Лилли нашла работу кастелянши почти законченною; столы были перенесены уже изъ "овошенной палаты" въ «Большой» залъ, гдѣ мадамъ Балкъ отдавала послѣднія приказанія. Увидѣвъ входящую Лилли, она ее привѣтствовала съ радушной простотой:

— А! это вы, баронесса? Полюбуйтесь нашей работой, полюбуйтесь.

Очень довольная, казалось, что есть передъ кѣмъ похвалиться, она, подбоченясь обѣими руками, принялась обстоятельно объяснять дѣвочкѣ разницу между банкетами и обыкновенными «куртагами»: куртаги при Дворѣ бываютъ вѣдь каждую недѣлю по два раза: по четвергамъ да воскресеньямъ; хотя на нихъ и съѣзжаются особы четырехъ первыхъ классовъ да гвардейское офицерство, но забавляются тамъ только карточной игрой да ушами хлопаютъ на «камерную» музыку итальянцевъ. «Банкеты» — "совсѣмъ иное дѣло: они даются только въ царскіе и другіе торжественные дни.

— Да что же вы молчите, баронесса? — прервала сама себя словоохотливая кастелянша, какъ будто обиженная тѣмъ, что не слышитъ похвалъ. — О чемъ вы задумались?

— Я вспоминаю свадебные столы y насъ въ Лифляндіи… — отвѣчала Лилли.

— Да что они тамъ развѣ еще наряднѣе?

— Не наряднѣе, нѣтъ; но…

— Но что?

— Вмѣсто этихъ искусственныхъ цвѣтовъ и лентъ, тамъ все живые цвѣты; кресла молодыхъ увиты гирляндами, а куверты — вѣнками изъ розъ и миртовъ.

— Но вѣдь это, въ самомъ дѣлѣ, должно быть премило! Какая жалость, право, что я раньше-то этого отъ васъ не слышала…

— А развѣ вы не поспѣете еще это сдѣлать?

— Да о всякомъ отступленіи отъ регламента надо доложить оберъ-гофмаршалу.

— А я бы ему и не докладывала! Понравится государынѣ и молодымъ, такъ гофмаршалъ и рта не разинетъ.

— Какая вы храбрая! Развѣ ужъ сдѣлать маленькую пробу надъ креслами и кувертами молодыхъ?

— Ну, конечно, мадамъ Балкъ. Вы сами увидите, какъ это красиво.

— Ахъ, баронесса, баронесса! Посадили вы мнѣ блошку въ ухо… Попробуемъ ужъ на вашъ и на мой страхъ.

И энергичная барыня послала тотчасъ къ садовнику за зеленью и цвѣтами. Черезъ полчаса времени кресла обоихъ молодыхъ были уже въ пышныхъ гирляндахъ, а приборы ихъ — въ розахъ и миртахъ.

Тутъ влетѣлъ камерпажъ и махнулъ рукой капельмейстеру на хорахъ. Оттуда грянулъ торжественный маршъ. Всѣ кругомъ заметались.

— Ея величество вышла изъ своихъ покоевъ!

Лилли успѣла только юркнуть въ боковую дверь, но, обернувшись на бѣгу, замѣтила еще оберъ-гофмаршала и маршала, чинно и важно съ своими маршалскими жезлами открывавшихъ шествіе передъ императрицей и молодыми съ ихъ свитой.

Добѣжавъ къ себѣ, дѣвочка остановилась посреди комнатки и глубоко перевела духъ.

"А что, если мадамъ Балкъ вдругъ назоветъ имъ меня? На всякій случай перевязать косичку хорошенькой бархаткой"…

Едва она справилась съ этимъ дѣломъ, какъ. влетѣлъ пажъ.

— Вы здѣсь, баронесса? Пожалуйте къ государынѣ.

Сердечко въ груди y нея такъ и екнуло, душа въ пятки ушла.

— Мадамъ Балкъ тоже тамъ?

— Тамъ. Она же и говорила про васъ.

— Такъ и есть! Но государыня не гнѣвается?

— Ай, нѣтъ, напротивъ, она въ самомъ лучшемъ расположеніи духа.

Это нѣсколько подбодрило Лилли. Когда она входила въ «Большой» залъ, сотни глазъ направились на нее. Сама же она видѣла только государыню за главнымъ столомъ, да стоявшую за ея кресломъ, рядомъ съ прислуживавшимъ камергеромъ, г-жу Балкъ.

— Такъ вотъ она, наша искусница, — промолвила Анна Іоанновна своимъ густымъ, почти мужскимъ баритономъ, окидывая Лилли ласковымъ взглядомъ. — Ты оказала намъ въ сей великій день преизрядную радость. Чѣмъ бы и намъ тебя порадовать?

"Проси же, проси!" подбивала сама себя Лилли, и сокровенное желаніе было y нея уже на губахъ. Но губы ея не размыкались, а застѣнчивый взоръ умоляюще скользнулъ на новобрачныхъ.

Поддержки ждать отъ нихъ ей было, однако же, безполезно. Оба сидѣли какъ въ воду опущенные, а y принцессы глаза были еще заплаканы, и блѣдность щекъ не скрашивалась даже наложенными на нихъ румянами.

Лилли взглянула тутъ на цесаревну, и что же? Та тотчасъ пришла къ ней на помощь:

— Ваше величество! дѣвочка обробѣла. Не дозволите ли мнѣ дать за нее отвѣтъ?

— Говори.

— У нея одна мечта — попасть въ это воскресенье на публичный маскарадъ.

— Охъ, дѣтство, дѣтство! И танцовать, вѣрно, до страсти любишь?

— Люблю, ваше величество… — смущенно пролепетала Лилли.

— Но прыгаешь еще, можетъ, трясогузкой? Такъ балетмейстеръ нашъ Флере маленько тебя подучитъ.

Милостивый прощальный кивокъ, — и оторопѣвшей, но счастливой дѣвочкѣ оставалось только сдѣлать возможно граціозный благодарственный реверансъ.

Къ серединѣ свадебной недѣли весь Дворъ до того изморился, что въ четвергъ была сдѣлана общая передышка.

Въ пятницу же съ самаго полудня въ Зимнемъ дворцѣ состоялся парадный балъ-маскарадъ, къ которому были допущены только особы высокопоставленныя или «аташированныя» къ Царской фамиліи. Для тѣхъ же избранныхъ особъ былъ въ субботу на придворной сценѣ оперный спектакль-gala.

Зато къ назначенному на воскресенье, 8-е іюля, заключительному «публичному» маскараду (какъ значилось въ разосланныхъ печатныхъ приглашеніяхъ) "имѣли пріѣздъ всѣ придворныя и знатныя персоны и чужестранныя, а также дворянство съ фамиліями, кромѣ малолѣтнихъ, въ приличныхъ маскахъ, съ тѣмъ, чтобъ платья пилигримскаго и арлекинскаго не было, тако жъ не отваживались бы вздѣвать какихъ непристойныхъ деревенскихъ платьевъ, подъ опасеніемъ штрафа".

Братья Шуваловы, уже по званію камеръ-юнкеровъ цесаревны, присутствовали при всѣхъ перечисленныхъ празднествахъ, но и ихъ, подобно Лилли Врангель, всего болѣе интересовалъ воскресный маскарадъ, для котораго оба заблаговременно заказали себѣ «пристойныя» платья: старшій братъ, Александръ, — плащъ бедуина, а младшій, Петръ, — доспѣхи средневѣковаго рыцаря.

Петру Ивановичу, однако, такъ и не пришлось пощеголять въ своихъ доспѣхахъ. Въ самый день маскарада онъ дежурилъ днемъ во дворцѣ цесаревны.

Когда онъ тутъ съ дежурства собрался во свояси и взбѣгалъ къ себѣ наверхъ въ третій этажъ, по обыкновенію, черезъ двѣ ступени на третью, то второпяхъ оступился; нога y него подвернулась, и невыносимая боль едва-едва дала ему возможность доплестись до дивана въ кабинетѣ. Самсоновъ слеталъ тотчасъ же за лейбъ-хирургомъ Елисаветы Петровны, Лестокомъ. Тотъ, ощупавъ больное мѣсто, нашелъ, что опасности никакой нѣтъ, но что вытянута жила и что паціенту обязательно должно пролежать день-другой съ арниковой примочкой на сильно-опухшей ногѣ. Такъ старшій Шуваловъ, завернувшій передъ маскарадомъ домой, чтобы облечься въ свой бѣлый бедуинскій плащъ, засталъ младшаго брата въ самомъ дурномъ настроеніи распростертымъ на диванѣ съ компрессомъ на ногѣ и съ книжкой въ рукахъ.

— Значитъ, богиня твоя Діана на маскарадѣ тебя такъ и не дождется? — замѣтилъ онъ. — Если она про тебя спроситъ, то что сказать ей? что прикованъ къ своему дивану?

— Ну да, какъ Прометей къ скалѣ! — проворчалъ въ сердцахъ Петръ Ивановичъ.

"Подлинно Прометей! иронизировалъ онъ самъ надъ собой по уходѣ брата. — Точно мальчишка поскользнулся и самъ себя наказалъ! Тамъ всѣ уже съѣзжаются на общее веселье, а ты вотъ лежи пластомъ и утѣшайся какой-то книженкой. Какъ это глупо, ахъ, какъ глупо!"

Въ это время изъ передней донесся нетерпѣливый звонокъ, а затѣмъ стукъ отворяемой двери и возгласъ Самсонова:

— Вы ли это, Михайло Ларивонычъ?

— Собственной, братъ, персоной, — отвѣчалъ веселый голосъ, и въ комнату ворвался красивый молодой офицеръ.

— Воронцовъ! — вскричалъ Шуваловъ и, полуприподнявшись на диванѣ, протянулъ ему обѣ руки. — Какъ ты вырвался сюда, дружище?

Пріятели крѣпко обнялись и расцѣловались.

— Да что y тебя, Пьеръ, съ ногой-то? — спросилъ Воронцовъ.