И как тебе? — голос немного оживился. Странно, но Тереза, кажется, не ощущала никаких угрызений совести…
Владимиру стало смешно оттого, что он собирался на нее накричать, наговорить гадостей.
— Не знаю, — сказал он вместо колкостей. — У меня странное чувство. С одной стороны, я чувствую себя уязвленным. С другой стороны, книга мне понравилась.
— Ты чувствуешь себя уязвленным, — повторила Тереза.
— Уязвленным. Даже оскорбленным, — уточнил Владимир, — выставленным голым на площади. Препарированным!
Он услышал, как она завозилась в постели, наверняка подтыкая под себя одеяло, чтобы не замерзнуть.
— Володя, мне жаль, что ты все воспринял на свой счет. Я не хотела…
— А чего ты хотела, Тереза?
— Написать книгу…
— «Написать книгу»! — повторил он за ней, разом ощущая, как снова накатывает ярость. Оказывается, никуда она не делась. Так, сладко задремала на несколько секунд, свернувшись ядовитым клубочком на дне души. — Значит, вот она какая, твоя работа? То, за что тебя так хвалят? Умение подслушать, подсмотреть, зарисовать? Как у человека морщинится лоб, когда он злится. Как начинают сиять глаза, когда он произносит: «Я тебя люблю»… Значит, ты такая гениальная потому, что умеешь разложить на буковки другого человека? Его душу и чувства?
— Володя, пойми!.. Я просто писала книгу!
Но он не слушал. Ему не нужны были ни извинения, ни оправдания.
— Не сомневаюсь, что и этот разговор тоже послужит тебе источником вдохновения! Да, еще… Я желаю тебе дальнейших творческих успехов. Я уверен, что больше тебе в жизни ничего не надо…
Глава двадцать четвертая
И зачем он после утренней сцены — нелепой, телефонной — потащился на творческий вечер к Терезе Ивановне Тур? Да еще и заказал билет по Интернету. Право слово, он уже не помнил, когда платил последний раз за билеты в театр или в кино. Даже будучи студентом, как и все его сокурсники Зубов неизменно проходил по контрамаркам, по пригласительным билетам, по мановению руки администратора, как и было положено в их артистическом мире… А что уж говорить про то время, когда он стал популярным. Не положено ему по статусу покупать билеты за деньги…