Вне времени, в своём летодвиженье,

Доверясь власти, выпрошенной в гневе,

А вымолить —

Молитвы растеряли.

История, незнамый дольний путь

По неземным — не вычислить! — законам.

Как уцелеть, сокрыв от мира имя,

И отчину последнюю сберечь —

Без веры, без присяги, без идей?

Немотствует народ

В своём упрямстве, вновь необъяснимом,

Холопьем и бессмысленном для прочих.

Да что для них — неясном и себе!

Храня могилы памяти от сглаза.

И сквозь ладони дочери и сына

Однажды прозревая небеса.

Народ простил жестокого царя

И о другом задумался надолго.

СЕРБСКИЙ ЖЕСТ

Характерный жест сражающихся сербов — три разомкнутых пальца правой руки.

Поднимусь наконец от хмельного стола,

Огляжу безнадёжно сиротскую близь:

Всю родову повыбило, выжгло дотла,

А иуд порасселось!..

— Безбровые, брысь!

Знаю, сам виноват: в сердце выковал сталь,

Но последние други — умеют прощать…

И окликну в отчаянье тайную даль,

И она отзовётся, трёхкратная рать!

Над паромною Дриссой, где ввяз Бонапарт,

На камнях несдаваемой Чёрной Горы,

В незасеянном Косовом поле — стоят

Братки Белой Русии и сербы-сябры.

И, трезвея, смахну я остатки питья

И шагну на траву из прогорклой избы.

Вспомню: душу спасу, коль за други своя

Встану, выпрямясь.

Да не миную судьбы!

Мы от корня до кроны и самых небес

Суть едины сквозьвечно, что дух и что плоть.

И никто-то не прав — собрательника без,

И одна — триединая крестно щепоть.

И она обнимает цевьё горячо,

Раз молитва без подвига — слово ничьё.

Это я не забыл ещё. Нынче ж её

Размыкаю — трёхбратьем! — над правым плечом.

НА РОДИНЕ

Я не знаю о ней ничего,

Позабыл, как недавно столицу,

Но шумит её имя травой,

Силуэт её чертится птицей.

Вроде тоже в округе дома

И тропы поворот неминучий

И, похоже вздыхая, грома

Древним пламенем бьют из-за тучи.

Но осыпались камни скалы,

Где со склона я чуть не сорвался,

Танцплощадки прогнили полы,

Завлекавшие звуками вальса.

Поредели призывы огня

На краю нежилых побережий.

Хоть и все земляки мне родня,

Но знакомые лица всё реже.

Вот ещё обезлюдевший двор —

Лишь фундамент на голом угоре

И, пустой запирая простор,

Позадвинуты жерди в заборе.

Но, угрюмо встречая зарю

С отлетающей птичьей стаей,

Я в заросшее поле смотрю

И цветов имена вспоминаю.

***

Елене

По колючим сугробам ольха отгуляет нагая,

И они отгорят, в облака обратясь и ручьи.

В тёмный ельник вступи: там, хвоистую прель раздвигая,

Твой созвучье-цветок поднимается первым в ночи.

И уже дикий лук

на угоре оттаявшем реет,

Стрелолист на рассвете

холодную воду пронзил,

Но опять мать-и-мачехи

русское солнце согреет

Молодило и волчью траву, горицвет, девясил.

И, таясь, зазвенит в колокольца последние ландыш,

На четыре страны княженика отвесит поклон.

Обернись на вершине, и с ветром зелёным поладишь,

И стозвонно вокруг зазвенит перезвон, медозвон.

Будет свет стекленеть в соловьиных черёмухах мая,


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: