Однажды она заговорила об этом с Арнисом — они сидели на полу в ее собственной, уже полуободранной гостиной.
— Я не знаю... Вот сейчас мы так счастливы, все так здорово, а начнем жить вместе... начнутся будни — что тогда?
Арнис улыбнулся ей нежно.
— Иль, нам этого бояться глупо. Мы ведь и на корабле рядом жили, и под одним одеялом спали, вспомни... Нет ни одной твоей привычки, которую бы я не знал и не любил. Да и ты меня ведь хорошо знаешь, и раз уж согласилась со всеми моими недостатками...
— Да у тебя их и нет! Но я даже не о быте, Арнис. Какой быт на Квирине... Просто понимаешь... ты ведь на самом деле далеко не все знаешь обо мне. А что если ты разочаруешься? Например, может, я не смогу ребенка родить. Сейчас ты на это согласен, а потом... знаешь, может, и раскаешься, что со мной связался.
— Ну насчет детей мы еще посмотрим... я думаю, что не все так безнадежно, и хоть в искусственной матке, но можно попробовать. Но даже если и... Знаешь, Иль, мне уже за тридцать, а в этом возрасте человек более-менее способен на осознанное решение. Я все понимаю. Мне никто не нужен, кроме тебя.
— Есть еще и другая сторона жизни, — пробормотала Ильгет. Арнис покачал головой, взял ее за руку.
— Я понимаю, Иль, о чем ты... все будет хорошо. Ты мне веришь?
Она подняла глаза, серьезно кивнула.
— Все будет хорошо, — повторил Арнис.
— Так! — энергично сказала Белла, — невеста еще только глазки продирает. Ну-ка сейчас же в ванную — шагом марш.
Она заставила Ильгет полежать в ванне какого-то бодрящего состава по ее собственному рецепту, а потом натереть все тело особым бальзамом из трав. Потом Ильгет умывалась и делала маску на лицо, а когда вышла из ванной, облаченная в чистый белый халат, Белла сунула ей в руки стакан чая и сухарик.
— Это выпить и съесть, а то в обморок брякнешься.
И чай был совершенно особенный, Ильгет никогда такого не пробовала. Тем временем Нила с Иволгой оживленно обсуждали в кабинете платье и украшения, и что-то там про ход свадьбы. Пришла заранее вызванная мастерица, и усадила Ильгет перед большим зеркалом в спальне.
Все помощницы вышли. Визажистка — звали ее Кэра — осталась один на один с Ильгет.
— Можно музыку поставить?
— Конечно, — согласилась Ильгет. Визажистка выбрала легкую, чуть грустноватую мелодию и начала работу. Ильгет сидела с закрытыми глазами и молча наслаждалась.
— Ты хочешь закрыть эти родинки? — спросила мастерица. Ильгет пожала плечами.
— А можно? Они не убираются...
— Но их можно заретушировать, — возразила Кэра, — просто я бы не хотела. Они, пожалуй, даже пикантно смотрятся — но может быть, если они тебе портят настроение...
— Да нет, — сказала Ильгет, — я давно привыкла.
Легкие руки Кэры прикасались к ее лицу, шее, пальцам, волосам. Облик, который должна была принять Ильгет, они обсудили и утвердили еще вчера. Но любопытно, как это будет выглядеть в реальности.
Кэра работала больше часа и наконец произнесла.
— Готово.
Ильгет встала. Первый взгляд в зеркало слегка шокировал ее.
Такое ощущение, что она совсем не накрашена (собственно, какая краска — Кэра в основном использовала естественные усилители кровоснабжения и пигмента). Просто такое свежее, очень юное чистое лицо. Трогательно нежная шейка. Чуть удлиненные ресницы подчеркивают огромные, глубокие темные глаза. И естественно яркие слегка пухлые губы. Волосы — Ильгет решила на этот раз не делать завивку, не менять свой обычный облик слишком сильно — лишь надо лбом и у висков вьются золотистой дымкой, на голове уложены прочной аккуратно сложенной горкой из отдельных живописных прядей, и в волосах — белые живые мелкие ландыши.
— Отлично, — произнесла Кэра с удовлетворением, — тебе нравится?
— Да, — растерянно произнесла Ильгет, глядя в зеркало на двадцатилетнюю незнакомку.
Они вышли в гостиную, где собрались помощницы, что-то яростно обсуждая. Белла взглянула на будущую невестку и воскликнула.
— Боже мой, Иль! Скажут, Арнис себе школьницу нашел.
— Здорово! — поддержала Иволга и ободряюще пожала ладонь Ильгет.
— Надо одеваться, — заметила Нила, — а то уже скоро...
— Да, действительно, — засуетилась Белла. Ильгет увидела платье.
— Так красиво, — вздохнула она, — что честно говоря, даже надевать страшно. Хочется его в музей, под стекло.
— Брось ты, давай одевайся!
Женщины помогли Ильгет надеть платье, на волосы — на невидимом обруче — маленькую фату из гипюра. Прозрачные крошечные туфельки. Ильгет очень хотелось надеть фанки, но они совершенно не подходили к невестиному наряду. Тогда она решила ограничиться в украшениях лишь ниткой жемчуга на шее.
— А вот теперь посмотри... может, нам и тебя в музей сдать, прямо в этом платье?
Ильгет побежала к зеркалу.
Да. Еще один шок. Незнакомая юная красавица с печальными большими глазами стояла там, в дымчатой зеркальной глубине.
— Арнис тебя не узнает, — сказала Иволга задумчиво.
— Я сама-то себя не узнаю.
— Вот-вот. Венчались бы в бикрах — и никаких проблем.
Нила фыркнула на такое предложение. Ильгет никак не могла отвести взгляда от платья и от собственной фигуры в зеркале.
Воротник платья действительно чем-то напоминал бикр — высокий, закрывающий сзади шею, а спереди яремная ямка оставалась обнаженной. Воротник был тонко вышит серебром и, словно броня, охватывал голову с трех сторон, легкая фата спускалась на него сверху. Дальше шел кружевной лиф, также прошитый серебром, лежащий на белом атласном чехле. Тонкую талию охватывал широкий атласный же белый пояс. От пояса вниз струились юбки, и от высоких плеч — рукава, белые полосы, полупрозрачные, гипюровые, шелковые, все это текло, сверкало, падало, как вода, шумело и переливалось при каждом движении. Рукава расширялись и заканчивались ниже локтей.
— У меня никогда не было такого платья, — прошептала Ильгет.
— Мечта любой пятилетней девочки, — заметила Иволга, — я в детстве всегда мечтала, что у меня на свадьбу будет белое платье и белая шляпа, а на машине сверху — у нас обычные ДВС, как у вас на Ярне — будет сидеть наряженная кукла.
— Но мечты так редко сбываются, — тихо сказала Ильгет. В этот момент раздался звонок. Ильгет вспыхнула, сердце ее заколотилось часто.
Она никого не видела вокруг. Только Арниса. Только его лицо, серые блестящие глаза. Арнис был одет в праздничную скету — из белой блестящей ткани, шитой серебром, воротник — как у Ильгет — открытый спереди, охватывающий голову сзади, светло-серые брюки и такой же, серебром отливающий плащ. Так и в церковь на праздник одеваются мужчины. Арнис застыл, не сводя глаз с Ильгет.
— Ты... — выговорил он наконец, — Боже мой, Иль! Я тебя и не узнал. Королева моя.
— А ты мой король, — тихо ответила Ильгет.
— Я знал, что ты будешь сегодня красивая, но... — он помотал головой, — это уж совсем. Как в сказке.
— Арнис, ну все, пойдем уже, — поторопила Белла, — пора!
Они спустились вниз. Там ждали свидетель Арниса — Иост, с ним Аурелина (в последнее время они все чаще оказывались вместе), и Гэсс держал под уздцы четверку крупных светло-серых коней, украшенных султанами, запряженных в открытую карету, белоснежную, всю убранную цветами.
Арнис подал Ильгет руку, помог взобраться на повозку. Они уселись позади Гэсса — возницы, на двойное сиденье, над которым возвышалась арка из живых цветов, а позади уже уселись все остальные. Гэсс причмокнул, взмахнул кнутом, и кони двинулись вперед мелкой рысью.
Хор, звенящее радостное многоголосье, возносит к куполу древний эдолийский гимн.
Laudate Dominum, omnes gentes,
Collaudate eum, omnes populi.