— Иволга, я не мог! Ну не мог я. Скажи, что я слабый, что я свинья... все, что угодно, не мог я! Так не убивают людей... они-то ведь не свиньи.

— А так ты потерял рассудок.

— Да... вот ты сейчас все обо мне... я рассудок потерял. А тех людей уже не вернуть. Я вернусь к Ильгет, к детям. А их жены и дети?

— У них не было детей, — зло бросила Иволга, — они сдавали их в общины с раннего возраста.

— Все равно. Я так не могу.

— В чем принципиальная разница, Арнис? В их убийстве была военная необходимость. Ты не задумался бы, убивая их в бою.

— Не знаю... есть разница.

— На самом деле разницы нет. Есть только то, что твоя психика теперь надломлена... этим многочасовым расстрелом. Ты же самому себе устроил пытку. Им тоже, впрочем, но... наверное, ты прав, я бы сама предпочла так умереть. Просто ты теперь в таком состоянии, что тебе чудится эта разница. Которой на самом деле нет.

— Знаешь, Иволга... не слишком ли много мы себе прощаем? Я вот подумал. Когда я стал ско... не думай, что мне первое убийство далось легко. Я его до сих пор помню. Там шибаг был... мы были на равных, и даже он сильнее. Мне всего семнадцать лет... и один только плечевой бластер. Он вовремя сработал... Я был прав, и все равно я помню это как сейчас. А потом я как-то стал считать это нормальным. Подавил голос совести... ведь совесть, она все равно есть. Хоть тебе десять священников будут твердить, что все правильно, а совесть... Потом оказалось, что и десятки людей убить — это нормально. И бомбу сбросить... и даже своими руками резать десятки, сотни — нормально. Правильно, похвально даже. Подвиг, можно сказать...

— Ага. Ильгет вытащить из тюрьмы. И самому под огонь лезть. Это тоже нормально и правильно.

— Это верно, я тоже это подумал. Мы и сами рискуем жизнью, и раны получаем, только — что же, это оправдывает то, что мы творим?

— Нет. Оправдывает другое — защита Квирина.

— То есть цель оправдывает средства...

— Арнис... Господи, безумие всегда логично. Ты сейчас логичен, как никогда. Когда ты спасал всех, и когда ты вытаскивал, например, Ильгет на Визаре, ты не поступал логично — тогда нужно было бы ее бросить и идти за помощью. И когда ты сагона убил... это неразумно было — кидаться на него с бластером, а ты кинулся и убил. А сейчас вот ты логично рассуждаешь, и ты прав. Знаешь, мне и крыть-то нечем.

Арнис помолчал, сбитый с толку.

— Да, но... — продолжил он, — все равно. Ну... может, ты тоже где-то права, но... я понял, что у нас что-то не так, ненормально. Не может быть это нормально! Чтобы убивать безоружных, связанных людей, еще и готовых умереть за свои идеи... Да и в бою тоже. Все убийства — ненормальны. А можно подумать, мирных жителей мало погибло под нашими атаками. От одних только экологических катастроф... Да чем мы вообще-то лучше сагонов?

— Тем, что мы потом восстанавливаем почву, воздух, биосферу и приводим народ к нормальной жизни. Даже лучшей, чем до сагонской инвазии.

— Да... но это же как раз и называется — навязывание собственных норм. Это противоречит Этическому своду.

— Противоречит, — согласилась Иволга, — жаль, что он писался еще до сагонов. Но к нему, как ты знаешь, есть поправки. Как раз на наш случай.

— Так уже много таких случаев... они должны быть исключениями, а их больше, чем правил.

— Так это разве наша вина, что сагоны везде лезут?

Арнис улыбнулся криво и жалко.

— Иволга... понимаешь, ты человек очень умный. И ты можешь меня переспорить, очень даже легко. Я знаю это. Вот я сейчас забью на все, что случилось. Просто забью, и все. Как обычно. Ведь как я всегда жил? Сначала убиваю, кровь рекой, потом возвращаюсь на Квирин, живу с Ильгет, наслаждаюсь... песенки пою.... в церковь еще хожу, — лицо Арниса перекосилось, — типа такой праведный, такой хороший. Светлый такой. Улыбаюсь, смеюсь. А эти люди, убитые мной, уже никогда не улыбнутся. Ну я и сейчас так могу: просто-напросто забуду, скажу себе, что все нормально, что я должен был их убить... военная необходимость. Неприятно, но что поделаешь. И опять буду веселиться, песенки петь. Хорошо, да?

— А наши ребята убитые? — спросила Иволга, — они как?

Арнис беспомощно пожал плечами.

— Ты знаешь... я впервые, наверное, почувствовал такое. Может, это ужасно, но... я почувствовал — это возмездие... почему вот только оно не меня достало, непонятно. Хотя ребята тоже убивали... Я когда оказался под землей, заживо в могиле — даже обрадовался, думаю, ну вот и все. Так нет, Ноки меня нашла.

Он опустил голову и пробормотал.

— Мне нет спасения, Иволга. Я знаю, что Бог все прощает. Только я сам-то себе уже простить не могу. Потому я в аду. И буду в аду. И правильно. Я теперь знаю, как попадают в ад... чувство вины... собственной вины.

— Ну это еще вопрос.

Иволга встала, пересела к Арнису. Обняла его за плечи.

— Послушай, — сказала она, — ты все-таки козел.

— Угу.

— Ты эгоист. Даже вот сейчас, например — ты все время говоришь: я, я, я... мое спасение. Моя вина. А давай поставим вопрос иначе: что теперь делать? Вот ты, такой плохой человек, хуже тебя нет. Ладно, что делать-то будем? Сидеть напиваться, и пусть другие работают? Сейчас уже никого убивать не надо, надо работать. И уж во всяком случае... ну не можешь, давай тебя эвакуируем на Квирин. Давай? Серьезно. Бывает же всякое. Психическая травма. Я думаю, все поймут. С Дэцином я сама поговорю. Но не сидеть же здесь в одиночку.

Арнис молчал довольно долго. Потом он покачал головой.

— Нет, Иволга. Ты права...

Он попытался встать, но покачнулся. Иволга едва удержала его.

— Ну вот... голова, вроде, ясная, а ноги не держат.

— Ты ложись тут, поспи, — Иволга помогла ему лечь на диванчик, подсунула под голову какой-то валик.

— Я потом... я встану и буду работать. Теперь уж буду... я знаю, что виноват, но что же с этим сделать... Я знаю, что слабый, Иволга, тут ты права.

Она присела рядом с ним, положила руку на плечо.

— Ты не слабый, Арнис, — сказала она, — ты прости, у меня от злости это вырвалось. Ты не слабый. Дело в том, что я тоже была там, в Этраге... Только дело это Дэцин поручил не мне, а тебе.

Иволга потом еще долго с тревогой поглядывала на Арниса, но он вроде бы пришел в норму. Нет, конечно, нормой это нельзя назвать. Но и все были подавлены, все, кто остался... Гэсс выжил, только сильно обгорел, его спас бикр. Теперь Гэсс был в безопасности, на орбите, в ожидании отправки на Квирин. А в Балларэге оставались шестеро, и было им очень одиноко. Они не смотрели друг другу в глаза. Общались мало.

Между тем, жизнь в Лервене налаживалась. Вся территория теперь контролировалась ДС и армией, хотя сопротивление еще оставалось. Дэцин с остатками своего отряда занимался столицей. Иволга с Иостом проводили чистку — уничтожали планомерно тех, кто еще пытался сопротивляться. На это была брошена целая отдельная центурия. И внешняя охрана города лежала на них же. Ойланг практически в одиночку — в качестве бывшего все-таки спасателя — занимался восстановительной работой: больницы, раздача населению продуктов, распределение жилья. Снабжение с орбиты теперь было регулярным. Вскоре обещали прибыть спасатели и врачи в поддержку.

Ландзо и Арниса Дэцин держал при себе. Использовал для разных поручений.

— Значит, так, — Дэцин обратился к циллосу, рассматривая план города. Приятно было видеть нормальный трехмерный экран вместо привычной на Анзоре бумаги, — Станкостроительную и транспортную общины мы объединим, правильно? Что будем делать с детьми?

Он ткнул в треугольник молодежной общины.

— Может быть, поискать родителей? — предположил Арнис, — если они заинтересуются возможностью взять детей к себе...

Дэцин покачал головой.