— Что за ошибки, мистер Грин?

— Обычные, и в некоторых я могу винить лишь самого себя, — в голосе его чувствовалась горечь. — Видите ли, у Джинни не было матери. Ее мать уже давно ушла от меня, и вина за это лежит не только на ней, но и на мне. Я сам пытался воспитать Джинни, но я не мог как следует за ней присматривать. Дело в том, что в городе у меня ресторан, и я возвращаюсь домой поздно, только после полуночи. Джинни еще с младших классов большей частью была предоставлена самой себе. Когда я бывал дома, мы с ней хорошо ладили, да только дома я бывал не часто.

Самая моя большая ошибка состояла в том, что я разрешил ей работать в ресторане по выходным. Это началось примерно год назад. Ей нужны были деньги на одежду, и я думал, что это ее как-то дисциплинирует. Кроме того, я полагал, что мне будет легче приглядывать за ней. Но все получилось не так, как я думал. Работа мешала ее занятиям, и в школе стали на нее жаловаться. Пару месяцев назад я уволил ее, но думаю было уже слишком поздно. С тех пор мы плохо ладили друг с другом. Мистер Коннор передавал, что она недовольна моей непоследовательностью — сначала я предоставил ей чересчур много самостоятельности, а потом сам же ее и отнял.

— Вы обсуждали проблемы ее воспитания с Коннором?

— Довольно часто. Он ведь был ее классным наставником, и его беспокоила ее успеваемость. Нас обоих беспокоила. В конце концов благодаря его усилиям она выкарабкалась и должна была получить аттестат. Теперь это уже, конечно, не имеет никакого значения.

Грин замолчал. Под нами все шире голубела гладь моря. Все явственнее доносился рев машин с шоссе. Грин снова коснулся моего локтя, он явно нуждался в каком-то человеческом контакте.

— Мне не следовало срывать свой гнев на Конноре. Он приличный молодой человек и желал Джинни добра. Он бесплатно занимался с нею весь последний месяц. А у него и своих неприятностей хватает, как он и говорил.

— Какие неприятности?

— Я слышал, что от него жена ушла, так же, как от меня когда-то. Не следовало мне на него кричать. У меня вообще вспыльчивый характер. С молодости такой. — Он поколебался немного, а потом, будто неожиданно проникнувшись ко мне доверием, выпалил:

— Прошлым вечером за ужином я сказал Джинни ужасную вещь. Она всегда ужинала со мной в ресторане. Я сказал ей, что если приду домой и ее еще не будет, то я сверну ей шею.

— И дома ее не было, — произнес я. То, что кто-то свернул ей шею, я, разумеется, не сказал.

В светофоре при въезде на шоссе загорелся красный свет. Я взглянул на Грина. По его щекам текли слезы.

— Расскажите мне, что было этой ночью.

— Рассказывать особенно нечего, — произнес он. — Я приехал домой примерно в половине первого, и, как я уже говорил, ее дома не было. Я позвонил домой Элу Брокко. Эл — мой повар. Он всегда работает в вечернюю смену. Я знал, что его младшая дочь Элис тоже была на той вечеринке на пляже. Но Элис была уже дома.

— Вы говорили с Элис?

— Она была уже в постели, спала. Эл разбудил ее, но я с ней не разговаривал. Она сказала отцу, что не знает, где Джинни. Я лег в постель, но уснуть не мог. В конце концов я встал и позвонил мистеру Коннору. Было около половины третьего. Я собирался позвонить в полицию, но он отсоветовал мне. У Джинни и так в школе была не очень хорошая репутация. Он пришел ко мне, мы подождали еще немного, а потом пошли на Каверн-Бич, Но там и следов ее не было. Я сказал ему, что необходимо сообщить о происшедшем в полицию, и он согласился. Мы пошли к нему, потому что его дом находится недалеко от пляжа, и оттуда позвонили в офис шерифа. Мы взяли фонари, вернулись на пляж и осмотрели пещеры. Он провел со мной всю ночь, а я его так отблагодарил.

— Где эти пещеры?

— Мы будем проезжать мимо через минуту. Если хотите, я вам покажу. Но только ничего мы ни в одной из трех пещер не обнаружили.

Я тоже не обнаружил там ничего, кроме пустых банок из-под пива, выброшенных презервативов и запаха гниющих водорослей. Я вспотел, набрал песка в ботинки. С трудом почти выполз из последней пещеры на солнечный свет, который ослепил меня.

Грин ждал меня около кучи золы.

— Здесь они жарили шницели, — сказал он.

Я пнул ногой кучу золы, оттуда выкатилась почти обуглившаяся сосиска. На солнце сверкали песчинки. Грин и я стояли друг перед другом у потухшего костра. Он смотрел на море. За волнорезами то появлялась, то исчезала голова дельфина. По морской глади скользил, оставляя за собой шлейф брызг, водный лыжник.

Вдалеке я увидел две фигуры, двигавшиеся вдоль пляжа в нашем направлении. Они казались маленькими, но четко вырисовывались на светлом фоне.

Грин прищурился. Солнечные лучи били ему прямо в лицо. Судя по всему, бессонная ночь ничуть не сказалась на остроте его зрения.

— Мне кажется, это мистер Коннор. Но интересно, что это за женщина с ним.

Они шли, тесно прижавшись друг к другу, как любовники. Их фигуры четко выделялись на фоне белого пенного прибоя. Когда они увидели нас, то слегка отодвинулись друг от друга, но за руки держаться продолжали.

— Это миссис Коннор, — тихо произнес Грин.

— По-моему, вы сказали, что она ушла от него.

— Он сам мне так сказал прошлой ночью. Она ушла от него недели две назад, никак не могла примириться с тем, что он так много времени проводит на работе. Должно быть, она передумала.

Миссис Коннор производила впечатление женщины, которая могла решиться на серьезный шаг. Это была блондинка с твердым лицом и решительной, почти мужской походкой. Тем не менее, был в ней какой-то шик, искупавший эту ее угловатость. На ней была белая рубашка мужского покроя и туго облегающие ее стройные ноги черные вельветовые брюки. Ноги у нее были неплохие.

Коннор смущенно смотрел на нас.

— То-то мне еще издали показалось, что это вы, мистер Грин. Думаю, вы не знакомы с моей женой?

— Мне приходилось видеть ее в своем заведении. Я хозяин ресторана «Дорожный» в городе, — пояснил он миссис Коннор.

— Как поживаете? — равнодушно спросила она, но внезапно в ее голосе зазвучали совсем другие нотки. — Вы ведь отец Вирджинии? Мне так ее жаль.

Слова эти, сказанные здесь, на морском берегу, у потухшего костра, перед пещерами, под бездонным куполом неба, прозвучали как-то странно. Грин торжественно ответил:

— Благодарю вас, мэм. Должен сказать, что в прошлую ночь мистер Коннор оказал мне большую поддержку. — Он явно извинялся перед Коннором, и тот любезно ответил:

— Почему бы вам не зайти к нам выпить чего-нибудь? Это совсем близко отсюда. Думаю, вам это совсем не помешает, мистер Грин. Вам тоже, — обратился он ко мне. — К сожалению, не знаю вашего имени.

— Арчер. Лью Арчер.

Он протянул мне жесткую руку. Но тут вмешалась его жена.

— Думаю, мистер Грин и его приятель не захотят тратить на нас время в такой день. Кроме того, ведь еще даже не полдень, Фрэнк.

Она явно не хотела нас принимать. Мы постояли с минуту, обмениваясь ничего не значащими комментариями по поводу красот дня. Потом она повела Коннора обратно, туда, откуда они пришли. Весь ее внешний вид говорил — «Частное владение. Посторонних просим удалиться».

Я отвез Грина к зданию дорожно-транспортной полиции. Он сказал, что чувствует себя лучше и сможет добраться до дома сам.

Он многословно поблагодарил меня за то, что я оказал ему такую поддержку в трудную для него минуту, и проводил до самых дверей отделения.

Диспетчер чистила ногти пилочкой с ручкой из слоновой кости. Она нетерпеливо взглянула на меня.

— Ну, поймали они его?

— Хотел задать вам этот же вопрос, мисс Брокко.

— Пока нет. Но они обязательно поймают его, — с чисто женской мстительностью сказала она. — Шериф вызвал авиацию и послал в Вентуру за собаками-ищейками.

— Глупости все это.

Она едва сдерживалась.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я не думаю, что ее убил этот старик. Если он это сделал, зачем ему понадобилось ждать до утра, чтобы смазать себе пятки. Он бы сразу смотался.