Вот и сейчас тучи окутали Бердск… Впрочем, неба, каким бы оно ни было, серым или голубым, уже не было видно. Весь мир стал белым.

— Семен! — Холодов слишком резко нажал на кнопку коммутатора, от чего кнопка предательски хрустнула и застряла намертво в приборе, — Свяжись с нашими парнями в Новосибирске. Спроси, что там творится с погодой у них.

Ответ пришел раньше, чем Сергей расправился с заевшей кнопкой.

— Резкое похолодание, Сергей Палыч. Синоптики опасаются, что горожане набьют им морду… Горожане опасаются, что не найдут в таком буране синоптиков. Большая часть Советского района погребена под снежной шапкой. Чем дальше от плотины, тем меньше снега, и тем теплее.

— Отставить шутки! — рявкнул Холодов.

— Есть отставить! — бодро гаркнул Семен на другом конце провода.

— Поднимай ребят, пусть будут в полной боевой готовности. Этот буран нравится мне все меньше и меньше…

Холодов отключился, и подойдя к окну стал вглядываться в безумный танец снежинок за стеклом. Где-то там, в сотне метров от бывшего санатория, а ныне — секретной военной базы, центра операции «Холод», начиналась белая гладь замерзшего Обского моря. И возможно сейчас по его поверхности шли куда-то по своим делам буранники, планирующие очередную пакость. Как было бы просто, вырезать десяток лунок по всей поверхности водохранилища, у каждого из них поставить по «морскому дьяволу» и синхронно бросить в эти лунки по пятку гранат! Какими бы сильными и живучими не были эти твари, вряд ли они выдержат страшную акустическую волну, которая прокатится от одного берега моря до другого!

Или нет, не гранаты, глубинные бомбы, чтобы было уж совсем надежно и гарантировало смерть этих существ. Ну и пусть во всем водохранилище всплывет брюхом к верху вся рыба! Пусть «Гринпис» на каждом углу кричит о варварстве загадочных браконьеров! Он и его ребята растворились бы в воздухе, ликвидировав все следы своего пребывания здесь за считанные минуты.

И никаких буранников! И больше — никаких жертв!

Хотя нет, одна жертва все же будет. Жертва, которую распнут на кресте в генштабе. Он, каперанг Сергей Холодов, обвиненный трибуналом или в преступной халатности, или вообще в пособничестве врагу. Изгой и предатель, уничтоживший потенциальное оружие — существ, именуемых буранниками.

Как объяснить тому, кто не смотрел в их большие черные глаза, что это оружие будет похуже атомной бомбы, ибо красную кнопку от него не спрячешь ни в какой ядерный чемоданчик!

— Сергей Палыч! — вновь ожил коммутатор, — Сообщение с Бердского вокзала. Сторож у моста через Бердь утверждает, что на его участке белые медведи разбирают железную дорогу! Начальник смены считает что бедняга просто перепил, но все же связался с электричкой, которая должна пройти там минут через пять и попросил машиниста быть внимательнее на подходе к мосту. Кто знает, что там может быть…

— Я знаю! — рявкнул Холодов, — Если у сторожа белая горячка, я пристрелю его лично. А если его белые медведи окажутся тем, что я думаю, то этот буран действительно налетел неспроста. Поднимай «дьяволов»! Срываемся к мосту!..

Никита Петрович Тимофеев поплотнее подоткнул одеяло под дверь в своей будке и пересел поближе к обогревателю. Сказать, что на улице похолодало значило бы ничего не сказать… Ну а его сторожка была явно не подготовлена к таким катаклизмам. Расположенная у начала железнодорожного моста через Бердь и открытая всем ветрам, дующим хоть с моря хоть с залива, она являла собой идеальное место для закалки последователей Порфирия Иванова, к коим сам Никита Петрович явно не принадлежал.

Впрочем, к капризам Сибирской зимы Никита привык давно. И возраст позволял — как-никак, пятьдесят пять лет, из которых тридцать были проведены здесь, под Новосибирском, да и работа сказывалась. За десять лет, проведенные в этой сторожке, он давно усвоил что пять-шесть раз за зиму буран возникает просто из ничего, и прекращается сам по себе спустя несколько часов также резко, как и начался. Это было уже ставшей привычной закономерность…

Вот и сейчас Тимофеев лишь тихо выматерился, обнял старенький обогреватель словно молодую (и жаркую!) любовницу и приготовился пару часов прозябать здесь под стук колес поносящихся мимо электричек и товарняков.

Возможно, не брось он в тот момент взгляд за окно, ему удалось бы остаться в живых, но за десять лет у Тимофеева выработался стойкий рефлекс реагировать на любое движение на улице. Не так уж редко на мост забредали мальчишки, от которых угроза была не столько самому мосту или проходящим по нему составам, сколько им самим. Не прогони их вовремя — обязательно пойдут прогуляться по мосту, свою крутость друг другу показывать. И не дай Бог, именно в этот момент пойдет поезд! Террористов, которыми всех пугали программы Новостей, Никита Петрович здесь отродясь не видал, но вот наркоманы и прочая нечисть частенько наведывались в его будку, надеясь чем-то поживиться. И тогда старенький «Калаш», в котором никто уже лет двадцать не держал патронов, был единственным средством заставить незваных гостей уйти восвояси.

Поэтому и сейчас, уловив краем глаза движение за окном, Тимофеев тут же прильнул к замерзшему стеклу, силясь разглядеть происходящее на мосту. Протерев стекло он мог, наконец, видеть не размытые контуры заснеженного мира, но и конкретные предметы. Опоры моста, рельсы, шпалы, белых медведей…

Никита Петрович отпрянул от окна, протер глаза, ущипнул себя за руку и внимательно оглядел сторожку, убеждаясь в том, что не спит, и только затем вновь прильнул к окну. Медведи не исчезли.

Впрочем, если присмотреться повнимательней, то эти существа не так уж и сильно напоминали медведей, особенно белых. Во-первых белыми их делала снежная пороша, обильно оседавшая на их чуть желтоватых шкурах. Во-вторых морда этих тварей была скорее волчьей, нежели медвежьей. Ну а в-третьих, насколько Тимофеев помнил по своей юности, проведенных в лесах Ленинградской области за охотой (в том числе и на косолапых), ни один медведь не мог столь целенаправленно и вдумчиво РАЗБИРАТЬ РЕЛЬСЫ!

Никита Петрович словно завороженный взирал из окна своей сторожки на то, как четверо этих громадных тварей ударами могучих лап срывали рельсы со шпал, с невероятной для таких махин ловкостью балансируя на тонких перекладинах над пропастью. Вот один из них едва не рухнул вниз, на лед, когда нанес слишком уж сильный удар и едва не потерял равновесие.

Тимофеев дрожа отступил вглубь сторожки и поднял со стола расписание движения электричек. Электропоезд до Искитима должен был проехать здесь через три минуты…

Не отводя взгляда от окна, он потянулся к трубке старенького телефона, напрямую соединенного с Бердским вокзалом, и накрутив четырехзначный номер поднес трубку к уху.

— Борис Анатольевич… — пробормотал он в трубку, услышав на другом конце провода традиционное «Алле», — У меня здесь… Медведи!

— Петрович! — удивилась трубка, — Ты ж отродясь не пил!

— Да трезвый я! — крикнул он, и тут же пожалел об этом. Тонкие стены сторожки не были достаточной преградой для звука его голоса. И одна из медведеподобных тварей повернула голову в его сторону. — Черт! Борис Анатолич, одна из этих тварей идет сюда! Слушай меня внимательно, через три минуты здесь будет электричка, а эти твари разобрали часть путей! Как разобрали? Да руками! Лапами! Черт их знает, что у них там, но они просто громадные! Одним ударом сносят рельс с креплений. Остановите Искитимский поезд, и пришлите сюда кого-нибудь. Черт!!!

Тварь пропала из его поля зрения, пройдя мимо окна, а в следующую секунду хлипкая будка содрогнулась от страшного удара в дверь.

— Эта тварь лезет сюда! — крикнул Тимофеев. Роняя трубку и хватаясь трясущимися руками за бесполезный автомат. — Пшла отсюда!!!

Всего в десятке метров от моста проходила автострада, но в такой буран вряд ли кто-то видел, что происходило здесь, у самого начала железнодорожного моста. Нечего и было ждать подмоги оттуда. Впрочем, даже если бы на улице стояла ясная погода, и с трассы отлично просматривался бы мост, глупо было бы надеяться на то, что именно сейчас там проедет БТР с командой ОМОНа… А кто еще мог остановить эту громадину, вознамерившуюся снести хлипкую сторожку.