— Рефлексируешь ты много, Арнис, вот что, — с горечью сказала Иволга. Все замолчали. А может, подумал Арнис, она права, и я действительно слишком много значения придаю... разным вещам... а чего дергаться — ну убийца... ну захватчик.

К этому можно равнодушно относиться — либо отупев во вседозволенности, просто заранее разрешив себе все, считая себя безгрешным...

Либо не сомневаясь в своем долге.

Интересно — откуда эта уверенность у Иволги?

У Иль, видимо, понятно, откуда — как ни странно, от меня. Ведь мы единое целое, и я решаю... она это признала. Она просто решила, что я буду хорошим при любом раскладе. Мне бы ее уверенность...

Впрочем, не мне судить ни Иволгу, ни Иль. Мне о себе надо думать. Хорошо еще, что сомнения никогда, ни разу не помешали мне в бою, в работе.

— Арнис, а тебе не хочется посетить... места боевой славы? — спросила Ильгет. Он скривился.

Проклятая фабрика... если бы там можно было встретить Искэйро, Рина, Медаро, Дарвага. Нет, ничего не хочется вспоминать. Противно. И как Иль тащил по этой дороге... нет.

— Что-то не очень, — пробормотал он.

— Там теперь котлован сплошной, — заметила Иволга, — бои были сильные... скал, и тех не осталось. Там сейчас экологи работают, восстанавливают почву и так далее.

— Я бы хотел с килийцами встретиться, — признался Арнис, — только где их теперь найдешь? Лайана большая... У меня всего-то несколько человек друзей, я даже не представляю, где они могут быть.

— Да, это, видимо, нереально, — согласилась Иволга.

Искэйро... хорошо бы. Лицо его — как сейчас перед глазами. Впрочем, Антленара тоже... И других. Длинные смуглые, словно выточенные лица, синие молнии на щеках. Знак зрелости. У Дарвага не было этого знака, он считался ребенком, хотя только что успел пройти посвящение, когда его взяли в плен. Дарваг переживал, видимо, из-за этого. Дай Бог, в которого они не верили, дай Бог, чтобы они дошли благополучно до своей земли, и чтобы Дарваг стал взрослым. Арнис много вспоминал своих друзей, и живых, и погибших, в молитвах.

— Кили, между прочим, враги гэла, — заметила Иволга, — набеги устраивали. Дикие же!

— Знаешь, — сказал Арнис, — килийцы мне... почти как вы. Я к ним так же отношусь. Ну все, на посадку заходим.

Арнис выбрал посадочный пятачок у реки. Ильгет радовалась этому — именно Агенор ей сейчас хотелось увидеть. А потом, может, и не будет времени выбраться, просто постоять у холодных синих текучих вод. Вспомнить лучшие, может быть, мгновения своей жизни.

Они двинулись вдоль реки, вдоль свисающих к воде серебристых ив. Собаки бежали чуть впереди, обнюхивая местность. Ильгет помнила, что здесь где-то должен стоять тот самый крест, выточенный Ганиксом — если еще не убрал кто-нибудь. Они его тогда хорошо вкопали, намертво. Потом ходили туда молиться. Неужели убрали? Она даже заволновалась. Вполне могли... Здесь такой бардак был после всего.

Крест сразу бросился ей в глаза, и она успокоилась — здесь он, на месте. Миновали поворот, солнце блеснуло из-за верхушек, Ильгет вдруг поняла, что ей до сих пор что-то казалось странным, и поняла — что именно. Все подножие креста было завалено округлыми серыми камнями, и теперь она видела, что на камнях лежат сплетенные шерстяные косички... много, очень много. Так хоронят у гэла. Но ведь здесь, под крестом, никто не лежит? У Иволги вырвалось какое-то восклицание, она побежала вперед. Остановилась перед крестом. Да. Ильгет видела тоже — на нем появились темные пятна. Внизу, у подножия, скрытого грудой камней. И на перекладинах — дырки, как раз в тех местах, где они должны были быть.

— Что это значит? — тихо спросил Арнис.

— Это могила, — мрачно ответила Иволга, — такие могилы у них... Обычай такой.

Они переглянулись.

— Пойдем дальше, — сказала Ильгет, — там посмотрим...

Их приняли радостно, так радостно, как только можно принять любимых друзей после долгой разлуки.

К Арнису отнеслись приветливо, а Иволгу с Ильгет Рида просто расцеловала и повисла на шее. Да и остальные были счастливы. Пришельцев тут же повели за стол. Столовая быстро наполнялась народом. Но знакомых-то почти и не было... Только Рида, Ганникс, Тисса, Риани. Зато много было новых лиц, община прилично выросла.

Теперь они жили в новом гемопластовом доме, в новом квартале — сюда постепенно переселялись желающие. В основном, неимущие, конечно. Городской совет распределял жилье бесплатно. Здесь был и электрический свет, и водопровод, словом — нормальное цивилизованное жилье, ну разве что в гэллийском архитектурном стиле. Вот и эта столовая — с закругленными стенами, казалось, обмазанными глиной, совершенно голыми, только Распятие под потолком. Грубый длинный деревянный стол и скамьи. Риани поставила несколько больших кувшинов с аганковым молоком.

— Ужин не готов еще, ведь вы не предупредили... Вот, угоститесь пока.

Ильгет невольно улыбалась. Так приятно было встретить старых друзей, неожиданно преобразившихся. Они и одевались теперь иначе. Вместо кот у всех — нормальные ботинки. Женщины, правда, в длинных платьях, наверное, для них пока немыслимо надеть штаны — да может, оно и к лучшему! Это не то благо цивилизации, которое непременно нужно навязывать. И говорили эти люди иначе. Наперебой рассказывали о своих делах... Да, община очень выросла.

— А вот это, Ильгет, посмотри — не узнаешь?

К ней подошел застенчиво улыбающийся подросток. Лицо смутно знакомое... но кто это? Вдруг Ильгет выпалила по наитию:

— Рени?

— Вы меня узнали, — удивленно ответил мальчик, — и я вас тоже очень хорошо помню.

— Ну как ножки — бегают теперь?

— Да, очень хорошо, — улыбаясь, сказал Рени, — и моя мама тоже в общине.

Арнис с любопытством посмотрел на мальчика — он знал эту историю с исцелением. Иволга рассказала. Ильгет отчего-то стеснялась этого, и никому не говорила, а когда Арнис об этом упомянул, сказала: «Ну а я-то при чем? Бог сделал что-то, а моя здесь какая заслуга? А если я начну рассказывать, то все подумают, что это я такая крутая... Ты же знаешь, что я не такая вовсе».

— Ну ладно, — сказала наконец Ильгет. Кружки с аганковым молоком — свежим — стояли перед ними, но никто еще даже не притронулся к пище, — а где же Эннори? Я по нему так соскучилась!

И после этих ее слов вокруг наступила тишина. Неловкая тишина. И по этой тишине бойцы ДС поняли все, так бывает, когда кто-то вдруг заговорит о погибшем.

— Что с ним случилось? — негромко спросила Иволга.

Агрену почти миновали бои. Все крупные сражения прошли вдалеке, в Кайсальских горах... и дэски, служители нового порядка, не нападали на город по-настоящему, лишь захватывали людей в окрестностях.

Но в одном Агрене не повезло — ее накрыла волна килийской «черной стрелы» — когда изгнанные дэсками со своих земель смуглокожие воины отправились на Ворракс, завоевать себе жизненное пространство.

Дэскам сопротивляться они не могли, могли только полечь до единого — против современного оружия никакая сила духа не поможет. Поэтому килийские воины отправились искать счастья на Ворракс, их нашествие, легшее полосой по землям гэла, было названо «черной стрелой».

Килийцы были в Агрене около полугода. Позже их вытеснили войска вновь сформированного имперского правительства. Как известно, часть воинов «черной стрелы» вернулась на родные земли, ныне освобожденные и принадлежащие им. Но основная масса их погибла, потому что килийцы не умеют проигрывать и сдаваться.

«Черная стрела» была вдохновлена, как теперь уже ясно, не только материальными причинами — килийцам объяснили (кто объяснил?), что корень их бед — в злых духах, Нинья Теннар, которым поклоняются гэла. И не так уж далеко было это объяснение от истины! Килийцы пришли в Агрену, чтобы уничтожить чужую веру — веру в Нинья Теннар.