Мне, скорее всего, нужно уничтожить эти записи, чтобы ты никогда не смогла прочитать их. Я не приходил бы сюда, чтобы наблюдать за тобой со стороны. Нет, я бы не стал делать этого, это все так неправильно. Но мне было приказано твоим отцом приходить сюда, я не могу противиться его воле. Кажется, что ему необходимо больше времени, чтобы принять мой отказ в качестве ответа. Поэтому моя работа сидеть в ресторане и наблюдать за тем, как ты играешь на пляже. Сейчас я чувствую себя отлично, я прилично набрался, и поэтому прошу извинения за мой неаккуратный почерк. Но принять чью-то дочь в качестве взятки, как оплату за мою работу... это больше, чем моя душа убийцы может принять.
Я не хочу тебя.
И я никогда не захочу тебя.
Номер Шесть.
Господи, я никак не ожидала такой неприязни по отношению ко мне. Я закрываю дневник, и счастливые мысли, которые роились в моей голове минуту назад, быстро улетучиваются. Он не хочет меня. Мое сердце начинает стучать быстрее, и я делаю глубокие вдохи, чтобы успокоиться. «Харпер, будь разумной», — вещает внутренний голос. Это все было много лет назад. Он же был таким молодым тогда, все могло перемениться.
Всего восемнадцать.
Ему было всего восемнадцать в тот год. Больше не ребенок. Но уже также и не неопытный убийца.
Я кладу дневник на диван и усаживаюсь поудобнее на восхитительных светло-зеленых диванных подушках. У него слабость к зеленому цвету. Дом снаружи тоже выкрашен в зеленый цвет. Я открываю дневник на четвертой записи. Мой день рождения три года спустя.
Дорогая Рыба-лев,
В который раз твой ненормальный отец заставляет меня наблюдать за детской возней. И опять ты играешь на пляже. А я сижу и размышляю, сколько людей умерло от моей руки в этом году. Десять. Еще десять человек добавилось к моему списку. А ты все такая же милая и забавная девочка со светлыми волосами. Сколько тебе сейчас? Девять? Мне сейчас девятнадцать. Я уже гребаный мужчина. Хочешь узнать, что я делал на свой прошлый день рождения? Попробуй догадаться.
В этом году я был приглашен на частный остров, который находится прямо напротив твоего. Твой отец оставил мне бинокль и настоял на том, чтобы я наблюдал за тобой целый день. Наши острова находились не так далеко друг от друга, и я слышал твой смех, когда они вынесли тебе торт.
И теперь я все также не могу отвести своего взгляда от тебя.
Но я не хочу тебя.
Никакое бесконечное количество твоих милых наивных улыбок не заставит меня полюбить тебя. Потому что ты не имеешь ничего общего с этой извращенной, неправильной жизнью, которой я живу.
Номер Шесть.
Мне приходится подавить желчь, которая исходит из моего желудка, когда заканчиваю читать.
Он же не мог этого чувствовать на протяжении всех этих лет. Ведь нет же?
Дорогая, Рыба-лев…
Дорогая, Рыба-лев…
Дорогая, Рыба-лев…
Дорогая, Рыба-лев...
Дорогая, Рыба-лев...
Дорогая, Рыба-лев...
Дорогая, Рыба-лев...
Прошло семь лет и каждая запись, слова в записи становились лишь все более наполненными ядом и презрением. Но последняя запись адресована не мне, она сделана не в мой день рождения. Она написана всего пару месяцев назад.
Дорогая Эмбер,
Позволь каждой частичке жизни, которой я наполняю твое имя, когда произношу его, быть доказательством моей любви к тебе.
Джеймс.
Я не знаю почему, но то, что он подписался под ее письмом своим именем Джеймс вместо Номер Шесть, ранит меня в самое сердце, даже больше, чем слова «люблю», обращенные к ней. Потому что эта Эмбер что-то значит для него. Больше чем я — это точно.
Он мне отвратителен. Особенно то, как он презрительно относится к моему возрасту, он упоминал это от письма к письму. Вероятно, он не мог и предположить, что когда-нибудь эти записи попадут в мои руки. Когда он мне говорил в Хантингтоне, что его совершенно не тревожит мой возраст, я знала, чувствовала, что он лгал. Ему никогда не нужна была я — невеста, которая была обузой. Но это все? Его даже не просто тревожил факт моего возраста.
Это почти… отвращение.
Я всего лишь Рыба-лев...
Что он и говорил мне в Хантингтоне. Просто привлекательная девочка с ядовитыми шипами, которые способны больно ранить. Ничего более.
Вот, как он видит меня. По-настоящему. И теперь я знаю, что он здесь по одной из двух причин: либо, чтобы отправить меня обратно к отцу, либо, чтобы оставить меня около себя, как простую игрушку для секса. И я не уверена, что мне нравятся обе эти идеи. Потому что у него ко мне нет искренних чувств, которые, к сожалению, есть у меня к нему.
Скорее всего, я его способ отомстить.
Я мысленно возвращаюсь к сообщению от Ника. Там было сказано, что мы скоро поговорим. Ник единственный, кому я доверяю. Не Джеймс. И к тому же Ник знает, где я нахожусь, поэтому мне ничего не угрожает. Ник бы не позволил мне остаться там, где мне могут причинить вред. Он всегда предоставляет мне инструкции, которым необходимо следовать. Поэтому, если он не дал мне инструкции, как мне следует убраться отсюда, значит, я должна остаться тут.
Я убираю маленький блокнот в свой карман. Я не хочу разговаривать об этом с Джеймсом. Вообще не хочу разговаривать с ним. Не желаю слушать его жалкие оправдания. Я не желаю слушать лживые обещания, которыми он готов напичкать меня, мне следует перестать быть такой покладистой. Я не желаю смотреть в его лицо, когда он будет мне лгать.
А он будет лгать. Наверное, я всегда знала в глубине души, что он лгал мне. Я всегда чувствовала это.
А когда он будет лгать в этот раз.....
Я тянусь и достаю пистолет из-за пояса шорт.
Я буду готова.
Глава 5
Джеймс
Я ненавижу этого ребенка.
Большую часть времени я нормально схожусь с детьми. Мне они даже нравятся. Если бы я не был киллером, и мои дети в будущем не могли достаться Организации, как я в свое время, у меня бы обязательно они были.
Но к этой девочке... у меня не было никаких чувств. И это ощущалось довольно странно, потому что еще пару часов назад я ощущал к ней жалость. Я купил ей одежду. Убрал листву из ее волос. Как будто мне было до нее дело или как будто меня трогала ее судьба, если судить по шкале, чуть больше нуля. Но уже нет. Все прошло.
Потому что она лжет.
Она лжет, и хотя я могу догадаться, в чем заключается ее ложь, я не люблю строить догадки. Мне нравится, когда все идет по плану. Поэтому меня очень разозлило ее вранье — и, к тому же, она выстрелила в меня стрелой. И по этому поводу я тоже зол.
— Гребаный ребенок.
— Вонючий убийца, — огрызается она в ответ.
— Ты ведешь себя словно тебе десять лет. Никаких матов.
— Четырнадцать.
— Ладно, двенадцать.
— Тринадцать.
Теперь она провоцировала меня специально, сидя в кресле напротив меня. Это всего пятиместный самолет, и она находится не так далеко от меня. Всего в паре шагов. Но пропасть ненависти и презрения между нами выглядит непреодолимой. Ее глаза распахнуты и заполнены беспокойством, ее тело напряжено и готово к нападению. И я совершенно не виню ее за это, потому что если бы мы были не на самолете, я бы душил ее до тех пор, пока бы она не рассказала мне каждый свой секрет. Но мне нужен Харрисон. У меня нет времени искать такого же опытного пилота, как он. Особенно с того момента, как Мерк занят.
— Почти на месте, народ! — кричит Харрисон из кабины.
«Просто сохраняй спокойствие, Тет. Просто будь спокоен, пока вы не останетесь один на один». Затем можно не думать о прошлых обещаниях. Я, возможно, еще не убивал маленьких девочек до этого, но все когда-нибудь происходит в первый раз. Я щелкаю костяшками.