— Комедия окончена. — он повернулся к подошедшим людям. — Они напали на меня, и я с ними разобрался. А теперь — в путь.

Он поступил глупо. Поддался чувствам. Но сделанного не переделаешь. Он пытался идти путем закона, обращался к Хрэдил, терпел ее оскорбления, отказы. Теперь он будет поступать по-своему. Обратной дороги нет.

Лязгнули соединения. Машины двинулись — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Ян повернулся и побежал к своему танку, проскочив перед самым носом движителя.

— Поехали, — бросил он, закрывая за собой люк. — Пойдем впереди поездов.

Ян решил, что они остановятся не меньше, чем через четыре часа. Но он не смог заставить себя ждать так долго. Даже трех часов было много — он должен был знать как чувствует себя Элжбета. Удар, похоже, был не слишком сильным. Но она была без сознания. Возможно она сейчас уже мертва. Мысли об этом были невыносимы. Он должен был узнать. Через два часа он сдался.

— Всем поездам, — приказал он, — короткий отдых. Смените водителей, если хотите.

Отдав команду, он вывел танк из колонны, развернулся и помчался назад. Он остановился у машины, в которой находилась Элжбета. Нужный ключ бы уже в руке, он открыл дверь и оказался лицом к лицу с разгневанным доктором.

— Как ты смел меня запереть?

— Как она?

— В машине пыльно, душно, неудобно…

— Я спрашиваю, как она?

Холодный гнев его голоса прекратил протесты доктора, и тот сделал шаг назад.

— С ней все благополучно, насколько это возможно в таких условиях. Она сейчас спит. Легкое сотрясение — ничего страшного нет. Ее вполне можно оставить одну, что я сейчас и сделаю.

С этими словами он подхватил свой саквояж и заспешил прочь. Ян хотел заглянуть, но боялся разбудить ее. Заговорила сама Элжбета:

— Ян, это ты?

— Да, я пришел.

Она лежала в гнезде из одеял, устроенном доктором, на голове белела повязка. Сквозь незашторенное окно проникало достаточно света, чтобы он мог видеть ее лицо. Почти такое же бледное, как бинт.

— Ян, что случилось? Я помню — мы разговаривали, потом… потом ничего.

— Хрэдил устроила мне ловушку, а ты была приманкой. Там были Риттерспатч и еще кто-то. Хотели схватить или убить меня, я не знаю. Боюсь, что я… потерял терпение.

— Это плохо?

— Для меня — да. Я не хотел, чтобы все кончилось так, но Риттерспатч мертв.

Она судорожно вздохнула, — ведь как бы там ни было, это было насилие — и вытащила ладонь из его руки.

— Мне жаль, — сказал он. — Жаль, что кому-то пришлось умереть.

— Ты не хотел, — сказала она, но в голосе не было уверенности.

— Да, не хотел. Но если придется, сделаю это вновь. И точно также. Я не оправдываюсь, хочу лишь все тебе объяснить. Он ударил, и ты упала — я думал, ты мертва. У них были дубинки, они втроем напали на одного, и я защищался. Вот так.

— Я понимаю, но… Убийство — это ужасно.

— Пусть так. Я не могу заставить тебя думать и чувствовать по-другому. Хочешь, я уйду?

— Нет! — вырвалось у нее. — Я сказала, что мне трудно это понять. Но это не значит, что я стала относиться к тебе по-другому. Я люблю тебя, Ян, и всегда буду любить тебя.

— Надеюсь, Я поступил глупо, Я сделал это из любви к тебе, но это слабое извинение. — Ее ладони были холодны. — Я пойму, если ты станешь стыдить меня за то, что я сделал йотом — положил тебя в поезд и увез. Мы как раз об этом говорили, когда на нас напали. Я так и не услышал твоего ответа.

— Разве? — она впервые улыбнулась. — Ответ может быть только один. Я всегда буду повиноваться Хрэдил. Но здесь ее нет. Я могу любить тебя, как всегда хотела, и буду с тобой всегда.

— Ян, — позвали снаружи. Потом еще раз, прежде чем он услышал. Он почувствовал, что улыбается как дурак, и ничего не говоря, прижал ее к себе, затем оторвался и встал.

— Надо идти. Я скажу тебе потом, как счастлив…

— Я знаю. Я буду спать. Мне гораздо лучше.

— Хочешь чего-нибудь поесть, выпить?

— Ничего, только видеть тебя. Возвращайся, как только сможешь.

Второй водитель танка наклонился над люком.

— Ян, получен вызов, — сказал он. — Семенов хочет знать, почему остановились и когда отправляемся.

— Как раз его-то я и хотел повидать. Скажи, что мы поедем, как только я подойду к нему на движитель. Пошли.

Иван Семенов вновь был мастером поездов. Когда он оставил позади все семьи и проблемы, Ян передал ему свой движитель. Будущие трудности относились только к Дороге, и Яну было легче решать их, находясь в ведущем танке. Ян забрался по трапу в кабину, и Иван тронул поезд с места, как только за ним закрылась дверь.

— Что за проволочка? — спросил Семенов. — Ты же сам сказал, что теперь важен каждый час.

— Пошли в двигательный отсек, объясню. — Ян молчал, пока инженер не вышел, закрыв за собой дверь. — Мне бы хотелось жениться.

— Знаю, но это касается тебя и Хрэдил. Я могу поговорить с ней, если хочешь, закон не настолько точен, чтобы оговаривать, с какими семьями девушка может иметь брачные отношения, с какими нет. Это можно решить. Но все зависит от Хрэдил.

— Ты не понял. Ты Глава Семьи, и это дает тебе право регистрировать браки. Я прошу тебя сделать это. Элжбета здесь. В поезде.

— Этого не может быть!

— Это именно так. И что ты станешь делать?

— Хрэдил никогда бы этого не допустила.

— Хрэдил тут нет, она не может запретить. Так что думай сам, если ты решишься, обратного пути не будет. А та злая старуха ничего тебе сделать не сможет.

— Это не так. Есть закон…

Ян с отвращением сплюнул, растер плевок подошвой.

— Это ваш закон. Но он же придуман, как ты не понимаешь! На Земле нет ни Семей, ни Глав, нет браков между группами избранных. Ваши так называемые законы специально изобрели наемные антропологи. Общество порядка. Они рылись в учебниках, складывал воедино клочки и обломки исчезнувших существ, и создали структуру, при которой население сохранится послушным, трудолюбивым, исполнительным, и — глупым.

Семенов не знал — удивляться или сердиться. Он недоверчиво покачал головой с видом физика, узнавшего, что под сомнение поставлен закон сохранения энергии.

— Как ты можешь так говорить? Прежде ничего подобного я от тебя не слышал.

— Разумеется. Это было бы самоубийством. Хейн был полицейским шпионом, помимо прочих своих обязанностей. По прибытии кораблей он доложил бы обо всем сказанном мною, и я погиб бы немедленно. Но раз корабли та не приходят, это становится неважным. Все меняется. Я могу рассказать тебе о милой старой Земле…

— Я больше не стану выслушивать ложь.

— Правду, Семенов. Впервые в твоей жизни. Позволь, я расскажу тебе о культурах. Их создало человечество. Они искусственны. Они изобретены точно также, как колесо. Все они различны, поступки одной сильно отличаются от поступков другой, если это нужно для выживания, но теперь все это — история.

На Земле осталось ныне только два класса — правящие и подданные. Для любого, кто пытается что-то изменить, предусмотрена быстрая смерть. Это законченное и монолитное общество переместилось даже на звезды. На все сытые благополучные миры, открытые человечеством. Но не на все планеты, а лишь на удобные. Когда требуется заселить неудобную планету, наподобие этой, тогда приходит время призвать профессоров и дать им задачу, дабы они обеспечили их стабильной и послушной культурой. Поскольку любые проблемы, могут понизить выработку продуктов, а им нужно много питательной и дешевой еды. Пусть это будет такая милая, незаметная культура, потому что фермеры будут глупы и смогут лишь делать свое дело. Но потребуется и техническое искусство, а это надо принять в расчет. Вот так: кусочек оттуда, кусочек отсюда, отбор, селекция, балансировка — и Бета Эридана III — ваша. Спокойные деловитые фермеры, проживающие свой век в рабстве и отупении.

— Прекрати, я не желаю больше выслушивать ложь! — Семенов был потрясен.

— Чего ради я стану лгать? Если корабли не придут, мы в любом случае погибнем. Но до тех пор я буду жить как подобает человеку, а не безмолвному роботу, как вы все. У вас. конечно, есть хорошее оправдание, вас поработила глупость, невежество. Я же был порабощен страхом. За моими действиями следили, я уверен в этом. Пока я стоял в шеренге и не причинял хлопот, со мной был полный порядок. Многие годы со мной было все в порядке. Как и здесь до сих пор. Планета заключения — вот что такое для меня Халвмерк. Они не могли недооценивать моих навыков. Все те годы и деньги, вложенные в мое образование, нельзя было выбрасывать на ветер. И меня отправили сюда, где нашлось применение моим способностям. Подчиняясь строгим инструкциям, я бы мирно жил-проживал свои дни и не причинял бы хлопот. Но если бы я сказал хоть слово о том, какова на этой планете жизнь в действительности, это значило бы, что я погиб. Так что я мертв, Семенов, понимаешь ты это? Если корабли не придут, я умру. Если они придут, то достаточно шепнуть словечко тем людям, которые прилетят на них — и я умру. Потому я отдаюсь в твои руки и делаю это по старейшей на свете причине. Любовь. Пожалей нас, Семенов, это все, что от тебя требуется.