— Я вызвал из Варшавы ее сына, который жил с Карепиной до 1 октября прошлого года, а потом был переведен по службе в Польшу. Должен вот-вот быть. Он, в отличие от родственников с Пресни, досконально сумеет ответить на вопрос: что исчезло, если действительно исчезло.

Эффенбах, как и все остальные руководители московского сыска, обладал отличными аналитическими способностями. И он непременно лично выезжал на места всех крупных преступлений. Прибыв во владения Карепиной по Знаменскому переулку, шеф увидал гораздо больше, чем его молодой сотрудник.

На другой день в 10 утра состоялось оперативное совещание, на котором Эффенбах устроил своего рода университет для московских сыщиков.

Верный любви к точности, ровно в 10 утра Эффенбах открыл оперативное совещание. С легкой улыбкой он заметил:

— Присутствуют все, кроме командира группы Филиппова. Причина уважительная: он решил лично допросить прибывшего два часа назад из Варшавы сына убитой. Да, я не оговорился. Мое твердое убеждение, что Карепину убили. Может, кто разделяет мою точку зрения?

Оказалось, что полковника поддерживают отец и сын Русаковы, те самые, которые жили в свое время в меблированных комнатах Викторова и арестовали его — знаменитого московского убийцу, отправившего труп своей любовницы по железной дороге в корзине. Гусаков-старший сказал:

— Сторонники версии несчастного случая утверждают, что Каренина заправляла горящую лампу, да перевернула на себя керосин, который и вспыхнул. Но, во-первых, ни один нормальный человек не заправляет лампу, у которой горит фитиль, во-вторых, если бы жертва опрокинула керосин, то он попал бы ей на юбку, но никак не на лиф. А обгорела как раз верхняя часть туловища.

— Хотел бы и я добавить, — вступил Гусаков-сын. — Коль скоро Каренина горела, она бы активно двигалась, крики ее услыхал бы весь дом. Но криков не было, а труп лежит чуть-ли не по стойке «смирно». Так может лежать лишь горящий мертвец.

Темпераментный Эффенбах хлопнул в ладоши:

— Браво! Но главное доказательство грабежа, уверен, нам скоро привезет сам Филиппов…

И, словно по волшебству, после этих слов массивные, уходящие под высоченный потолок двери распахнулись. На пороге стоял Филиппов.

— Прекрасно, коллега! — воскликнул Эффенбах. — Рассказывайте, какие новости.

Вид у Филиппова несколько смущенный. Он испытывал смешанные чувства: неловкости и радости.

— Признаю, был не прав, когда пытался доказать, что смерть произошла по чистой случайности! Все утро беседовал со свидетелями. Теперь следствие располагает важными сведениями. Первое, сын убитой, военврач Александр Петрович, утверждает, что из дома матери похищены… — Филиппов достал из портфеля протокол допроса: — Похищены сто рублей, которые он прислал матери к Новому году и которые она должна была сохранить для самого Александра Петровича. Дело в том, что он балуется картишками и таким способом решил сохранить часть своего жалования. Затем, из сундука украдены процентные бумаги на 12 тысяч рублей. Исчезли две семейных реликвии — старинные, усыпанные жемчугом дамские часы и большие, весьма ценные золотые мужские часы с репетиром. Всеобщее подозрение вызывает поведение дворника Архипова. Напомню, что тело покойной отправили в анатомический театр в три часа пополудни 21 января, а в тот же вечер постоялка дома, крестьянка Мария Костина, придя на черную лестницу, нечаянно застала такую картину: Архипов усиленно звал к себе домой какую-то женщину, а та упиралась и шепелявила: «Нет, к тебе я теперь ни на шаг, ты завтра сам приходи и приноси деньги». Но Костина видела, как Иван поцеловал женщину и увлек ее к себе наверх. Женщина невысокого роста, была одета в старую котиковую шубу. Соседский дворник Козьма Калягин, лет тридцать знавший убитую, часа через два после обнаружения трупа Карепи-ной встретил Архипова с той же шепелявой женщиной. Согласно показаниям Калягина, он бросил упрек: «Как же ты, Иван, допустил сгореть барыне? И скажи честно: где ты провел сегодняшнюю ночь?». Архипов страшно заволновался, даже нос его сделался белым. А женщина вступилась: «Иван всю ночь был на дежурстве!» На это Калягин возразил: «Вот врешь! Эту ночь была моя очередь дежурить. И тебя, Иван, на дежурстве не было. А видели тебя в „Русском трактире“, что на Трубной. Ты всю ночь пьянствовал. На какие шиши?». Вот, — закончил Филиппов, — собственно все. Считаю доказанным, что Каренина погибла насильственной смертью. И к преступлению причастен Иван Архипов. Слово взял Гусаков-младший:

— Похороны завтра на Ваганьково. Надо последить за Иваном, как он станет вести себя. И если поведение его будет подозрительным, надо сделать дома обыск, а самого арестовать.

Эффенбах возразил:

— А если обыск ничего не даст (не круглый же он идиот — держать у себя добро убитой)? И сам не признает вину? Нет, с арестом спешить не надо, а посмотреть на похоронах — и вообще посмотреть! — необходимо. Гусаков-младший, дайте указание Калягину (он наш надежный агент), чтобы провоцировал активное поведение Архипова у гроба. А вы побудьте в толпе, понаблюдайте.

За Архиповым было установлено круглосуточное наблюдение.

Согласно народному поверью, убийца не выносит погребальной службы по его жертве. Калягин, встретив на кладбище Архипова, как бы по секрету шепнул:

— Иван, хочешь сегодня узнать убийцу твоей хозяйки? Скажу секрет-Архипов выпучил глаза, оторопело спросил:

— Как это?

— Ученые люди открыли, что, когда убийца сделает прощальный поцелуй своей жертве, у него в жилах кровь от волнения закипит и он сразу омертвеет.

Архипов недоверчиво покачал головой:

— Чепуха, небось?

— В «Московском листке» написано. Газета у меня лежит дома. Я тебе дам почитать.

Голос Архипова задрожал:

— Такого быть не может. К тому же, смею выразиться, что вряд ли убийца на богослужении будет.

— Это другой резон, — солидно ответил Калягин. — Зато если припрется злоумышленник, так точно омертвеет. Кровь от волнения бросается в голову и там производит излияние в мозг. Убийца в начале впадает в паралич, а затем испускает дух. Только — молчок!

Отправился Иван Архипов в церковь на обедню, а ноги у него еле переставляются. Отстоял все-таки, а как отпевание началось, так сразу из церкви вон!

А его за воротник бдительный Калягин ловит:

— Ты куда к дверям стремишься?

— У меня в животе сильное бурчание… Покачал укоризненно головой Калягин:

— Твою благодетельницу отпевают, а ты, паразит, прости Господи, обосравшись? Стыдно, стыдно…— говорит он громко, на всю церковь.

— Да я в один секунд, — заискивает Иван, — до нужника и тут же взад вернусь…

Минут пятнадцать отсутствовал Иван. Калягин уже решил, что его подопечный в бега ударился. Так во все отпевание и отсутствовал. Но к прощанию он вошел в церковь. Калягин внимательно следил за ним. Иван часто и мелко крестился, но к гробу не подходил. Тогда Калягин строго ему сказал:

— Ну, иди прощайся! — и уцепившись за рукав, потащил Ивана к гробу. Тот было упирался, но видит, что народ весь на них глядит, вздохнул, подошел к гробу, глянул в лицо покойницы, или точнее, в то, что от него осталось и что было прикрыто белой кисеей, передернулся весь, скривился и так отшатнуло его, что повалил на пол какую-то бабку. Так и не простился.

А как стал священник читать Евангелие, все увидали, что рот у Ивана будто набок перекосило, а нос опять стал белым, как мел.

Наружная служба донесла, что после похорон Иван со своей подругой были в Торговых рядах на Красной площади и купили там женский платок, который спутница Архипова тут же накинула поверх вытертой котиковой шубейки. Себе Иван заказал у сапожника модные сапоги с высокими отворотами.

Филиппов изложил обстановку шефу и спросил:

— Господин полковник, прикажете брать?

К своему изумлению, он услыхал ответ Эффенбаха: