— Что это, заплыв сегодня?

— Да, наша обычная небольшая регата. Она бывает каждую неделю. Сегодня немного яхт... Паршивая погода. Им повезет, если не разразится буря.

— А этот парень, де Мариньи, он тоже участвует?

— Да. Конечно.

— Я слышал, что он оригинал. Настоящий дамский угодник.

Парень пожал плечами и стал тереть свою стойку тряпкой.

— Не знаю. Но он очень крутой яхтсмен.

— Правда?

— Правда. Он выиграл пару призов, включая «Бакарди», — а де Мариньи здесь всего четыре или пять лет. Он зайдет сюда через пару минут. Хотите встретиться с ним?

— Нет, спасибо, — ответил я.

На самом деле я нарочно медленно допивал свой коктейль, поджидая, когда де Мариньи закончит свою регату. Моя же только начиналась.

Глава 5

Де Мариньи вошел в яхт-клуб, болтая с двумя парнями: наверное, своей командой. Но я сразу узнал его: не менее шести футов роста, непринужденные манеры, блестящие, зачесанные назад волосы и аккуратно подстриженная бородка клином. Стройный и мускулистый, он был одет в рубашку для игры в поло с короткими рукавами, а под ней виднелась бледно-желтая водолазка, облегающая его горло, как удавка. Ненавижу такие.

Несмотря на нелестное описание сэра Гарри, я думал, граф окажется красавчиком, как большинство жиголо. Но у де Мариньи были большие уши, выдающийся нос и толстые губы. Если бы вы снимали «Легенду Сонного Ущелья», то не ошиблись бы, пригласив его на роль Икабода Крэйна или его лошади.

Он уверенно, с достоинством шел по клубу, снисходительно общаясь со своими спутниками, которых, казалось, загипнотизировали его разглагольствования. Со своего места я не мог разобрать слов, но у него был сильный, как у Чарльза Бойера, французский акцент, который некоторым женщинам наверняка казался очаровательным. Не будучи женщиной, я не могу сказать точно.

Похоже, он направлялся в бар, поэтому я швырнул двадцатипятицентовик на чай бармену и не стал дожидаться, пока тот представит меня де Мариньи, а вышел на улицу ждать в «Бьюике» развития событий.

Наверное, де Мариньи принял стаканчик-другой, так как лишь спустя пятнадцать минут он опять показался в дверях яхт-клуба, по-прежнему одетый в свой яхтсменский прикид, но уже без двоих прилипал. Он медленно двинулся к черному «Линкольну Континенталю». Интересно, это дочь сэра Гарри. Нэнси, купила ему?

За фортом Монтегю, изгибаясь параллельно берегу, Ист-Бэй-стрит вела на восток, превращаясь в шоссе вдоль которого по берегу океана рассыпались пресловутые особняки, проданные, вероятно, вместе с землей Гарольдом Кристи своим богатым иностранным клиентам — любителям спиртного.

Но де Мариньи свернул вправо, прочь от этого изобилия, направляясь в далекий пригород. Я поехал за ним.

Те же самые кусты и деревья, что украшали земли богатых поместий, росли здесь по обочинам, совершенно дикие. Ананасовые деревья, пальмы и кусты с красными ягодами тянулись вдоль дороги, как зрители, жаждущие зрелищ.

Было сложно не засветиться, но «Линкольн» поднял тучу пыли, так что я мог ехать на приличном расстоянии, и все же не терять графа из вида.

Потом пыль осела, и я понял, что потерял его: он куда-то свернул. Как безумный, я глядел во все стороны до тех пор, пока снова не увидел его: «Линкольн» стоял на щебеночной дороге рядом с заброшенного вида белой фермой. Я принял бы ее за американскую ферму, если бы не жалюзи на окнах и не известковые стены, которым было лет двести.

Я проехал от строения с четверть мили, прежде чем нашел место на обочине, где можно было припарковаться. Я оставил свой белый пиджак в машине, захватил с собой фотоаппарат и пошел к ферме по той стороне дороги, где кустарники были выше.

На американской ферме мне пришлось бы перелезать (или по крайней мере перешагивать) через забор. Здесь же все, что пока нужно было сделать — лишь тихо, осторожно прокрасться через тропические заросли, подобно японскому снайперу, ищущему цель. В руке у меня, правда, была не винтовка с оптическим прицелом, а мой смертоносный «Аргус», готовый снять пару компрометирующих снимков.

Но рандеву де Мариньи было не с женой какого-нибудь богатого кореша Кристи или хорошенькой смуглолицей аборигенкой. Скорее, с полудюжиной темнокожих рабочих в основательно поношенных соломенных шляпах и свободных, пропотевших одеждах. Водолазка де Мариньи больше не болталась вокруг его шеи, зато его рубашка была вся в саже и пятнах пота, прилипала к его телу, облегая впечатляющую мускулатуру графа.

Во дворе фермы двое рабочих подбрасывали дрова в ревущий огонь под чем-то напоминающим старый, изрезанный барабан, в котором к тому же что-то пузырилось, как в котле ведьмы. Люди де Мариньи сидели на корточках вокруг него, макая только что убитых — отсутствие голов и кровавые шейки — верный знак для опытного детектива — цыплят в то, что я принял за кипящую воду.

И де Мариньи работал вместе с ними, тоже сидя на корточках и опуская трупы цыплят за ноги в пузырящуюся воду. Он, вроде, даже показывал другим, как это нужно делать, ощипывая перья с мякоти убитых птиц. На землю вокруг котла летел снегопад из птичьих перьев.

Пламя костра было высоким, а дым едким: даже в моем наблюдательном пункте в кустарнике у меня защипало глаза.

Де Мариньи трудился в поте лица, на практике доказывая свои демократические взгляды, общаясь с неграми как с равными. Один из них, смазливый, остроглазый парень лет двадцати двух в довольно крепкой одежде, был, очевидно, следующим по званию. Я слышал, как де Мариньи называл его «Кертис».

Все это продолжалось около часа. Я, как и они, сидел на корточках, только в кустах, искренне надеясь, что в Нью-Провиденс нет склизких ящериц, и ядовитые змеи не преподнесут мне сюрприза. Только жуткая влажность делала мою жизнь невыносимой: слабое дуновение ветерка едва шевелило листья. Но, по крайней мере, здесь не было таких дурацких насекомых, как те москиты на пляже.

Наконец де Мариньи исчез в доме и появился уже с причесанными волосами, умытым лицом и водолазкой в руке. Он подозвал к себе Кертиса, что-то сказал другому рабочему, назначая, наверное, его старшим, и они с Кертисом влезли в «Линкольн»: оба — на переднее сиденье, но за руль сел Кертис.

Я рысцой добежал до «Бьюика», сделал ювелирный (учитывая ширину дороги) разворот и поехал по пыльным следам «Линкольна».

Просмотрев еще раз список адресов, который мне вручил сэр Гарри, включающий косметический кабинет, бакалейный магазин и дом де Мариньи, я не заметил в нем ничего, напоминающего ферму по разведению цыплят. Там только было сказано что-то неопределенное насчет «де Мариньи и К °» с адресом на Бэй-стрит.

Как де Мариньи, если он такой ленивый сукин сын, каким изобразил его Оукс, мог заниматься столь впечатляющими разнообразием деловыми проектами? Хотя, возможно, все это он делал на деньги своей жены.

Но с другой стороны, ведь он так вкалывал, ощипывая цыплят бок о бок с черными рабочими! Я только один день в Нассау, но уже мог оценить необычность такого поведения.

Пыль постепенно улеглась на дорогу, и я опять увидел «Линкольн», поворачивающий на запад. На часах было полпятого, значит, де Мариньи, скорее всего, направлялся домой.

Так оно и было. «Линкольн» повернул на Виктория-авеню. Это совпадало с адресом, по которому жил граф.

Теперь море было у нас за спиной, и мы ехали в гору по красивой, обсаженной пальмами боковой улице, где перед маленькими, пастельного цвета домиками, стоящими вдоль склона, возвышались высокие каменные стены, по которым полз бугенвиль и другие вьющиеся растения, стараясь достать до верхушек деревьев, видневшихся из-за стен.

Вскоре черный автомобиль де Мариньи свернул в боковой проезд и, объехав двухэтажный дом, остановился перед закрытыми дверями двойного гаража. Вслед за Кертисом из машины вылез де Мариньи. Вот это да, даже не подождал, пока шофер откроет ему дверцу. Что за парень!

Жилище де Мариньи напомнило мне дома в Луизиане: средних размеров двухэтажное розовое строение, заросшее вьющимся виноградом, с занавесками на веранде вверху и на крыльце внизу, и наружной лестницей, ведущей к автомобильной дорожке. В отличие от соседних домов с их непроницаемыми массивными белыми стенами, слева от дома де Мариньи виднелся сад с высокими ухоженными кустами.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: