Арнис вернулся.

И через две недели, чуть раньше срока родился Эльм.

Ильгет снова переживала счастливое время материнства. К тому же и любимый был рядом, поэтому и трудностей не существовало совсем. Ильгет знала, что в Космосе Арнис встретил сагона. Но вернулся уже почти спокойным, хоть и посещал два раза в неделю психолога. На всякий случай.

Он, казалось, забыл о страшной встрече. Во всяком случае, не говорил о ней, не вспоминал. Да и вообще выглядел счастливым. Ильгет казалось — вернулись прежние времена... А ведь вспоминала о них с такой тоской!

Дара пошла в школу, и в основном ее возил туда Арнис — на 2-3 часа поначалу. Остальное же время он проводил полностью с Ильгет и малышом. Ну разве что еще Дэцин еженедельно собирал отряд для учений, психотренинга — словом, поддержания формы. Хотя новых акций и не предвиделось.

Ильгет наслаждалась. Это было почти так же, как после рождения Арли — только еще лучше, потому что и старшие дети разделяли эту радость, играя с малышом по вечерам, и так забавно было наблюдать за ними. Ильгет насмотреться не могла на малыша, когда он кушал, причмокивая, молоко из ее груди. Глазки Эльма были серыми, в папу, хоть и потемнее, чем у Дары. И вообще он как-то выглядел темнее сестры, скорее на Арли похожим — чуть смугленький, плотный. Как и другие дети, Эльм был спокойным, уже к двум месяцам перестал просыпаться для ночного кормления. Возможно, это происходило не столько из-за темперамента детей — они все же были совершенно разными — сколько из-за того, что время их бодрствования было заполнено гимнастикой, плаванием, разными полезными играми, и это утомляло малышей, и кроме того — сразу воспитывало правильное отношение к родителям.

Арнис снова просыпался раньше Ильгет — всегда — и приносил проснувшегося малыша, уже переодетого, ей в постель. Потом он приносил завтрак, и они валялись втроем, играя с малышом, а позже Арнис поднимался, будил остальных детей, бежал с ними на зарядку, собирал в школу... Если Эльм засыпал, Ильгет вставала и готовила завтрак для детей, доставала их одежду. Потом, как правило, Эльм спал, Арнис уходил в школу вместе с Дарой, а Ильгет, приняв душ, садилась за циллос. Она на время отказалась от работы в СИ, и теперь делала только то, что душе хочется. Писала мало — грудной ребенок как-то не располагает к сочинительству. Больше читала, лазила по Сети.

Потом возвращались первыми Арнис с Дарой. И начинался день, полный неожиданных радостей, новых успехов детей и маленьких огорчений... И Арнис все время был рядом. Лишь когда Эльм спал днем, отец позволял себе посидеть за циллосом, заняться своими делами. Ильгет знала, конечно, о его работе с классификацией контактов, и начала понемногу ему помогать.

Но ей снова казалось, что ребенок слишком много спит. Или — что его просто разрывают на части. То Белла приходила, чтобы повозиться с малышом, забрать его гулять куда-нибудь. То Арнис с ним занимался, гимнастикой или просто носил по комнате и разговаривал. Ильгет даже ревновать начинала — Арнис полностью взял все воспитание и развитие на себя. Вечером старшие дети прямо брали Эльма к себе в комнаты, клали его на мягкий теплый пол и развлекали всячески. Особенно увлеклась Лайна — она так мечтала о младшем братике. Арли, видимо, еще не доросла до таких материнских инстинктов. Эльм очень рано научился улыбаться, потом смеяться и гулить.

А Ильгет только и оставалось — кормить Эльма, млея от неземного наслаждения. Иногда только это наслаждение прокалывало острым ужасом. Она смотрела на бесконечно милое, нежное личико ребенка, и вдруг понимала, что вот это его блаженство — может не продлиться.

Все мертвые дети, убитые, которых ей приходилось видеть, вдруг всплывали в памяти, жгли ее. Ильгет сейчас чувствовала себя единым целым с малышом, она так хорошо понимала его, его мир был таким теплым и прекрасным, и даже малейшее неудобство — проснулся, а мамы рядом нет — казалось ему ужасом кромешным, и он громко плакал... Но мама и папа тут же появлялись, и мир вновь наполнялся блаженством. А что, если мама уже не появится?

Мысль о смерти ребенка, о мучительной смерти была невыносимой. Ильгет вдруг ощущала бесконечное отчаяние — ибо отчаяние ребенка бесконечно, ему нечем утешиться — непонимание, отчего это так, невыносимую душевную боль... Даже тогда, когда она сама корчилась под болеизлучателем, не понимая, за что и почему — тогда она не была настолько беззащитной. Она была взрослой, и так или иначе была готова к этому. Но смерть ребенка, муки ребенка...

Ну что ты, ведь он же будет жить на Квирине, уговаривала себя Ильгет. К тому времени, как он подвергнется хоть какой-то опасности, он станет взрослым уже. На Квирине ему ничто не грозит...

Если ДС удержит сагонов, если они не нападут вскоре.

Как хорошо жить на Квирине, веря, что это — незыблемая крепость!

Боец ДС в это уже не верит, он понимает, что мир и счастье держатся порой на волоске.

Раньше такого не было, Ильгет казалось, что это — предчувствие, интуиция, что вот именно этому ребенку предстоит что-то страшное. Но возможно, она просто слишком много пережила и увидела... Нельзя доверять предчувствиям, тем более — таким.

И еще Ильгет испытывала грусть, когда вдруг думала, что кормит малыша в последний раз. Почему так? Ей 35 лет, еще могут быть дети. Но — вдруг их больше не будет? Почему-то казалось, что да, не будет больше. Значит, вот это в последний раз в жизни она испытывает такое счастье.

Ну знаешь, голубушка, говорила себе Ильгет, думала ли ты когда-нибудь, что у тебя вообще будет ребенок!? И вот пожалуйста, родила уже третьего, а всего их пять, прекрасных, умных, здоровых детей.

Да нет, грех жаловаться на судьбу! Просто легкая грусть — все когда-нибудь бывает в последний раз...

Эльма окрестили очень рано, и крестными снова стали Иост и Иволга — кто же еще? Весь отряд собрался на праздник по этому поводу, даже принципиально неверующий Ойланг, к которому теперь присоединился Венис. Ойланг говорил, похлопывая его по плечу.

— Ну вот, друг, составим оппозицию, наконец, этим религиозным фанатикам! По крайней мере, я не один трезвомыслящий человек в этом отряде.

— Любопытно, — сказал Арнис, услышав это, — ведь во всем квиринском обществе христиане составляют не более 20 процентов! Это включая тех, кто лишь числит себя таковыми. А вот в ДС...

— Ну, это для нас вполне естественно, — сказала Иволга, усмехнувшись про себя. Ильгет посмотрела на нее — она-то знала, при каких условиях произошло обращение Иволги.

— Остается лишь удивляться, что не все мы еще — такие фанатики, — добавила Иволга.

Однако трезвомыслящие охотно отпраздновали вместе с «религиозными мракобесами» день крещения Эльма.

Да и вообще отряд частенько теперь собирался. Чаще всего как раз после воскресной службы (Ойли и Вениса приглашали отдельно). Новые акции пока не грозили, и просто приятно было провести вместе время. Покататься верхом в лесу, погулять в Бетрисанде, на пляж сходить. Некоторые члены отряда отправлялись в Космос, потом возвращались. Иволга вдруг решила снова поработать спасателем — ей скучновато было сидеть на земле, дети уже выросли — и к осени ушла в патруль. Вместе с Ойлангом — с кем же еще, ведь всегда лучше работать с бойцом ДС. Айэла стала ходить в рейсы на трейлере — бортинженером, как раньше. Остальные работали здесь, на Квирине. Гэсс по-прежнему — в ближнем космосе, на оборонных кольцах. А вот его жена Мари снова улетела в патруль в качестве спасателя.

Венис всерьез занялся своим образованием под началом Сириэлы... Сириэла теперь посещала все отрядные сборища, и ясно было, что с Венисом ее объединяет нечто большее, чем врачебная деятельность. Марцелл продолжал заниматься биофизикой, и в августе отправился на межпланетный симпозиум на Артикс.

Иост вскоре вступил в орден Святого Петроса, и теперь осваивал новую жизнь, которая нравилась ему все больше. Он переселился в монашеское общежитие, неподалеку от храма Святого Петроса, оставив себе лишь право при необходимости уходить в Космос — и заниматься подготовкой к акциям ДС. Среди «мирских монахов» Святого Петроса таких, как он, было много. Имя он себе оставил прежнее, благо, оно было библейским — в честь святого Иоста, мужа Пресвятой Девы.