Передвигаю диски настройки аппарата, и побережье исчезает. Теперь кругом расстилается безбрежная водная гладь. Продолжаю вращать диски. На экране внезапно вырисовывается неведомый материк или огромный остров. Югд, тихо переговаривавшийся в это время с оператором, с быстротой молнии бросается к пульту и рывком выключает аппарат. Я успеваю заметить лишь высокие пальмовидные деревья, цепь красноватых гор за, ними и какую-то необычную серебристо-голубую гору огромной высоты в форме шара.

Резко оборачиваюсь, чтобы узнать, почему он выключил аппарат. Всегда уравновешенный, почти безжизненный, Югд взволнован и смотрит на меня враждебным взглядом своих неприятных глаз.

— Нельзя… — произносит он. Металл так и звенит в его голосе.

— Почему? — изумленно спрашиваю я.

Грианин молчит, он явно не хочет отвечать. Очевидно, мы краем глаза коснулись какой-то тайны.

Медленно протягиваю руку снова к диску включения и жду, что будет делать Югд. Самойлов предостерегающе берет меня за локоть.

— Оставь, — мягко говорит он, осторожно косясь на Югда. — Вероятно, у него есть причины так поступать.

— Нет, вы видели, Петр Михайлович! Колоссальная гора правильной геометрической формы! А какой чистый серебристо-голубой цвет! Что бы это могло быть?

— Я думаю, мы это вскоре узнаем, — отвечает академик, понизив голос.

Югд подозрительно вслушивается в наш разговор, но, ничего не поняв, выходит в соседний зал, бросив оператору какоето приказание. Оператор полностью отключает теле-аппарат.

Присматриваемся к оператору. На первый взгляд он ничем не отличается от тех гриан, которых мы встречали до этого; но при более внимательном наблюдении я замечаю, что в отличие от Элца и Югда, которые держат себя высокомерно и уверенно, в поведении оператора чувствуется какаято подавленность, а в глазах не горит тот огонь знания, который так красит уродливые лица гриан. Внимательно смотрю оператору прямо в глаза. Он быстро опускает их. Глаза у него как у ребенка: чистые и ясные. Впечатление такое, что по развитию он недалеко ушел от новорождённого младенца. Оператор отворачивается к пульту и продолжает работать с поразительной быстротой, словно автомат, безошибочно ориентируясь в путанице приборов и деталей сложной радио-схемы. Его движения кажутся заученными, неосмысленными. Вероятно, это результат многолетней однообразной повторяющейся практики.

— Друг, — говорю я, — нельзя ли снова включить телеприемник?

Оператор пугливо осматривается по сторонам и отрицательно качает головой. Мы уже довольно свободно объясняемся с грианами с помощью портативных лингвистических аппаратов. Поэтому я продолжаю допытываться:

— Почему нельзя?

Оператор смотрит на дверь зала, куда только что вышел Югд, и тихо роняет непонятные слова:

— Я не знаю, почему… Мы как в темноте… Нельзя нарушать великий распорядок жизни… иначе — ледяные пустыни Желсы.

— Что за великий распорядок жизни? — удивленно спрашивает академик. — Какие ледяные пустыни?

Вероятно, Петр Михайлович поражен. Высокая техника Гриады автоматически ассоциировалась в. его сознании с общественным устройством типа государства Солнца древнего утописта Кампанеллы.

— А какой у вас общественный строй?

— Я не знаю, что такое общественный строй, — бесстрастно отвечает оператор.

— Кто у вас управляет страной? — поясняю я вопрос академика. — Кому принадлежит власть?

В это время в зал быстро входят Элц, Югд и несколько других гриан. Они, вероятно, слышали последнюю фразу. Элц подозрительно смотрит то на меня, то на оператора. Последний дрожит от страха: я вижу, как побелело его лицо.

— О чем он тебя спрашивал?

Югд берет оператора за руку и пристально всматривается в его глаза.

Оператор еще сильнее бледнеет и бессмысленно бормочет, тряся головой.

— О чем же? — звенит металл неприятного голоса.

— Я не понял… не знаю… Какой-то общественный строй…

— Да, да! — вмешиваюсь. я. — Я хотел спросить, какой общественный строй на Гриаде.

Элц подает знак, и Югд оставляет в покое несчастного оператора. От страха тот не в состоянии выполнять свои заученные операции.

Гриане холодно рассматривают меня с ног до головы, словно видят в первый раз. Элц что-то говорит своим спутникам. Они забирают оператора и быстро уходят. Остаемся вчетвером: мы с Самойловым, Элц и Югд.

— Общественный строй? — медленно переспрашивает старик, думая о своем. — Кто у власти?

Он кивает Югду, и тот включает экран, на котором возникает огромный сводчатый зал с роскошными ложами. В зале не менее трех сотен таких же облезлых стариков, как и Элц.

— Вот кто! — Элц выбрасывает указательный палец в сторону экрана.

— Избранники народа? — пытается уточнить Самойлов.

— Это Познаватели, потомки Хранителей Знаний, — отвечает Элц, и в глубине его зрачков вдруг загорается злорадство.

— Объясните, пожалуйста, кого вы имеете в виду, — деликатно просит Петр Михайлович. — Насколько мне известно, люди науки, как правило, далеки от административного честолюбия. У нас на Земле управление поручено специальным людям — избранникам трудового человечества. У вас же, по-видимому, техническая автократия?

Теперь недоумевает Элц.

— Гриада выполняет распоряжения Познавателей, — говорит он через некоторое время. — Понятие «общественный строй» сохранилось лишь в нижних слоях Информария.

— Я что-то ничего не понимаю…

— Это же просто, — академик напряженно размышляет над словами Элца. — В ответе грианина заложен большой смысл. Скажите, нельзя ли побывать в вашем Информарии? — обращается он к Элцу.

Гранин колеблется, но потом, чтото вспомнив, соглашается допустить нас в Информарии.

— Только после того, как вас проверят в Секторе биопсихологии, — добавляет он, обмениваясь с Югдом многозначительным взглядом.

Чувствую какой-то подвох, но Петр Михайлович ничего не подозревает. Он уже загорелся желанием побывать в Информации.

— А эти гриане тоже потомки Хранителей Знаний? — спрашиваю я, указывая на молчаливых операторов, работающих в верхних ярусах Телецентра.

— И эти? — поддерживает мой вопрос Самойлов, кивая головой в прозрачный просвет стены: там, на дальнем конце «арены», копошатся фигурки гриан, монтирующих какое-то причудливое сооружение, напоминающее гигантского паука.

Элц враждебно меряет нас взглядом и ничего не отвечает.

…Ясно ощущаю, как незримо рассеивается мираж «золотого века» на Гриаде, который создали мы сами.

Опьяненный свежим воздухом, ароматом диковинных цветов и деревьев, я спал так крепко, что никак не мог проснуться, хотя сквозь сон слышал, что Самойлов тормошит меня.

Невероятным усилием воли открываю слипающиеся веки и слышу негодующий голос академика:

— Проснись наконец!

Я окончательно просыпаюсь. Три часа назад мы прибыли сюда, в этот громадный сад, окружающий Энергетический Центр Гриады. Ехали мы подземным тоннелем, по которому стремительно мчатся длинные рыбообразные аппараты. Они без колес, а скользят по своеобразным желобам совершенно бесшумно и с огромной скоростью: сто километров мы покрыли за пять минут.

Энергетический Центр — это целый комплекс сооружений. Размеры Центра поистине циклопические: диаметр центрального сферического здания превышает десяток километров, высота — более пятисот метров. Из середины его, пронзая прозрачную крышу, взмывает в небо цилиндрическая колонна-волновод около километра в поперечнике.

Петр Михайлович с трудом добился у Элца согласия, на передачу сообщения землянам о результатах нашего полета на гравитонной ракете. Мы прибыли в Центр в сопровождении Югда. Внешне мы пользуемся полной свободой. Однако после памятного разговора с Элцем в Телецентре Югд, кажется, выполняет при нас обязанности не то гида, не то соглядатая. Смертельно надоела его отталкивающая физиономия. Вот и сейчас долговязый грианин сидит поодаль, делая вид, что изучает листву деревьев.