Нужный нам тепловоз стоял последним в сцепке. Петька полез в узкое пространство между секциями. Внизу на гладко срезанных торцевых стенках было по два бункера с песком. Около каждого из них откидные площадки, к которым шли лестницы. Одна лестница, побольше, вела на крышу локомотива.

Петька подергал клапаны. На рельсы посыпался песок.

— Здесь все нормально, — сказал он. — Пошли в кабину.

Машинист, высунувшись из двери головного локомотива, смотрел на нас. Мы поднялись в кабину первой секции сто тридцать четвертого.

Тепловоз мерно подрагивал. Работали двигатели. В кабине стояли два мягких вертящихся кресла. В большие овальные окна открывался обзор на три стороны. На приборной доске — циферблаты и лампочки. Почти как в самолете. Рядом какие-то рукоятки, штурвалы, кнопки.

Петька возился, согнувшись в углу.

— Педаль подачи заедает, — бормотал он.

Я покрутил одно из кресел. Оказывается, оно не только поворачивалось, но и подымалось вверх и вниз, как у зубного врача. Я подогнал кресло по своему росту и сел. Положил руку на одну из рукояток. Вдруг тепловоз дернулся и тронулся с места.

— Это что за чудеса?! — выпрямился Петька. — А если б я еще у бункера сидел?!

Я перепугался, хоть и понимал, что не мог ничего сделать. Я ведь даже не шевельнул рукоятку.

— Машинист видел, как мы сюда поднялись, — сказал я.

Состав неторопливо двигался задним ходом.

— Теперь начнет по всей станции гонять, — проворчал Петька. — А ты жди!

Он сел в соседнее кресло.

На приборной доске вспыхивали и гасли разноцветные лампочки.

— Ты что-нибудь соображаешь в этом? — спросил я Петьку.

— А как же! Я вообще думаю на будущий год в машинисты перейти — профиль у них интересный…

Тепловозы вдруг резко рванули вперед. Я чуть не слетел с кресла.

— Вот человек! — возмутился Петька. — Отдохнуть культурно не даст!

Я посмотрел в окно. Сцепка, набирая скорость, шла вперед по запасному пути. Мне показалось, что дверь самой первой кабины была открыта.

— Куда это мы?

— Спроси что-нибудь полегче. — Петька тоже высунулся в окно. — Спятил старый, что ли? Ведь там же тупик!

3

В кабине было душно. Машинист пошире распахнул дверь. Весь день ему не хватало воздуха. Прошлой ночью давило в груди, отдавало под левую лопатку. Только к утру боль отступила.

Заправка окончилась. Машинист передвинул рукоятку контроллера на самый тихий, чтобы отогнать сцепку немного назад. Потом снова шагнул ближе к двери глотнуть свежего воздуха.

Тепловозы отошли от заправочной станции. Машинист потянулся к рукоятке реверса, чтобы поставить двигатели на холостой ход…

Острая, нестерпимая боль внезапно пронзила сердце… Падая, машинист не почувствовал, как его рука судорожно рванула вперед рукоятку контроллера. В следующее мгновение резкий толчок выбросил его в открытую дверь кабины…

— Федор Петрович! Федор!

Голос доносится откуда-то издалека. Отчаянно болит грудь. Машинист приоткрывает глаза. Серая пелена застилает все. Кружится голова.

— Что с тобой?

Как в тумане, склоняется над ним знакомое лицо путевого мастера. Машинист рывком приподнимается, кричит:

— Где… тепловозы?!

Но мастер не слышит его крика. А сцепка идет одна, и на ней двое слесарят.

— Тепловозы! — хрипит машинист.

Нет, не слышит его путевой мастер, не слышит…

И тогда машинист встает. Он должен догнать сцепку. Он делает шаг, другой. Чудовищная слабость валит с ног, но машинист идет. Он отталкивает человека, который стоит на пути.

И вновь невыносимая боль пронзает сердце. Машинист падает. Его обступает тьма…

Когда задыхающийся путевой мастер вбежал в дежурку с невероятной вестью, диспетчер Сортировочной успел почти автоматически послать две команды.

Первое — он перевел сцепку с запасного на главный путь, ибо нельзя было дать погибнуть машинам в тупике (о том, что на сцепке двое ребят, не знали ни мастер, ни диспетчер, а лежащий без сознания машинист не скоро смог бы рассказать об этом). Второе — диспетчер проверил, закрыт ли выход со станции красным светофором. Это было единственное, что могло задержать сейчас сцепку.

4

Петька успокоенно выпрямился. Тепловозы прогрохотали по стрелке.

— Перевели на главный, — сказал Петька. — Фу ты, черт!.. Не дрейфь, Серега, не кончится теперь в тупике твоя молодая жизнь!

А я и не дрейфил. Чего мне было дрейфить? Я сразу понял, что Петька меня просто разыгрывает, как новичка на корабле. Только не на такого напал. Еще не хватает, чтобы Петька сказал: «Салага». И вообще его покровительственный тон начал меня раздражать.

5

— Брось! — начальник разъезда «38-й километр» усмехнулся в трубку. — Будет разыгрывать! Сегодня не первое апреля…

— 38-й километр! — Голос на другом конце провода был слишком взволнованным для заурядного розыгрыша. — Примите телефонограмму. «К вам следует по первому сцепка из четырех тепловозов без машиниста. Обеспечьте беспрепятственное движение». Повторите, как поняли?..

Тройной прыжок (журнальный вариант) _0006Telefonna12prav18.03BF.png

— Вас понял… — неуверенно произнес начальник разъезда. — К нам следуют четыре тепловоза без машиниста… Послушай…

— Освободите линию! Я вызываю Узловую!

Начальник разъезда растерянно положил трубку.

6

— Хана! — испуганно проговорил Петька. — Мы прошли на красный!

Ну и артист! Ему бы в кино сниматься. У него даже губы вздрагивали.

— Брось, — сказал я. — Не маленький… А как же автоблокировка?

— Что ты понимаешь?! — закричал Петька. — Автоблокировка! Все двигатели вкалывают сразу, шестнадцать тысяч лошадиных сил! Никакие тормоза не удержат!

Что-то странно он шутил. Лицо у него было белое, как моя рубашка.

— А что же машинист?

— Кончился твой машинист! Сошел с ума, напился, улетел на Марс!

Петька выругался. Я еще никогда не видел его таким.

За окном промелькнули последние станционные строения. Дальше лежали пустые, быстро темнеющие поля.

— Слушай! — сказал я. — Ты же в этом деле специалист… Останови!

Петька не ответил. Он глядел на меня. Но глаза у него были пустые. Я отвернулся и высунулся в окно, пытаясь заглянуть в кабину первого тепловоза. Но путь был прямой, и не было видно ничего, кроме черной поверхности корпуса локомотива.

Навстречу все быстрей валились серые телеграфные столбы. Сливаясь в сумерках, проскакивали огромные буквы выложенных на откосах лозунгов.

Петька, навалившись сзади, тяжело дышал в затылок. Его рука больно стиснула мне плечо.

Впереди показалась река. Полотно пути пошло вверх. Каменный откос сменился песчаной насыпью. Состав немного замедлил бег. Петькина рука вдруг разжалась. Он метнулся к двери. Рывком распахнул ее.

— Петька! — крикнул я.

Петька уже висел на последней ступеньке подножки.

— …а-а-ай! — тонко прокричал он и разжал руки. Я невольно отшатнулся. Темный клубок метнулся вперед и покатился вниз по песчаной насыпи…

Когда я заставил себя поглядеть назад, Петьки уже не было видно.

Все произошло так быстро, что я даже не успел испугаться. Я только понимал, что, если Петька прыгнул с поезда на всем ходу, значит действительно случилось что-то невероятное. Он крикнул: «Прыгай!»

Я осторожно ступил на подножку. В лицо ударил ветер. Вцепившись в поручни, стал медленно спускаться, неловко ощупывая ступеньки ногой. Одна, другая, третья… Нога опустилась в пустоту и тут же судорожно дернулась обратно.

Я замер на последней ступеньке. Навстречу мчался сливающийся частокол шпал. Шпалы неслись все быстрей, и не было сил отвести от них взгляд. Кружилась голова.

Я невольно зажмурился. Руки до боли вцепились в поручень.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: